Ложный герой - Марина Серова

– Чего же он ночью не мог на дачу к Адочке забраться? – удивился Егор Иванович. – Зачем столько дней ждать?

– Вот и следователь ему тот же вопрос задал, – сообщил Михеич. – Мог, говорит, но рисковать не хотел. Сумма больно большая. А я вот думаю, что перестраховщик наш грабитель. Трусоват от природы, вот как я это объясняю. Только наверняка действовать может. А ночью его на участке застукать могли. Так или иначе, а несколько дней долговязый на дачу носа не казал. А когда Аделаида Семеновна уехала, он понял, что дружок его не жилец уже. Конец его – вопрос времени. И тут в уголовнике благородство взыграло. Не смог, говорит, друга в одиночестве умирать бросить. Дождаться решил, пока тот помрет, а уж потом в Рязань махнуть.

– Вот загнул! – снова подал реплику Егор Иванович. – То ночью к одинокой женщине на участок залезть боялся, а то шкуру свою ради покойника подставить рискнул. Несостыковочка, гражданин полицейский.

– Думаю, эту сказочку долговязый сочинил исключительно в своих целях уже после того, как был арестован. Авторитет в зоне заработать хочет. Вот, мол, не оставил дружбана. До конца с ним пробыл, рискуя быть пойманным. На зоне ему за это почет и уважуха полагается. А как на самом деле было, этого мы уже никогда не узнаем. Единственный человек, который мог просветить нас на этот счет, скончался, – выдвинул свое предположение Михеич. – Ну, это дело десятое. Главное, что мы его поймали, ювелирные украшения владельцу вернули, и Аделаида Семеновна домой вернуться смогла. Вот такая вот история.

Гости еще немного посидели, делясь впечатлениями от услышанного, а потом начали расходиться. Мы с Михеичем принялись помогать хозяйке наводить порядок на веранде. Вероника упорхнула, сославшись на то, что ей нужно с Валентиной Николаевной кое-что обсудить. Никто, кроме самой Валентины Николаевны, не возражал, а ее мнение Веронику почему-то не волновало. Беспардонная личность, отозвалась о ней Аделаида Семеновна. В этом я с ней была полностью согласна. Когда гости разошлись, Аделаида Семеновна задала вопрос, который мучил ее на протяжении всего вечера.

– Я вот все думаю, неужели Гвоздкову снова все с рук сойдет? Неужели он будет продолжать работать в органах и сажать в тюрьму ни в чем не повинных людей? – с обидой в голосе проговорила она.

– Э, нет. На этот раз Гвоздков сильно подставился. Пулю подменил. Осмотр места преступления не произвел. Факты подтасовал. А дело-то резонансным оказалось. И в главке его на особый контроль поставили. Скажу вам по секрету, я слышал, что Гвоздкову предложили два варианта на выбор. Либо заявление по собственному желанию, либо внутреннее разбирательство по всем эпизодам за последние десять лет. Как думаете, что он выберет? – лукаво прищурившись, спросил Михеич.

– Если не дурак, то уволится, – предположила Аделаида Семеновна.

– Вот и он так решил. И помощник его тем же путем пошел. Еще раньше своего начальника заявление накатал. Так что ни о Гвоздкове, ни о Паше Лютом мы больше не услышим, – победно провозгласил Михеич.

– А вот это действительно хорошая новость, – обрадовалась Аделаида Семеновна. – А то я спать спокойно не смогла бы, все думала бы, кого еще этот негодяй в тюрьму упечет. А все вам спасибо, Татьяна. Если бы не ваше вмешательство, даже не знаю, что со мной было бы.

– Пустяки. В этом и заключается моя работа, – скромно произнесла я, хотя похвала Аделаиды Семеновны была мне приятна. – Меня больше другой вопрос волнует. Где следователь настоящую пулю взял? Ту, которую из тела покойника извлекли. Насколько я помню, Гвоздков договорился с патологоанатомом, и вместе они заменили ее на пулю из пистолета мужа Аделаиды Семеновны. А ты сказал, что баллисты идентифицировали эту улику, как выпущенную из оружия охранника Жоры. Как такое возможно?

– О, это отдельная история. Без давления здесь не обошлось. Следователю нужно было добиться признания патологоанатома. Тот сначала артачился, а потом запел, да как запел! Заявил, что сделал это под давлением Гвоздкова. И пулю следователю преподнес на блюдечке с голубой каемочкой. Он ее припрятал для страховки. Гвоздкову он не особо доверял.

– И его уволили, – предположила Аделаида Семеновна.

– Оставили. Специалисты такого уровня на дороге не валяются, – заявил Михеич. – А Гвоздкову из сотрудников полиции мало кто может отказать. А уж если визитом Паши Лютого просьба подкреплена, так и подавно.

– Простили, значит? Ну, может и к лучшему, – произнесла хозяйка и, потеряв к этой теме интерес, обратилась ко мне: – Чем теперь собираетесь заняться? После такого отдыха вам двойной отпуск полагается. Оставайтесь в Мячкове. Я вас у себя поселю. Не нужно будет целыми днями слушать трескотню Вероники. У нас в Подмосковье самый лучший отдых. Тишина. Покой. Благодать.

– О, нет. Хватит с меня вашего тихого подмосковного отдыха. Домой поеду. Я и сумку уже собрала, – поспешила отказаться я.

– Что ж, дело ваше, – не стала настаивать Аделаида Семеновна. – Но знайте, предложение мое всегда в силе. Как только надумаете в наши края, звоните. Встречу, устрою, по высшему разряду отдых обеспечу. Я теперь по гроб жизни ваша должница.

– Не говорите ерунды. За мою помощь вы расплатились со мной с лихвой, – намекая на более чем щедрое денежное вознаграждение, которое я накануне получила от Ярцевой, произнесла я. – А за предложение спасибо. Кто знает, может и придется когда воспользоваться.

– До дома как добираться будете? Вероника ведь остается? – спросила Аделаида Семеновна.

– На поезде поеду. Михеич благородно согласился подбросить меня до станции, – ответила я.

– Тогда пожелаю вам доброго пути, – попрощалась пожилая женщина.

– А вам счастливо оставаться. На прощание совет разрешите дать? Пригласите Егора Ивановича к себе жить. И ему на старости лет утешение за супругой покойного шефа приглядывать, и вам спокойнее. Все-таки мужчина в доме, – высказала я заветное желание сторожа. – Ему и за участком ухаживать удобнее будет. Вам теперь долго придется красоту восстанавливать.

– Я подумаю, – пообещала Аделаида Семеновна.

В этом я не сомневалась. Как и в том, каким будет результат раздумий. Усевшись в машину Михеича, я помахала Аделаиде Семеновне рукой и покинула «тихий» подмосковный поселок, чтобы никогда сюда не возвращаться.