Пророчество Романовых - Стив Берри

Закончив обед, они сидели за столом на кухне.

— Похоже, ваш отец был храбрый человек, — заметил Лорд.

— Бесконечно храбрый. Он принес императору присягу и до последних дней остался верен этой клятве.

Лорду хотелось узнать больше об Алексее и Анастасии.

— Они остались в живых? — спросил он. — Что с ними случилось?

— Нечто чудесное. Но сначала произошло нечто ужасное.

Колонна углублялась все дальше в лес. Дорога превратилась в ухабистую тропинку, раскисшую от дождей. Продвижение замедлилось. Наконец грузовик застрял между деревьями, и Юровский решил продолжать путь на одних подводах. Трупы переложили на импровизированные носилки из кусков брезента. До урочища Четырех братьев оставалось не больше сотни шагов, и Максимов помог нести носилки с телом царя.

— Укладывайте всех на землю, — приказал Юровский, когда они вышли на поляну.

— Я полагал, старший здесь я, — возразил Ермаков.

— Ты был старшим, — не допускающим возражений тоном ответил комендант.

Развели костер. Трупы стали раздевать, а одежду бросали в огонь. Около тридцати пьяных мужчин беспорядочно суетились, мешая друг другу. Но Максимов был рад общему смятению, это помогало скрыть пропажу двух тел.

— Бриллианты! — вдруг завопил кто-то.

— Коля, пошли со мной, — приказал Юровский, проталкиваясь сквозь собравшуюся толпу.

Все сгрудились вокруг трупа женщины. Человек из группы Ермакова снова обнаружил драгоценности, зашитые в корсаж платья. Сжимая в одной руке наган, Юровский другой выхватил у пьяного крупный бриллиант.

— Грабежа не будет. Каждый, кто попытается присвоить драгоценности, будет расстрелян. Если вы убьете меня, Уральский совет сурово накажет виновных. А теперь делайте, как я говорю. Раздевайте трупы, а все, что найдете, отдавайте мне.

— Чтобы ты оставил все это себе? — ехидно спросили из толпы.

— Эти драгоценности не мои и не ваши. Они принадлежат государству. Я передам все Уральскому совету. Такой у меня приказ.

— Пошел ты к такой-то матери, жид проклятый! — пробормотал кто-то.

В мерцающем свете костра Максимов увидел ярость, сверкнувшую в глазах Юровского. Он был достаточно знаком с прошлым этого человека и знал, что тот не любит, когда ему напоминают о его происхождении. Отец Юровского был стекольщик, мать — швея, и в семье у них было десять детей. Юровский рос в нищете и нужде. В партию большевиков он вступил после окончившейся неудачей революции 1905 года. За революционную деятельность его выслали из Екатеринбурга, но после Февральской революции он был избран в Уральский комитет и с тех пор выполнял все задания партии. Юровский больше не был евреем. Он стал верным большевиком. Человеком, в точности и беспрекословно выполнявшим любые приказы.

Первые лучи солнца осветили вершины тополей.

— Все свободны, — громко объявил Юровский. — Кроме тех, кто приехал со мной.

— Ты не посмеешь! — крикнул Ермаков.

— Или уходи по доброй воле, или я прикажу тебя расстрелять.

Щелкнули затворы винтовок, приклады уперлись в плечи. Четверо членов расстрельной команды немедленно откликнулись на зов коменданта. Остальные, похоже, поняли, что сопротивляться глупо. Может быть, они и смогли бы одолеть эту маленькую горстку людей, но Уральский совет не оставит предательство без наказания. Максимов нисколько не удивился, когда пьяная толпа, ругаясь, двинулась в обратный путь.

Когда Ермаков со своими людьми ушел, Юровский засунул наган за ремень.

— Заканчивайте раздевать трупы.

Максимов и двое других принялись за работу, а еще двое стояли на страже. Опознавать тела было уже трудно, за исключением императрицы — она даже мертвая выделялась возрастом и внушительными размерами. У Максимова в груди все переворачивалось от сострадания к этим людям, которым он когда-то служил.

Еще в двух платьях нашли спрятанные драгоценности. Самая неожиданная находка обнаружилась в одежде императрицы — жемчужное ожерелье, зашитое в подкладку нижнего белья.

— Трупов всего девять, — вдруг пробормотал Юровский. — Где цесаревич и еще одна женщина?

Все молчали.

— Негодяи! Грязные, вонючие мерзавцы! — выругался комендант. — Должно быть, они спрятали трупы по дороге сюда, надеясь найти что-нибудь ценное. Вероятно, как раз сейчас они их обыскивают.

