Юнги с Урала - Алексей Леонтьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
24 августа корабли прорыва под прикрытием торпедных катеров и авиации флота вошли в Килийское гирло Дуная и, подавляя сопротивление противника, начали движение вверх по реке. Преодолев огневое противодействие врага, корабли флотилии заняли города Вилково, Килия, Тулча и ряд других населенных пунктов. И опять я, принимая эти радостные сообщения, переживал, что, как и в ходе боев на Черном море, не был в это время на боевых кораблях, а лишь держал с ними связь.
Здесь, в Одессе, я узнал, что в частях и на кораблях Черноморского флота сражается много других юнг, с которыми я учился на Соловках. Одним из них был Саша Пошляков.
Рулевой со «Шквала»
Боевое крещение Саша принял, когда «Шквал» сопровождал транспорт, следовавший из Батуми в Туапсе. Их корабль держал с нашей батареей, стоявшей в Туапсе, связь. А я и не знал, что принимаю сообщения с корабля, на котором идет мой сослуживец. Подводная лодка фашистов выследила конвой, в составе которого шел «Шквал». Белый след торпеды уже приближался к кораблю. Не теряя ни секунды, командир приказал пзые-нить курс. Сторожевик начал выполнять противолодочный зигзаг. Стоя у штурвала, Саша чувствовал, как корабль уходит от опасности. Торпеда через некоторое время дошла до берега, и воздух потряс взрыв. Но опасность не миновала. На обратном пути в нескольких кабельтовых сигнальщики обнаружили перископ. Немецкая лодка, оказывается, от своего намерения потопить сторожевой корабль не отказалась.
Командир, дав полный ход, приказал юнге направить корабль в сторону подлодки. С кормы посыпались глубинные бомбы. Через некоторое время на поверхности моря были обнаружены отдельные предметы и большие пятна солярки. Значит, бомбы легли в цель.
За отличные боевые действия в ходе этой операции Саша был награжден орденом Красной Звезды.
В конвое
Во время дислокации нашей батареи в Туапсе в здешний порт часто заходил быстроходный тральщик «Щит», на котором служил мой однокашник по роте радистов Жора Бриллиантов.
В июне 1944 года «Щит» был поставлен на неделю в Туапсе на предупредительный ремонт. Командир дивизиона свой командный пункт перевел на «морской охотник». Взял туда и Жору.
В один из этих дней поступил приказ выйти в море. Вели два танкера из Туапсе, где они только что заполнились горючим. В походе моряков, как обычно, сопровождал самолет. Поначалу все было спокойно. Но вот Жора принимает с одного из катеров сообщение: акустик обнаружил шум винтов подводной лодки. Полученную радиограмму юнга тут же передает командиру. Заметили вражескую подводную лодку и летчики, начали указывать цель ракетами.
Бриллиантов, выполняя приказ командира дивизиона, передает по конвою распоряжение: «Боевая тревога! Катерам глубинными бомбами уничтожить лодку! Танкерам— противолодочными зигзагами следовать по курсу!»
Катера один за другим идут в атаку. Сбрасываемые ими серии больших и малых глубинных бомб поднимают громадные столбы воды.
Подлодка врага была уничтожена. Командир конвоя через радиста поздравляет всех с успехом. Жора передает по рации: «Отбой боевой тревоги! Боевая готовность номер 1».
За эту операцию Жора Бриллиантов был награжден медалью Ушакова. Другие боевые действия юнги отмечены орденом Отечественной войны I степени и болгарской медалью «Отечественна война 1944—45 гг.».
Страх можно победить
Бывало, доставалось и нам. Однажды стою на посту,. Укрытия никакого. Неожиданно со стороны Румынии из-за подрумяненных утренним солнышком облаков вынырнули немецкие самолеты. Кренясь на крыло, они направились в сторону наших батарей. При подлете от самолетов одна за другой отделились несколько сверкающих на солнце черных точек. Увеличиваясь в размерах, они неслись прямо в сторону батареи.
— Ложись! — издалека донеслась команда дежурного по батарее.
Ошалело бросаюсь в ближайшие кусты. Кажется, будто там и есть самое безопасное место. Тотчас неподалеку раздался страшной силы грохот. Уши заложило. Потом все стало тихо. Самолеты развернулись, сделали новый заход. Опять распластываюсь. Снова рядом, теперь уже с другой стороны, грохот. На этот раз ближе. В приклад автомата впивается осколок. Отлетевшая от него маленькая щепочка бьет мне в лицо. Силой взрывной волны меня отбрасывает в сторону. Кубарем качусь под уклон, з сторону порта.
Опять разворачиваются. Опять бомбят. Когда только этот ад кончится?
