Та сторона времени - Евгений Дембский

Я подошел к принтеру и с радостью увидел, что Богг все же оставил след своей ночной работы. Немного, но, может быть, найдется хоть что-то. Вытащив лист бумаги, я спрятал его в карман, затем прошелся по квартире и убрал все, что могло бы свидетельствовать о моем пребывании здесь — вторую тарелку и чашку. Содержимое пепельницы с моими окурками я выбросил в мусоросжигатель. Дым из монитора начал щипать глаза. Я собрал сумку и снова окинул взглядом квартиру. Вспомнив о вазоне в прихожей, я перешагнул через вытянутую руку Сандерса и поставил его на место, протерев полотенцем. Наконец, уже в клубах дыма, я вынул Сола из кресла и уложил на пол. Это не имело особого смысла — в обоих стреляли сзади, но с грехом пополам какую-нибудь подходящую историю сочинить было можно. Вытерев пистолет, я сунул его в руку Сола, затем осторожно приоткрыл дверь и, не видя никого в коридоре, вышел из квартиры. Когда дверь уже закрывалась за мной, я успел заметить маленькие язычки пламени на задней стенке монитора. Я вытер платком ручку и на цыпочках спустился вниз. Было все так же тихо. Без лишнего шума я выбрался на улицу и пошел в ту сторону, куда указывали фары автомобиля с двумя мертвыми телами на передних сиденьях. За несколько минут я добрался до Штеттнер-штрассе и пошел по ней налево в сторону оживленной Тегернзеер Ланд-штрассе. На всякий случай я шел пешком полчаса, затем остановил такси и велел отвезти меня на уже знакомый мне вокзал. Без каких-либо проблем купив билет до Нюрнберга, я со знанием дела использовал сорок минут до отхода поезда, после чего позвонил Юргену.

— У меня нет для вас хороших новостей, — сказал я, когда он подошел к телефону.

— Кто говорит?

— Ваши родственники заболели, и притом тяжело, — продолжал я. — Подхватили вирус от одного приезжего. Он заразил и нашего знакомого, да и сам свалился. Мне очень жаль.

— Понимаю. Э-э… — заикнулся он.

— Я уезжаю. Спасибо за помощь. — Я повесил трубку.

Сев в поезд, я достал распечатку с компа Сола и бегло проглядел ряды букв и цифр — «writeln», «read», «enter», «if x», «until», «case» и скобки, апострофы, черточки, запятые… Я стиснул зубы, пытаясь найти во всем этом что-либо, что смог бы понять — найти было просто необходимо. Везти распечатку с собой я не мог, а доверить ее почте боялся. Помогая себе пальцем, я читал текст строка за строкой и впервые в жизни жалел, что до сих пор пользовался компом словно кофеваркой, не вникая глубже в его суть. За четыре строки до конца распечатки в одной из пар скобок я нашел нечто, от чего аж подпрыгнул на сиденье. Нитла! Я не знал, что это значит, но помнил, что слышал это слово из уст Голдлифа. Я лихорадочно пробежал текст до конца, но, хотя инструкция «else» предполагала продолжение, на бумаге его не было. Пуля, убившая Сола, уничтожила и экран, содержавший, возможно, следующие слова, зашифрованные Шнайдером. Позвав проводника, я попросил конверт, а когда он его принес, упаковал в него распечатку и адресовал Клоду до востребования. Существовал шанс, что хороший программист, имеющий в распоряжении мощный компьютер, решит проблему до конца. Я закурил, пытаясь заглушить злость — ведь Сол мог оставить и другие, более ценные указания, а я их не искал. Пожар же окончательно затрет все следы. Осталась лишь «нитла». Слово это не вызывало у меня никаких ассоциаций, оно не имело смысла без других данных. Я решил, что, даже если придется сдвинуть Скалистые горы, я узнаю этот смысл. А потом… Потом… Потом я побеседую с властелином времени Мозредом Голдлифом.

