Повелитель четверга. Записки эмигранта - Игорь Генрихович Шестков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Игорек испытал потрясение… какое мы все испытываем, когда наши фантазии и мечты внезапно материализуются.
Жадно смотрел на лучезарное голубое небо Юкатана, на ступенчатые пирамиды, на рельефы и колонны, на толпу пестро одетых краснокожих, на оживающие на его глазах огромные каменные головы создателя вселенной бога-змея Кукулькана.
Несколько полуголых жрецов в роскошных головных уборах подскочили к внезапно появившемуся из ничего чужаку, раздели его и связали. Растянули несчастного Игорька на пахнущем кровью и блевотиной покатом деревянном столе. Монотонно запели незнакомый Игорьку гимн. Вспороли ему живот обсидиановым ножом и неловко вырезали сердце. Положили дымящееся сердце на жертвенный алтарь – каменную человеческую фигуру, пристально смотрящую в сторону, с подносом для сердец на животе.
– Как все это странно и жутко, – подумал Игорек и умер.
Когда на следующий день в подвал спустился Мишенька, зал был как всегда пуст.
Приключения Мишеньки в подземелье к счастью не получили подобного трагического завершения. Наоборот, Мишенька в конце своего посещения зала испытал нечто вроде катарсиса.
Он бродил по освещенному магическим сиреневым светом залу минут пять, и ничего не происходило. Хотел было уже вернуться на проходную и заварить чай.
Неожиданно оказался на бескрайнем поле, заросшем неизвестными ему цветами. Белыми, розовыми, красными и фиолетовыми. Запах их был похож на запах левкоев.
– Браво, браво, – неизвестно кому сказал Мишенька и сел прямо на цветы.
Зал ответил на это появлением двух пожилых женщин, шагающих по цветочному полю на ходулях. Мишенька узнал умершую год назад бабушку и ее сестру, вспомнил вкус пирогов с яйцами и капустой, которые они пекли к семейным торжествам. Сердце его сжалось и заболело от тоски. Негромко, прерывистым голосом позвал их, но они не откликнулись на его зов. Встал и побежал к ним. Но угнаться за ними так и не смог, потерял дыхание и упал. Отдышался, проклиная так и не вылеченную советскими врачами бронхиальную астму, встал, вытер слезы… и только тогда заметил, что цветочное поле исчезло, и что стоит он на бетонном перроне. Ждет поезда. И смотрит на неизвестный ему урбанистический ландшафт европейского города.
Вместе с ним на перроне ожидали поезда другие люди. Все они почему-то были глубокими стариками. Лысыми, сгорбленными, уродливыми, с слуховыми аппаратами в огромных ушах. Некоторые опирались скрюченными подагрическими руками на трости, другие – на костыли. Все старики, и болезненно худые и толстые, обрюзгшие, пялились на стоящую тут же полуголую девицу, рыжую, в шикарной шляпе и с глубоким декольте, не скрывающем роскошную грудь.
– Что тут такое, смотрины? – спросил Мишенька стоящего рядом с ним старика в голубом костюме. Брюки его держали выглядывающие из-под пиджака розовые подтяжки. Старик потянул за подтяжки, хлопнул ими, а затем презрительно посмотрел на Мишеньку, закашлялся, харкнул на рельсы и показал толстым указательным пальцем на подъезжающий поезд.
– Вам туда, вам тут не место. Уезжайте, уезжайте скорее. Если он вас увидит, пощады не ждите.
– О ком вы говорите?
Тут старик скорчил ужасную гримасу и громко обратился к остальным старикам на перроне: «Ха-ха, молодой человек из мира рептилий не знает, кто “он". Вы когда-нибудь слышали что-либо подобное? Какая наивность, доходящая до наглости и пренебрежения законами нашего отечества! Чему их там учат, в их так называемых школах? Сбрасывать кожу? Позор, позор и бледная немощь».
Остальные старики на перроне перестали пялиться на полуобнаженную девицу и уставились на Мишеньку. Возмущенно трясли головами, кашляли и шумно харкали на рельсы.
Подошел поезд. Мишенька быстро вошел в вагон. Никто из стариков за ним не последовал. Девица тоже осталась на перроне. На прощание она помахала Мишеньке пластмассовой ручкой с зелеными ногтями на розовых пальцах. Только теперь Мишенька догадался, что она была не живым человеком, а манекеном-автоматом. Поезд тронулся.
Вагон, в котором ехал Мишенька, был почти пустым. На другом его конце компания примитивных роботов, сделанных каким-то умельцем из старинной кухонной утвари, резалась в дурака. Роботы на появление Мишеньки никак не реагировали.
Мишенька уселся на мягкое, удобное сиденье. Смотрел в окно. Всегда это любил.
– Нам тут не место. Почему? Что-то мы всегда делаем не так. Всегда… Из мира рептилий… Похоже.
Поезд остановился. Двери открылись автоматически.
В вагон ввалилась толпа, состоящая из женщин среднего возраста. Круглолицые, простоволосые, почти без бровей… полные, худые, грудастые, плоские… они мгновенно заполнили вагон своими телами. Мишеньку они прижали к стене вагона так, что он не мог двинуться… не мог и рта раскрыть. А вопящих роботов безжалостно выкинули в окошко. Мишенька видел, как они падали на гравий и разлетались на части.
От женщин несло дешевыми духами, луком, вареным картофелем и потом.
На следующей остановке – о чудо – все они из вагона вышли. Оставив после себя только запахи, духоту и отвращение к жизни в душе мизантропа.
А Мишенька мгновенно перенесся из своего вагона то ли в сарай, то ли в средневековый крестьянский дом где-то в Шотландии или Дании. Протер глаза, поморгал, пощипал себя за подбородок.
Видение не пропадало…
В средних размеров комнате под дырявой покатой крышей танцевали мужчины и женщины, одетые в короткие рубахи без рукавов. Музицировал сам дьявол. С рогами и копытами. В короне. Бешено дудел в свою волынку. Мордой он почему-то напоминал императора Нерона. Перед дьяволом стоял комод, очевидно выполняющий функцию алтаря. На нем лежали мертвые грудные дети, листья и плоды белладонны, сушеные мухоморы и какие-то подозрительные кости.
Освещали комнату черные свечи, находящиеся в руках у покойников, лежащих в поставленных вертикально гробах. На поперечных балках крыши висели повешенные. С горящими свечками в руках. На алтаре горела толстая синяя свеча в форме мужского полового органа.
Особенно рьяно отплясывали: дед с огромной бородой, явно страдающий приапизмом, его блондинистая подруга лет сорока, смахивающая на Аниту Экберг, старая ведьма с открытой черной грудью, прыгающей как два мячика, и ее партнер – болезненно худой лекарь в кипе. Из-под его рубашки вылезал длинный темный хвост.
Все четверо перестали танцевать, когда увидели неожиданно появившегося перед ними Мишеньку. Обступили его, обмениваясь удивленными взглядами и восклицаниями. Остальные продолжили пляски.
Для начала они, хохоча, сорвали с Мишенки одежду. Потом закрутили его как юлу. Дождались, когда он придет в себя, расцеловали и помазали ему плечи, лоб и губы какой-то зловонной мазью. После чего подвели к дьяволу и жестами объяснили, что он должен поцеловать нечистого в анус.
Дьявол поднял и раздвинул свои ослиные ноги.
