Последний рубеж - Алексей Крупнов

это самый простой и быстрый способ, — слукавил Ярослав, откровенно уходя от никому не нужных обязательств. — Мы уже актуализируем документацию от наших израильских коллег. У нас будет доступ к вашей инфраструктуре. Мы вас не оставим, Егор. Потом, в договоре фигурирует сервисное обслуживание, и если случатся проблемы, то мы их обязаны будем решить. И сделаем это удаленно.

— Идет, Ярослав, — сверкнув глазами, согласился Литман и снова шлепнул ладонью по договору.

Петр Андреевич, удовлетворенный итогами беседы, важно развалился в кресле. Недовольными остались двое — Олег и Егор, те, кто привык работать в настоящем смысле этого слова. И если первый превозмогал себя, уже осознавая всю суть стремительных переговоров, то второй, хлопая невинными глазами, по-видимому, находился в полной прострации. В любом случае, слушать их никто не собирался.

В плотном автомобильном потоке мерседес медленно, но верно двигался в сторону Бобруйской улицы. Был конец рабочей недели: кто-то ехал домой, кто-то за город, а кто-то, наоборот, степенно прогуливался, наслаждаясь прекрасной погодой. Жизнь текла своим чередом — жизнь обычных людей в не самом обычном постсоветском регионе. На улицах все еще висела устаревшая агитация к плебисциту, ничто не говорило о предстоящих воскресных выборах — но напоминал о себе Ринат Ахметов. «Счастливый Донбасс в единой Украине» — его слова выстрелили с билборда, словно пушка. Умная игра местного патрона, пытающегося усидеть на многих стульях и сдержать истощение активов. Повстанцам было не до билбордов, как, впрочем, и горожанам, уставшим от политической возни.

Наконец черный седан свернул в безлюдный двор обшарпанной хрущевки. Олег, не двигаясь, смотрел в окно.

— Выходи, земляк! Твоя остановка! — объявил Борис и, как обычно, засмеялся. — Вещи-то из гостиницы все забрали?

— Да что нам, только подпоясаться, — вздохнул Олег и стал выгружаться из машины.

— Ладно, давайте, хлопцы, до воскресенья. В аэропорт с вами пораньше стартанем, денек беспокойный будет! — прокричал ему вслед мужчина.

Олег медленно шел к подъезду, осматриваясь. Вероятно, в мыслях он выкладывал мозаику безвозвратно ушедшего детства. Входная дверь была лишена привычных москвичу атрибутов — домофона и камеры, но при этом имела изысканную роспись с использованием всего богатства русского языка. Олег еще раз окинул взглядом двор и едва понятно пробормотал:

— Вот здесь, Славик, в Буденовке…

В нос ударил аромат старого дома, требующего капитального ремонта. Конечно, в подъезде пахло сыростью, но вместе с тем это был запах истории, жизни поколений, череды радостей и печалей. Повеяло пятилетками, коммуналками и судьбами «пролетарского элемента Донбасса». И конечно же, историей двух разбитых семей Коваль.

На последнем этаже у распахнутой настежь двери стояла невысокая полноватая рыжеволосая женщина лет пятидесяти. Уперев руки в боки, в домашнем халате с засученными по локоть рукавами она выглядела довольно сурово. Но внешность оказалась обманчива, и ее мягкий голос развеял первое впечатление:

— Ну здравствуй, Олежка! Сто лет тебя не видела. И не узнать в костюме! Такой серьезный!

Она ласково обняла его.

— Елы-палы, как в прошлую жизнь вернулся, теть Люд, — смущенно ответил тот, выбираясь из объятий тетки. — Знакомься, это Ярослав, он же Слава. Наш мозг и мой давний товарищ. А это, Славик, моя тетя — Людмила Анатольевна. Можно просто тетя Люда.

Людмила с любопытством принялась изучать незнакомого гостя.

— Очень приятно. Ну что же вы стоите? Давайте, давайте, разувайтесь и прямиком в комнату! Ох, Олежка, хоть сказал бы мне, что так скоро. А вдруг бы в магазин ушла? Вы уж простите меня, что я в таком виде. Антошка вечером придет, все бегает, не набегается никак. Последнее время как с цепи сорвался. Что за дела у него там? Точно невесту от меня прячет, паршивец.

Много говорить по делу и не по делу, вероятно, считалось тут обычным. Людмила Анатольевна оказалась очень активной женщиной и вскоре сбежала к своим хлопотам, оставив гостей одних. Их малогабаритная трешка с неплохим ремонтом была плотно обставлена старомодными гарнитурами. Среди массы старых книг и изобилия праздничной посуды на полках стояли сувениры и фотографии. На одном из черно-белых фото позировали двое крепких мужчин: они стояли в обнимку на улице города, а вдалеке за домами дымили трубы какого-то предприятия. Один из мужчин, интеллигентного вида, был одет в белую рубашку с идеально повязанным старомодным галстуком, второй сверкал майорскими звездочками, и оба были очень похожи. Олег внимательно рассматривал своего молодого отца и дядю, тех, что как будто по предварительному сговору так скоропостижно ушли из жизни. Но тут раздался дверной звонок. Тетя Люда, примерявшая праздничный наряд, словно ураган, выскочила в коридор.

— Неужели Антошка? Вы меня, ребята, с ума сведете! Я и к столу-то не все приготовила.

На пороге стоял молодой человек среднего роста и очень плотного телосложения. Он был коротко подстрижен, недорогой бежевый костюм туго облегал тело.

— Привет, мамуль, — он обнял и поцеловал женщину.

— Здравствуй, сынок. А вот и Олег со своим другом, — указала тетя Люда на выглядывающих из комнаты гостей. — А я, представляешь, смотрю — машина красивая подъехала! Ну, думаю, точно Олежка. Гляжу — он, не он? Присмотрелась — точно он! — засмеялась тетя Люда. — Ну ты, Антош, там командуй. Стол в комнате готовь, скоро накрывать будем.

Тетя Люда снова скрылась на кухне. Олег и Антон неловко рассматривали друг друга. Оба чувствовали себя явно не в своей тарелке — они неестественно улыбались, смущаясь и не находя нужных слов. Со стороны это выглядело забавно. Пользуясь преимуществом в возрасте, Олег заговорил первым:

— Ну ты, Антоха, и здоров стал! — воскликнул он. — Копия отца! Спортзал посещаешь?

— Стараюсь, когда время есть. Университет, работа, дел невпроворот. А ты как президент, Олег. Уж точно посолидней наших власть имущих будешь, — улыбнулся Антон.

Они обнялись, и солидный Олег, будто ребенок, утонул в руках крепкого детины.

За скромным праздничным столом с бокалами домашнего вина тетя Люда долго и эмоционально расспрашивала Олега о его нынешней жизни, а большой семейный фотоальбом в черно-белых тонах помогал восстанавливать прошлое. Антон оказался общителен, и в свои двадцать шесть он вполне походил на зрелого состоявшегося мужчину манерами и суждениями. Он был аспирантом, экономистом Донецкого национального университета, а вся их семья принадлежала к местной интеллигенции. Покойный дядя Сережа был доцентом того же университета, той же кафедры, где учился Антон, тетя Люда работала учителем географии и классным руководителем в той же школе, которую заканчивали ее дети и где когда-то учился Олег, и старший брат Антона Игорь, который сейчас весьма небезуспешно трудился где-то в Канаде, тоже заканчивал Донецкий национальный университет.

— Над чем, Антон, сейчас работаешь? — деловито спросил Ярослав.

— Да ничего