Если бы мне когда-нибудь пришлось всерьез задуматься над собой, я наверняка пришел бы к выводу, что жизнь моя основана на постоянных уступках чему-либо и периодических попытках борьбы с этими самыми уступками. Я уступаю тяге к алкоголю, влечению к женщинам и собственной интуиции. Последовательность меняется, что лишь разнообразит мою жизнь.

Бар на борту лайнера «Люфтганзы» полностью удовлетворил мои потребности. Стюардесса была изящной и с безупречными формами, но почему-то она ассоциировалась у меня со столь же изящными и совершенными очертаниями холодильника «Вайгалла». Каждый раз, когда она улыбалась мне, у меня возникало желание вынуть из стакана один лишний в данный момент кубик льда. Интуиция сработала в рукаве, соединявшем борт ТУ-226 — самого безопасного самолета в мире — с залом терминала. Я присел в кресло у стенки и выкурил три сигареты, сосредоточенно прислушиваясь к собственному внутреннему голосу. В результате я решил отправиться к себе домой, вместо того чтобы — как я планировал еще несколькими десятками минут раньше — мчаться к своим помощникам. Вновь воспользовавшись услугами агентства Пинкертона, я велел проверить стоящую в бездействии в гараже «химеру» и контору, а сам пока зашел в кафетерий выпить кофе, оказавшийся, как всегда здесь, отвратительным.

Час спустя я вышел из такси, подошел к гаражу и выслушал доклад одного из чистильщиков. У него было больше зубов, чем волос, но я все равно удивился тому, что он успел лишиться их естественным образом, а не из-за взрыва какой-нибудь из разыскиваемых бомб. Моя машина была чиста. Дважды проверив, что экран, сигнализирующий о наивысшей степени готовности, не лжет, я поехал в контору, где меня ждал аналогичный доклад. Сев за стол, я выкурил трубку, что делаю чаще всего для того, чтобы заглушить царящий в помещении сухой неприятный запах, затем включил автоответчик и через несколько секунд остолбенел, услышав голос Ариадны Вуд: «Прошу связаться со мной в течение ближайших трех часов. Я буду в галерее Рупи Мохапти на Лемингтон-авеню. Если вы не можете сегодня, то позднее моя просьба станет неактуальной. До свидания».

Я быстро проверил дату. Она звонила два дня назад, то есть ее просьба стала неактуальной. Других записей я не нашел. Отхлебнув из непочатой бутылки «шенли», я потянулся к трубке. Какое-то время мне пришлось вспоминать, как включается модулятор голоса. В конце концов с помощью компа я включил его и соединился с квартирой Вудов. Отдавая себе отчет в том, что мой собеседник слышит не мой голос, но приятное женское контральто, я быстро сказал:

— Говорит Патти Энок. Ариадна дома?

На том конце провода кто-то громко судорожно вздохнул. Потом последовал ряд странных звуков, и наконец я услышал:

— Вы ничего не знаете?

— А что я должна знать? Я час назад вернулась из Мексики. Что-то случилось?

— Поза… — всхлипнула собеседница. — Позавчера… о боже… взорвался газ в уличном распределителе… полночи ее спасали в больнице…

Только с третьей попытки мне удалось положить трубку на место. Я глубоко вздохнул, пытаясь сокрушить ледяной корсет, который внезапно ощутил на себе. Я видел пальцы рук, беспорядочно барабанившие по столу, чувствовал сжимающийся словно после дозы перитина желудок, не ощущал собственных ног и не мог двигать глазами. Не знаю, как долго это продолжалось. В конце концов я обрел власть над своим телом настолько, что сумел встать и пнул корзину для бумаг, произнеся несколько десятков ругательств в собственный адрес. Вызвав на экран компа новости, я прочитал информацию о взрыве газа, о гибели Ариадны Вуд и тяжелых ожогах, которые получили еще четверо. Явный несчастный случай. В этом не было ни тени сомнения, вернее, ее не было ни у кого, кроме меня. Это со мной Ариадна разговаривала за два дня до трагедии и хотела просить меня о… О чем? Охрану она отвергла, впрочем, мне все равно пришлось бы направить ее к Пинкертону. Фотографий у меня не было…