Научи меня мечтать (СИ) - Совина Таня

То того, как я узнала, что Шеннон моя сестра, я думала, что она просто избалованная богачка, а сейчас я не знаю, что от нее ожидать. А Лорен оказалась не просто лучшей подругой Меган и бывшей любовницей Чарли, но и ревнивой стервой. Ели обе эти дряни споются и начнут строить козни, вряд ли я с ними справлюсь.

— Долго вы там пробудете, — уточняю я.

— Три-пять дней, — отвечает Чарли.

Как только приедем домой, попрошу Клэр присмотреться к Шеннон и Лорен.

* * *

Впервые мы с бабушкой встречали Рождество вдвоем. Маму не отпустили из больницы, но мы все равно заехали к ней днем и поздравили. Мне показалось, что ей становится лучше. По крайней мере выглядела она бодрее чем обычно.

Чарли улетает сегодня, и мне тоскливо, что мы ни разу не встретились с того дня как он привез нас с Клэр домой. Зато мы постоянно переписываемся. И чем больше, тем горячее становились сообщения.

Сегодня я проснулась от в шесть утра и больше не смогла уснуть. Потому что фотография сексуального босса в одном полотенце воскресила воспоминания нашей ночи.

Еле смогла позавтракать, все время краснея от картинок в голове. Не думала, что у меня такая развратная фантазия. Провожу несколько часов одна, чтобы бабушка не начала задавать лишних вопросов. Она и так посматривала на меня, будто догадывается о том, что со мной творится.

Плетусь на кухню, где бабуля колдует над обедом. Не успеваем толком поесть, как ее телефон начинает разрываться.

В душе зреет тревога, и накатывает паника. Кто может звонить в праздники. Бабушка берет трубку, и я прижимаюсь к ней, чтобы все слышать.

— Миссис Донован, — раздается отстраненный голос доктора Нимана, таким голосом не сообщают хорошие новости, — сегодня ночью у вашей дочери случился приступ. Все обошлось, но сейчас она в коме. Боюсь, что если мы не сделаем операцию в течении нескольких дней, то…

То она умрет, заканчиваю я. Оседаю на пол, слушать дальше бессмысленно. В голове кавардак из мыслей. Они мечутся как тараканы от света фонарика, но я не могу ухватиться ни за одну из них.

В глазах темнеет, дышать тяжело. Не могу я потерять еще одного дорогого человека. Бабушка все еще обсуждает что-то с врачом. Я не разбираю слов, но по пустому взгляду и бледному лицу понимаю, что все плохо.

Кое-как поднимаюсь и пошатываясь иду в спальню, хватаю телефон и набираю единственного человека, кто может помочь.

Чарли недоступен, наверное, еще в самолете. Нервно вышагиваю из угла в угол, снов и снова набирая номер, хотя и знаю, что бесполезно.

— Таша, — бабушка трясет меня за плечи, не первый раз зовя по имени, я даже не заметила, как она подошла, — собирайся. Поедем в больницу и поговорим с доктором с глазу на глаз.

— Нет, бабуль. Останься, обзванивай всех и проси денег, — наконец, хоть какая-то более-менее здравая мысль возникает в одурманенном паникой мозгу, — я поеду и все разузнаю. Может удастся уговорить врача на операцию с половиной суммы, а остальное отдать потом.

Сборы занимают пару минут. На метро нет времени, так что вызываю такси и мчусь вниз по лестнице. Пока жду машину курю одну за одной, пытаясь придумать решение. Еще несколько раз набираю Чарли — безрезультатно.

* * *

Из кабинета врача мне помогает выйти медсестра, потому что сама я не в силах стоять на ногах. Опускаюсь в мягкое кресло и даю волю слезам. Я плачу, тихо скуля и подвывая. До этого момента еще теплилась надежда, что все обойдется, что я, как всегда, найду способ выкрутиться.

Бабушка написала, что пока не нашла никого, кто смог бы помочь настолько крупной суммой в такое короткое время. А доктор Ниман наотрез отказался браться за операцию. Бездушная скотина.

Хотя зря я его так. Он не может переступить через руководство больницы. Да и такие как я к нему приходят постоянно. Просят, умоляют, требуют, возможно, угрожают.

Кое-как успокоившись, плетусь на улицу. Уговариваю себя, что скоро позвонит Чарли и все решится. Я знаю, он поможет.

