Последнее дело императрицы - Мария Чурсина

Эйрин тяжело сглотнула, но взгляда не отвела.

- Пойми, я не могу тебя потерять. Я не переживу, если тебя потеряю.

Этель говорила, а внутри слова вздыбливались горячей волной. Объяснить то, что, по её мнению, и так очевидно, как? Какие слова выбрать, чтобы стёрлась с лица Эйрин кривая недоверчивая усмешка?

- Это потому что Риана нет, — произнесла та тихо, как будто сама испугалась вольности сказанных слов.

- Риан умер, — подтвердила Этель и отступила, чтобы снова заняться готовкой. — Не вижу причин для ревности.

Деревянная рукоять ножа, колечки лука на разделочной доске. "Риан умер". Новая дрожь в пальцах от воспоминаний — к демонам её, к демонам!

И глоток новой надежды вместе с луковым запахом.

Убийца Сайорана написал кровью на стене: "Вы все ответите за то, что совершили". Он мстил, конечно, но кому понадобилось мстить молодому лорду хаоса?

И ещё одно: Этель узнала о смерти сына, просто услышав голоса солдат за дверью камеры. Но точно так же остальные проглотили ложь о том, что умерла Орлана, когда она бежала из столицы, запутывая следы, чтобы по ним не пустили Хршасских волков.

Нож соскользнул и стукнул по доске, и Этель вздрогнула. Риан мог быть жив.

- Мама, — несмело протянула Эйрин, — столько всего случилось за эти два года. Утром я наговорила лишнего. Давай вечером ты мне всё расскажешь, а я — тебе? А? Я хочу знать. Мне надо знать.

- Хорошо, милая.

Этель продолжала свои дела, как воздушный змей, ниточку которого отпустили, а он всё летит, летит, хоть солнце давно выбелило все краски на нём, хоть края обглодали ветер и дождь, хоть птицы пугают криками и шорохом крыльев.

Они долго молчали, потом вода закипела, и пригодилась соль, которая стояла в жестяной баночке поодаль. Эйрин болтала ногой, смотрела в окно. В дверь чуть слышно постучались.

Этель вздрогнула, и просыпала щепотку соли на пол. Она и забыла, как закрывали дверь. За узорчатым стеклом оказалась Савия, а перед ней на полу стояло ведро колодезной воды с плавающим в ней жёлтым листиком.

- Вот, — сказала она, улыбаясь. — А суп же будет, да? Если надо, я ещё воды принесу.

Слежку Этель заметила, когда уже почти добралась до имения Сайорана. На центральных улицах Морейна горели шары белого пламени, и светло было так, что она могла бы рассмотреть каждый камень мостовой в подробностях. Этель и сама себе не смогла бы объяснить, что её насторожило. Может, мельтешение теней в переулках. Или шорох шагов за спиной показался вдруг знакомым.

Некоторое время она шла, с трудом заставляя себя оставаться спокойной, не оборачиваться, не бросится прочь. Но, как назло, горло тут же пересохло, и боль в груди поднялась с новой силой, от которой на мгновение потемнело в глазах. Этель пришлось остановиться, чтобы перетерпеть боль и унять головокружение. И в ту секунду, когда осознание происходящего вернулась, она услышала, как затихли шаги за её спиной.

Этель обернулась. Мужчина, который остановился на углу улицы, тоже окинул её беглым взглядом, вынул из кармана куртки небольшой бесцветный кристалл и подбросил его на ладони. Будто ждал знакомого, а знакомый очень уж задерживался.

Мужчина ничем не отличался от остальных горожан, праздно шатающихся вечерами по центру города. Его лицо скрылось в тени дерева — шар белого пламени томно покачивался справа.

"Показалось", — мелькнула спасительная надежда.

Этель снова зажмурилась, тяжело сглотнула. Боль искоркой непотушенного костра осталась жить внутри, но уже не доводила до темноты перед глазами. Осталось только поправить сбившуюся набок застёжку плаща и идти дальше: Грит не особенно любила ждать.

Напоследок Этель ещё раз обернулась. Мужчина стоял вполоборота к ней, нетерпеливо притопывая. Холодный ветер, кажется, пробирался даже сквозь куртку. Руку он сунул в карман, и голову втянул, а ветер всё равно шевелил длинные — до плеч — волосы. На оголившемся запястье Этель разглядела браслет — цепь из грубоватых металлических звеньев. Блики белого пламени прыгнули в лужу, потом на пряжку сапога.

Она развернулась и, надвинув посильнее капюшон на лицо, быстро зашагала к имению.

Этель не опоздала, она явилась как раз вовремя. Когда охранник, звеня цепью, открывал ей кованые ворота, кровавые точки на запястье начало покалывать. В доме оказалось неожиданно светло. Прошлую ночь, да и позапрошлую, Этель преодолевала ступеньки лестниц и коридорные пролёты в полумраке, довольствуясь единственным огненным шаром, а то и вовсе — маленьким оранжевым огоньком. Сейчас же окна первого этажа сияли так, что не мгновение ей почудился пожар.

Шары белого огня висели гроздьями в углах первой залы, а на лестнице чуть покачивались от сквозняка. Этель впервые рассмотрела рисунки на стенах — чудные переплетения ветвей, трав и лилий — раньше всё это казалось ей невнятными, полустёртыми фигурами. А ковры были вовсе не чёрного цвета, а зелёного, как майская трава.

Топот на верхних этажах застиг Этель, когда она ещё не дошла до лестницы. Инстинктивно отступив в сторону — в тень под лестницей — она не ошиблась. Вскоре заскрипели ступени.

- Где её нашли? — послышался властный голос.

Ответа Этель не разобрала.

- Север? Ты уже принёс жертвы демонам? Если и это не она, я тебя точно им отдам. Сожрать не сожрут, они тухлятиной не питаются, так хоть раздавят.

Ступени заскрипели совсем близко. В ярком свете подлетевших огненных шаров Этель увидела обладателя властного голоса: поношенная военная форма и плащ, у самого края забрызганный грязью. Она узнала его.

Следом за генералом спустились трое солдат и Шекел — он зыркнул в темноту единственным здоровым глазом, словно ощутил присутствие Этель, и ей почудилось, он увидел её и всё понял. По спине на тонких лапках пробежался холодок, но через мгновение капитан уже шагал к двери следом за Маартеном.

Этель перевела дыхание, только когда генерал и его приспешники скрылись в светло-серой Морейнской ночи. Она бездумно повторяла про себя последние услышанные слова Маартера. Повторяла и никак не могла вникнуть в их смысл.

"Север, север, если это не она. Она. Да кто эта она?"

Едва переставляя онемевшие ноги, Этель поднялась на второй этаж и уже без подсказок нашла нужную комнату. На самом пороге Этель наткнулась на враждебный взгляд Грит и на гробовое молчание, как на упавшее поперёк дороги бревно. Если остальные плакальщицы всегда вели себя, как серые безголосые тени, то Грит не упускала возможности ввернуть пару замечаний. От них Этель не вспыхивала и не покрывалась корочкой льда, но произнесённые слова всегда приводили её в реальность. Молчание же давило.