Кончился! Оказалось, длился он не так уж и долго. Судя по отбившим склянкам, с начала налета не прошло и получаса.
Отряхнувшись от пыли, чувствую страшный стыд за то, что у всей батареи на виду пережил отвратительный ужас. Но, как выяснилось позже, моего позора никто не видел. Матросам, разбежавшимся по своим постам, было не до того. Каждый выполнял свои обязанности, предусмотренные инструкцией.
После налета кто-то из старослужащих спрашивает:
— Страшно было?
Уши тут же загорелись страшным жаром. Вслед за этим, чувствую, покраснело лицо. Когда стыдно, у меня всегда так.
— Да, — признаюсь.
— Сказал бы «нет» — не поверил бы. Но не тужи, в той или иной мере на первых порах это чувство испытывают все. Важно другое. Необходимо научиться подавлять его в себе, добиться, чтобы оно не мешало выполнять свой долг. Страх ведь тоже можно победить!
Товарищи нашли в моей шинели осколок, смеются: *В рубашке родился».
Постепенно в городе установилась нормальная тыловая жизнь. Батарея готовится к передислокации. Представилась возможность сходить в городскую баню. В часть возвращаемся по знаменитой Дерибасовской улице. Гремит матросская песня:
Споемте, друзья, ведь завтра в поход,
Уйдем в предрассветный туман...
Неожиданно в районе оперного театра с одного из верхних этажей дома строй прошивает автоматная очередь. Несколько человек ранено. Вот тебе и тыловой город... Уяснил еще одну истину: затаившийся враг не менее, а, пожалуй, даже более опасен, чем явный.
На другой день после этого случая многие из батарейцев, в том числе я, были откомандированы на Дунайскую флотилию. Многих распределили по кораблям, я же попал в 1-й район службы наблюдения и связи (СНпС), Если бы учитывалось желание, я обязательно попросился бы на корабли Керченской бригады, где служили мои давние друзья Гурьев, Чернышев и Решетняк. Но наши мнения в расчет не принимались.
Корабли Дунайской флотилии уже пересекли государственную границу с Румынией, с боями поднимались вверх по Дунаю, а я опять оказался в тылу. Но и в этой обстановке радистам и связистам было не очень спокойно. В части постоянно не хватало людей, и нам приходилось заменять выбывавших из строя радистов кораблей, выходить на исправление телефонных линий, нести караульную службу.
В последний день декабря 1944 года я оказался на линии.
На линии
Мы уже готовились к встрече Нового года. Сделали уборку, приготовили «наркомовские», раздобыли елку, которая свободно уместилась на нашем обеденном столе, и приступили к ее украшению. В качестве игрушек использовалось немудреное матросское имущество: пуговицы со звездочками и якорями, патронные гильзы от разных видов оружия, бляхи от поясных ремней, радиолампы, конденсаторы, сопротивления и другие радиодетали. Чего-чего, а этого добра у нас было в достатке, Я со своим дружком по фамилии Собина колдовал над гирляндой миниатюрных, раскрашенных нашими руками лампочек, которые должны были украсить не только елку, но и весь по-военному оборудованный красный уголок.
Стрелки часов показывали уже 23.00.
— Братва, готовь стол! — приказал старшина и для проверки связи взялся крутить ручку полевого телефонного аппарата.
— Волна! Волна! Волна!
Трубка молчала.
Наступила напряженная тишина.
Четко тикали оставшиеся от старых владельцев дома ходики. В окна стучались ветер и снег.
На соседнем столике зазуммерил другой аппарат.
— Слушаю, — сказал старшина. — Есть!
И, положив трубку, тут же отдал распоряжение:
— На участке обрыв. Задерживается важная правительственная передача. Собина, Леонтьев — на линию!
...Взбесившийся ветер швырял в лицо колючий снег, слепил глаза. Наклонившись вперед, мы шли ему навстречу. Острый луч фонарика Собины скользил по обледенелым проводам, которые гудели, как струны. Линия евяэн тянулась вверх по каменистому уклону. Дорога стала круче, ветер сильнее. Иной раз приходилось ползти, цепляясь за острые камни, вмерзшие в грунт. Снежный вихрь затруднял дыхание. Иногда казалось, что карабкаться дальше уже нет сил. Но в ушах сквозь завывание и свист метели слышался твердый голос старшины: «Задерживается важная правительственная передача... > И мы упорно двигались вперед.
Бот линия пошла вдоль какого-то глубокого оврага. Здесь было тише, но зато малейшая неосторожность грозила смертью. Ползли, хватаясь за камни. В рукавицы набился снег. Мерзли руки.