Не обращая внимания на холод, иду, не разбирая дороги, пока не наталкиваюсь на крупного мужчину. Извиняюсь и хочу его обойти, но он удерживает меня за локоть. Поднимаю голову, встречаясь с пустыми темными глазами. Он похож на робота: огромный и безэмоциональный.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Мисс Донован, — произносит бесцветно, — с вами хотят поговорить.

Амбал кивает головой на стоящий рядом наглухо тонированный автомобиль. Не понимаю, кто мог на таком приехать, и кому я так срочно понадобилась. Единственная идея — Брэд Картер.

Вырываю локоть и хочу уйти, но робот оказывается на удивление проворным. Снова хватает меня и заталкивает в салон, не я даже пикнуть.

Когда я встречаюсь с глазами со своим навязанным собеседником, весь воздух покидает легкие. Лучше бы это был Картер.

46

Мне некомфортно под взглядом Эрика МакБрайера. Он равнодушно, но придирчиво сканирует мой внешний вид и слегка морщит нос.

Да, я не выгляжу как принцесса. Честно говоря, я даже на девушку сейчас мало похожа. Я выскочила от бабушки в первых попавшихся вещах, которые увидела в шкафу. Старые джинсы, ставшие мне коротки; выцветшая застиранная толстовка, которая когда-то была ярко-желтая, пальто нараспашку, растрепанный хвост на макушке. И как вишенка на торте распухшее лицо и красные глаза от слез.

Но тем не менее стараюсь держаться достойно: спина прямая, взгляд не отвожу. Мистер МакБрайер хмыкает на мою попытку выглядеть гордо и холодно произносит:

— Полагаю, ты знаешь кто я? — дождавшись моего кивка, он задает следующий вопрос. — Что твоя мать обо мне рассказывала?

— Ничего. До недавнего времени я и имени вашего не знала.

— Не думал, что ты лгунья. Ты ведь сразу меня узнала.

— Потому что в детстве нашла совместную фотографию. Мама подтвердила, что на снимке отец и больше никогда не упоминала. А я перестала спрашивать.

— Маленькая врунья, — зло выплевывает.

Я тоже начинаю злиться.

— Зачем вы задаете мне вопросы, если уже выбрали для себя правду?

— Зачем ты пыталась подружиться с Шеннон? — отвечает вопросом на вопрос.

— Никогда не хотела и не хочу с ней дружить.

У Эрика от гнева багровеет лицо, он открывает рот, чтобы высказать очередную гадость, но я бесцеремонно его перебиваю:

— Мистер МакБрайер, если вы вернулись из Вашингтона и приехали в Бронкс только для того, чтобы хамить и обвинять меня в том, что я не делала, то вы выбрали не то время. Я ухожу.

Дергаю ручку, но двери заблокированы. Смотрю в холодные глаза, приподнимая бровь. Как же она меня бесит. У меня есть дела поважнее, чем выслушивать чушь от донора спермы.

— Сиди и слушай! — рявкает МакБрайер. — Сейчас ты едешь к себе, собираешь необходимые вещи и навсегда исчезаешь из города.

Из меня вырывается нервный смешок, перерастающий в истерический хохот.

— Какого черта я должна это делать?

— Потому что я вылечу твою мать, только на таких условиях.

Истерика резко прекращается, и шестеренки в голове начинают крутиться с бешенной скоростью. Согласие уже готово сорваться с губ, но вместо этого я спрашиваю:

— Что значит «исчезаешь из города»?

— Ты переедешь, сменишь имя и не сможешь общаться ни с кем из знакомых в Нью-Йорке.

— Как вы себе это представляете? Бабушка с ума сойдет, если я просто уеду в неизвестном направлении, ничего не сообщив.

— Ты уже делала так раньше.

Какая осведомленность.

— Не удивляйся, я все о тебе знаю, — насмешливо говорит МакБрайер.

Бред какой-то. Я же не коробка со старыми вещами, которую можно затолкать в дальний угол кладовой и забыть. Все будут волноваться: бабушка, мама, Клэр, Чарли.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он пока не звонил, но уверена скоро даст о себе знать. Тогда я попрошу его мне помочь. Нужно только потерпеть немного. В крайнем случае, придумаю что-нибудь еще. Я не покину город и людей, которых люблю.

— Если надеешься на Лукаса Монтгомери, — врывается в мои мысли ехидный голос Эрика, — то зря. Его пособия еле хватает, чтобы содержать семью, а вывести деньги из компании без разрешения твоей прабабки он не сможет. Старуха совсем выжила из ума и никогда не позволит ему это сделать, даже если на кону будет стоять жизнь ее собственных детей.