Лента Мёбиуса, или Ничего кроме правды. Устный дневник женщины без претензий - Светлана Васильевна Петрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коричневая форма с чёрным фартуком, туфли на низком каблуке, никаких причёсок, стрижек, только косички «корзиночкой» или «бубликами», у кого волосы погуще, носили одну толстую косу, что у плохо кормленных послевоенных детей встречалось редко. О макияже тогда не слыхивали, и самые смелые старшеклассницы пудрили нос тайком, прячась в гардеробе, который назывался вешалкой. Утренние «линейки», пионерские слёты, комсомольские собрания. Пропущенный урок требовал подтверждения законности от родителей, которые были обязаны читать замечания классного руководителя и еженедельно расписываться в дневнике. Кстати, мама тайком заглядывала и в мой личный дневник, заметив это, я стала специально писать всякую чушь, она продолжала читать, как ни в чём не бывало.
Строгость воспитания девочек не отменяла влюблённости и неуклюжих мальчишеских ухаживаний. Первое желание нравиться накрыло меня горячим туманом в пятом классе. В средине учебного года директриса привела нового ученика – усыновлённого сироту из Белоруссии, и посадила за парту позади меня. При забывчивости на имена, имя этого мальчика, как позже имена всех мужчин, с которыми у меня завязывались хоть какие-то отношения, я запомнила на всю жизнь – Рома Скалэный. С чёрным чубом и ярко синими глазами в густых ресницах – за всю жизнь ни у кого такой синевы не видела – он ходил вразвалочку, как матрос по палубе, и носил портфель, перебросив через плечо за спину. Во время уроков дёргал меня за косички и развязывал ленты. Я краснела и задерживала дыхание, внешне выражая полное равнодушие к такому вниманию, однако потуже затягивала пояс и разглаживала руками складки платья на груди, чтобы стали заметнее набухающие железы. Откуда я знала, что это привлекательно? Ведь тогда темы пола не звучали с киноэкрана, а тем более на школьных уроках, не было секс-шопов и пропаганды контрацептивов. Своё брала природа.
Нетерпение чувств выражалось в записочках, которые запихивали внутрь «вставочек». Встречаясь в назначенное время, как правило на большой перемене, мы стояли где-нибудь у окна и молчали. Пробегали любопытные одноклассники, дразня «тили-тили тестом», но нас это не смущало, смущало то странное возбуждение, которое мы испытывали, не понимая, что в нас бродит и чего хотим.
Зимой, после уроков я и Рома в полной тьме, прорезаемой лишь светом из окон, катались на портфелях по обледенелой сопке, на которой стояла школа. Мимо с гиканьем пролетали другие мальчишки и девчонки, нас это как будто не касалось. Достигнув подножия горки, мы долго лежали рядом, глядя на высокие звёзды, а если повезёт, на зелёно-малиновые переливы северного сияния. Однажды, падая в сугроб, мы оказались в объятьях друг друга. Его лицо, запорошённое снегом, приблизилось, и мокрые губы ткнулись мне в щёку.
– Дурак, – выпалила я и стукнула его портфелем по голове.
Больше Рома не дёргал меня за косы, а переменки я проводила с подружками. Потом прошёл слух, что он уезжает. Вот прямо завтра! Целый час после уроков я простояла возле школы, и все знали, кого жду. Наплевать. Один мальчишка даже крикнул: «В школе его нет!», а я всё равно ждала, дав себе слово, что поцелую на прощание. Но Рома так и не пришёл. Мне показалось, что за углом ближайшего дома мелькнула знакомая тень. Возможно, он видел меня и подобное «отмщение» вполне его удовлетворило.
Естественное влечение подростков обернулось неясными терзаниями. Где-нибудь в африканском племени, живущим относительно первобытно, где половые реакции знакомы детям с младенчества и не заморочены многочисленными табу, наверное, не существует самоубийств от неразделённой любви. Цивилизация извратила человеческую природу. У нас так давно функционирует ветвистая мораль, что мы уже не в состоянии оценить – плоха она или хороша.
Через год школы разделили на мужские и женские, что только обострило интерес учащихся разного пола друг к другу. Встречались на катке, на танцах, что устраивались по малейшим поводам. Там уже дозволялись обжимания во время популярного фокстрота и поцелуи в тёмных пустых классах. Иногда, возмущённые педагоги как приговор выплёвывали слово «любовь» – о сексе не знали даже взрослые, а девушки, выходя замуж, приносили мужу в качестве обязательного подарка девственность.
В том неразвращённом времени была своя прелесть. Милый XX век, самая серединка!
Теперь принято считать, что это страшная эпоха. А я думаю – не хуже других. Всегда были войны, эпидемии, землетрясения, бунты, нищета простого народа. Нужно только набраться терпения, чтобы посмотреть издалека. Сидя внутри своего времени ничего не разглядеть.
26 июля.
На ежегодном заключительном школьном балу, в июне, когда в Заполярье ночью можно читать при солнечном свете, курсанты Мореходного училища – самые завидные местные кавалеры, лучшие из которых будут ходить в вожделенную «загранку», – крутили в танце хорошеньких и бойких девиц.
У меня за спиной восемь классов, но успехом у сверстников я не пользуюсь и подпираю стенку, пытаясь замаскировать обиду выражением брезгливой независимости. На мне новое платье из красной шерсти, вышитое ёлочным стеклярусом, его сработала закутанная в старые платки тётка с больными толстыми ногами, её по мере надобности мама выписывала из Ленинграда, и она жила у нас месяц, обшивая на трофейной ножной машинке Vfaff всю семью.
Так я стояла в своей дорогой одёжке, ещё не зная, что красный цвет мне не к лицу, и никто не обращал на нас с платьем внимания. Заиграли вальс, а вальса я не любила из-за слабого вестибулярного аппарата, как вдруг меня крепко схватил за руку высокий спортивный десятиклассник Боря Полуботко и, не спрашивая, потащил в круг. К счастью, объявили танго, потом па-де-катр – в моде были бальные изыски. Мы продолжали танцевать, а по окончании вечера гуляли по улицам, перешли через железную дорогу и спустились в гавань, где в призрачном свете ночного солнца, в сонной тишине густо стояли рыболовецкие корабли, плавучие краны и буксиры.
Прежде я видала Бориса лишь на катке – краснощёкий, быстрый, с клюшкой в руках, он не вызывал у меня никаких эмоций, тем более я понятия не имела, что нравлюсь ему. В общем, далеко заполночь, первый в жизни кавалер проводил меня домой и в подъезде, став на два ступеньки ниже, чтобы сравняться ростом, поцеловал. Поцелуй тоже был у меня первым. Долгожданный и загадочный: что можно