Максимов в мыслях облегченно вздохнул.

— Что будем делать? — спросил охранник.

Юровский не колебался ни мгновения.

— Ничего, черт побери. Мы доложим, что девять трупов были сброшены в шахту, а два сожжены. Закончив здесь, мы постараемся их найти. Всем понятно?

Максимов сообразил, что никому из присутствующих, а тем более самому Юровскому не хочется докладывать об исчезновении двух тел. Никакие оправдания не спасут от гнева Уральского совета. Все молча согласились с комендантом.

Окровавленную одежду побросали в огонь, девять трупов уложили у черного квадратного отверстия в земле. Максимов заметил следы от корсажей на мертвых телах. На шеях у великих княгинь висели медальоны с портретами Распутина и молитвами. Вспомнив, какую красоту эти молодые женщины излучали при жизни, Максимов с грустью подумал, что после смерти ничего этого не осталось.

Один боец нагнулся к Александре Федоровне и потискал ей грудь.

Еще двое последовали его примеру.

— Теперь можно и помереть спокойно: я полапал императрицу, — объявил один, и все трое расхохотались.

Максимов смотрел на потрескивающее пламя, превращавшее материю в пепел.

— Сбрасывайте трупы вниз, — распорядился Юровский.

Первое тело подтащили к шахте и перевалили через край. Прошло несколько секунд, и из глубины донесся плеск.

Меньше чем через минуту все было кончено.

Василий Максимов шумно вдохнул и отпил из стакана маленький глоток водки.

— Потом Юровский сел на пень и позавтракал вареными яйцами. Два дня назад яйца привезли для цесаревича из женского монастыря, и Юровский распорядился обращаться с ними осторожно. Он прекрасно знал, что будет дальше. Набив брюхо, Юровский бросил в шахту несколько гранат, обваливая стены.

— Вы говорили, что произошло нечто чудесное, — напомнил Лорд.

Старик, смакуя, отпил еще глоток водки.

— Да, говорил.

Место захоронения покинули около десяти утра. Там был оставлен часовой, а Юровский поспешил доложить Уральскому совету о выполнении задания. К счастью, комендант не велел искать два пропавших тела.

Расстрельная команда получила приказ вернуться в город пешком, не привлекая внимания. Максимову это распоряжение показалось очень странным, учитывая, сколько человек участвовало в ночных событиях. Не могло быть и речи о том, что местонахождение захоронения сохранится в тайне, особенно если вспомнить взаимные оскорбления и соблазн найти драгоценности. Юровский особо подчеркнул, чтобы никто никому не рассказывал о случившемся, а вечером, как обычно, все должны явиться на службу в Ипатьевский дом.

Максимов сказал, что собирается возвращаться в город другим путем, чтобы по дороге проветрить голову. Вдалеке слышалась канонада. Товарищи предупредили Максимова, что белая армия всего в нескольких милях от Екатеринбурга, но он ответил, что ни один белый не пожелает встретиться с ним.

Максимов прождал еще добрых полчаса, прежде чем пуститься бегом по дороге, где ночью проезжал грузовик. При дневном свете он впервые хорошенько разглядел густой лес. Вскоре Максимов нашел будку железнодорожного обходчика, но не стал подходить к ней. Он сориентировался и вернулся к тому месту на дороге, где в грязь подкладывали доски.

Максимов огляделся по сторонам. Никого.

Он углубился в лес.

— Ваше высочество! Где вы? — громким шепотом спрашивал он. — Ваше высочество, это я, Николай. Я вернулся.

Тишина.

Максимов шел дальше, раздвигая колючие кусты.

— Алексей Николаевич, я вернулся. Подайте голос. У нас мало времени.

Ответом ему было лишь щебетание птиц.

Он остановился на полянке. Вокруг росли старые сосны. Одна, уступив времени, лежала на земле, вывороченные корни напоминали безжизненные руки и ноги — зрелище, которое, сознавал Максимов, ему не суждено забыть до конца своих дней. Какой позор! Кто эти демоны, называющие себя представителями народа? Неужели то, что они предлагают России, лучше зла, с которым они якобы борются? Разве такое возможно, если начало настолько чудовищное?

Большевики обычно казнили пленных, пуская им пулю в затылок. Почему здесь все было сделано так варварски? Быть может, расправа над невинными красноречиво говорила о характере новой власти? И зачем такая строжайшая секретность? Если Николай II действительно был врагом государства, почему бы не рассказать во весь голос о его казни? Ответ на последний вопрос был очевиден: никто и никогда не оправдает кровавое избиение женщин и детей.