Розовый бриллиант. Очерки уголовного мира царской России - Аркадий Францевич Кошко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я наметил себе линию ближайшего поведения. Я был уверен, что, явясь вторично к Р., я в канцелярских книгах его обнаружу какую-либо путаницу с денежными ассигновками, так как ведь из его же серии был взят бланк для поддельного документа. Бойцов от всего, конечно, отопрется, и что же будет дальше?
Тут меня осенила мысль: необходимо будет опять использовать знакомство, вернее, встречу Бойцова с Леонтьевым.
Я приказал агентам, следящим за Бойцовым, не прибегать к осторожности, но умышленно дать последнему заметить их слежку за собой, что в точности и было ими исполнено.
Начиненный этими сведениями, я с судебным следователем явился к господину Р. Он принял нас так же сухо, но противиться осмотру делопроизводства на сей раз не мог. Осмотрев в канцелярии книгу ассигновок, я нашел в ней, в числе корешков уже использованных бланков, и носящий нужный нам номер, т. е. первоначальный, восстановленный фотографически в подложной ассигновке. Однако на этом корешке значились совершенно другое имя, дело и сумма не в 300, а в 10 тысяч рублей. Стало очевидным, что корешок в книге был для видимости заполнен выдуманным текстом, а ассигновка и ее талон пошли на мошенническую подделку с целью получения 300 тысяч.
Сообщив господину Р. о результатах осмотра его книг, мы ввергли его в великое смущение и недоумение. Куда девался его аррогантный тон? Он вдруг сделался до приторности любезным, сбегал лично за стулом и принялся слащаво меня упрашивать сесть. Очевидно, «либеральные принципы» уступили место соображениям шкурного характера.
– Я должен буду арестовать вашего Бойцова, – сказал я ему.
– Что вы, что вы, г. Кошко?! Неужели же вы заподозриваете этого честного и развитого малого? Он уж больше года у меня служит, и я не могу нахвалиться им.
– Вы можете хвалиться им сколько вам угодно; но я имею точные сведения, что ваш «честный» Бойцов – чистейший мошенник, обделывающий свои делишки, часто прикрываясь вашим именем.
Да, наконец, и на корешке вашей книги почерк именно Бойцова.
– Что же, вам виднее, г. Кошко. Делайте как хотите! Пожалуйста, не стесняйтесь! – сказал господин Р. с обворожительной улыбкой.
Вернувшись снова в его канцелярию, я обратился к Бойцову.
Этот тип был лет 35, с крайне наглым лицом и тем характерным выражением на нем, что присуще часто русским недоучкам, превратившим свою голову в свалочное место полупрочитанных и наполовину понятых брошюр, памфлетов и прокламаций.
– Одевайтесь, Бойцов. Вы арестованы! – сказал я ему.
– Это же по какому праву? – запальчиво ответил он.
– Да без всякого права, а просто арестованы, да и только!
– Нет, вы извольте сказать, на основании какой такой статьи уголовного уложения 1903 года?
– Вы уголовное уложение бросьте! Я – начальник сыскной полиции, подозреваю вас в крупном мошенничестве, а потому нахожу нужным арестовать вас. Поняли?
– Это чистый произвол, бюрократические замашки, вопиющее насилие!
Я велел позвать двух городовых, и Бойцов был препровожден в сыскную полицию. Здесь он продолжал держать себя так же вызывающе и дерзко: отрицая всякую вину, возмущаясь незаконным якобы арестом и требуя немедленно лист бумаги для подачи жалобы прокурору.
– Вам какой лист: большой или маленький? – спросил я иронически.
– Все равно! – ответил он сухо.
– Прокурору вы пишите, – это ваше право. Но, быть может, вы вспомните, куда ушла ассигновка, вашим почерком выписанная на корешке, в сумме 10 тысяч рублей? Представьте, какая странность, – в губернском казначействе такого номера ассигновки не предъявляли.
Но эта улика не смутила нахала.
– Разве я могу помнить все ассигновки? Да, наконец, если и вышла путаница, ошибка, – нельзя же за это сажать людей под замок!
Продержав безрезультатно Бойцова сутки, я снова призвал к себе того же Леонтьева.
– Придется, видимо, Леонтьев, вам сесть на пару дней.
– Что же, господин начальник, дело известное, – не впервой!
– Да, но на этот раз вам придется вести себя крайне тонко.
Бойцов – стреляная птица, малейшая шероховатость – и дело испорчено!
– Постараюсь, г. начальник!
– Вот что. Я думаю, вам лучше всего накинуться на него с руганью и упреками, обвиняя его в вашем аресте. Сошлитесь на недавнюю встречу в трактире и на слежку, что была, очевидно, установлена за ним и встречаемыми им приятелями. Поняли?
– Так точно, понял!
Леонтьев разыграл свою роль превосходно. Из слов подслушивавших агентов и из его позднейшего доклада картина представлялась таковой. Леонтьев, посаженный в камеру и завидя в ней Бойцова, с места в карьер на него набросился и принялся ругательски ругаться:
– Сволочь ты этакая! Будь тебе неладно! И тоже из-за всякой скотины страдай! Только что наладилось с местом, так – на тебе, теперь из-за эдакого г… лишаться всего! Отвечал бы сам за свои паскудства, а то честных людей втравливаешь, анафема этакая!
Огорошенный Бойцов принялся не то оправдываться, не то успокаивать расходившегося коллегу по несчастью:
– Да ты что орешь зря? Я-то тут при чем?
– При чем?! – злобно передразнил Леонтьев. – А при том, что раз за собой знаешь грех, так не подходи на улице к людям!
Чай, не маленький, – знаешь, что шпики следят за тобой, чертова твоя голова!
– Вот чудак-человек! И греха за мной нет, да и о слежке ничего не знаю!
– Да, теперь рассказывай! Пой Лазаря! Поди, хапнул хорошенько, а то и убил кого! Не зна-а-а-л!..
Поругавшись еще с добрый час, утомленный Леонтьев заснул.
Прошло два дня. На третий Леонтьев, отпросясь «до ветру», явился ко мне в кабинет.
– Ну, как дела? – спросил я его.
– Трудно пришлось, господин начальник! Два дня крепился подлец, да, наконец, уверовал в меня. И вот только часа три назад просил о следующем: «Тебя, – говорит, – наверное, скоро освободят, так не откажи, пожалуйста, сходить к моей тетке. Старуха живет в кухарках у помощника ректора университета. Скажи ей, что если ее потребуют в полицию, так чтоб она не говорила о том, что я ей племянник и навещал ее недавно. А за твою услугу я дам тебе адрес моего хорошего приятеля и записку к нему, по которой он выдаст тебе 25