Сиротка для дракона. Боевой факультет (СИ) - Шнейдер Наталья Емелюшка

Как будто сам Алек женился на всех, кого целовал. И все же укол достиг цели.

— Что ты несешь? — не выдержал Родерик. — Жениться? Я знаю ее два дня! Как и ты. Два дня — и кто ведает, что будет потом?

Он сам не знал, что будет потом. Знал только, что несколько минут назад отдал бы что угодно, лишь бы она не плакала.

— Я думал, это только барышни в первые пять минут после знакомства успевают придумать фасон свадебного платья и имена будущих детей, но ты…

Кулак Алека метнулся к его челюсти. Родерик отклонился, перехватил летящую руку, чуть сдвинулся, беря на болевой, и едва справился с желанием завершить движение, вывихнув локоть. Задержался на миг.

— Неудачная была шутка. — повинился он, выпуская руку Алека. — Я не хотел тебя оскорбить.

Алек крутанул предплечьем, точно проверяя, цел ли локоть. Но не унялся:

— И что потом? Когда ты наиграешься?

— Да, что потом? — вернул ему вопрос Родерик. — Когда ты узнаешь ее получше и поймешь, что увлекся не живой девушкой со всеми ее достоинствами и недостатками, а ее внешностью и собственными мечтами о ней?

— Можно подумать, ты много о ней знаешь.

В самом деле, что Родерик знает о Лианор? Два дня — небольшой срок, и все же… Имя, данное в приюте, и фамилия, которую она придумала себе сама. Подкидыш, с самого раннего детства знающий, что, кроме себя самой, надеяться не на кого.

Кассия — душевный практик приюта, значит, в жизни девочки был хотя бы один человек, способный собственным примером показать, что мир состоит не только из врагов. Но врагов или, наверное, лучше сказать мягче, неприятелей тоже хватало, иначе не ощетинивалась бы она колючками по поводу и без, все время ожидая подвоха.

Что еще? Оливия «очень ей помогла», а Оливия из тех, чью вежливость и внешнюю мягкость часто принимают за слабость и очень удивляются, когда обнаруживают за русыми локонами и милой улыбкой стальной характер. Она не стала бы предлагать помощь человеку, который ей не понравился.

Впрочем, что подумала Оливия — дело самой Оливии. Что он сам видел и понял? Живой ум и острый язык, за которым Нори не всегда успевает уследить. Умеет постоять за себя и, скорее всего, именно поэтому старается не нарываться, хотя не всегда получается. Держит глаза и уши открытыми, смотрит и видит, слушает и слышит, понимает и делает выводы. Не жалуется, даже когда вроде бы есть законный повод поныть, чтобы получить долю сочувствия. Впрочем, о помощи, кажется, тоже просить не умеет. Вечно фыркающий ежик. Котенок, мурчащий и ласковый… Родерик заставил свои мысли вернуться в нормальное русло.

— Достаточно, чтобы она стала мне дорога.

— Ты только что сказал, что не знаешь, что будет дальше.

— Не знаю, — согласился Родерик. — Что будет через месяц или даже завтра — ведомо только богам. Но я знаю, что никому не позволю встать между мной и Лианор. И упрекать меня в бесчестных намерениях тоже никому не позволю. Меня ждут.

Он отодвинул Алека и полетел по лестнице, перепрыгивая через ступеньку.

Из-за дверей аудитории доносился гомон — первокурсники заскучали, ожидая преподавателя.

— Добрый день, господа, — сказал Родерик, закрывая за собой дверь.

Ошарашенные глаза Нори он увидел сразу. В следующий момент взгляд выхватил парня с синяками на лице. Сами собой сжались челюсти, захотелось приложить белобрысого об стол, а потом вытащить на середину комнаты и добавить, даром что Нори, судя по всему, сумела с ним поквитаться. Он прогнал эти мысли, заставил себя улыбнуться.

— Насколько я знаю, господин Этельмер уже рассказал вам о том, почему его дисциплина совершенно бесполезна для практикующего боевого мага. И если я хоть что-то понимаю в людях, никто из вас по-настоящему ему не поверил.

29

Лианор

Преподаватель задерживался, но я была рада этому. Вряд ли я смогла бы сейчас сосредоточиться на новых знаниях. Осмыслить бы только что произошедший разговор!

— Эй, Нори! — Я вздрогнула, когда меня толкнули в плечо.

Я обернулась. Зак.

— Ты чего будто в облаках витаешь? — упрекнул он и тут же добавил с сочувствием: — Болит?

— Нет, целители сказали «ничего страшного».

— Не верю я этим коновалам. У нас вон в приюте был такой. На все один ответ: притворяется от лени. И три средства на случай, если не притворяется. Голодание и касторка от живота и обливание ледяной водой от всего остального.

— Он был лекарем, не целителем, — поправил брата Зен.

— Одна шатия-братия. Будет на то воля богов — выздоровеешь, нет — помрешь, и никакие целители не помогут. Хотя все мы помрем рано или поздно, — задумчиво добавил он.

— Не повезло, — посочувствовала я.

У нас была госпожа Алекса, целительница, а не лекарка. Заботливая и добрая.

— Ерунда, — отмахнулся Зак.

Зен добавил:

— Верю, что сейчас не болит. Ты перестала за ухо хвататься. И лицо… впрочем, неважно, извини.

И лицо не перекошено. Хорошо, что у меня нет зеркальца, сейчас бы разглядывала себя и ужасалась, что Родерик увидел этакое. Кажется, пора учиться пользоваться пудрой и притираниями. Хотя никакие притирания синяки не скроют.

Открылась дверь, я поспешно обернулась, изображая внимание, и на несколько мгновений решила, что я замечталась. Или заснула за столом, не дождавшись учителя, и мне снится Родерик.

Он поставил на стол корзинку и оглядел аудиторию. На какой-то миг наши взгляды встретились, и я забыла обо всем, кроме этих карих глаз.

Кажется, Родерик что-то говорил. Я стряхнула наваждение.

— В отличие от него, все мои коллеги начинают с того, что пытаются убедить боевиков в исключительной важности целительских дисциплин.

Кто-то рассмеялся, кто-то засвистел. Родерик коснулся магии, и свист прекратился. Зато послышалось странное мычание.

— Это заклинание называется проклятие безмолвия, — заметил Родерик с легкой полуулыбкой. — Паралич языка и губ пройдет через четверть часа. Кто-то еще желает испытать его на себе? Нет? Тогда вернемся к теме.

Он прошелся туда-сюда перед рядами.

— Я сам закончил боевой…

— Врет, — шепнул кто-то.

— Не врет. Видел, как он утром рыжего сделал?

— …и прекрасно знаю, о чем вы думаете. Целители — всегда чистенькие, сидят в тылу, и толка от них мало. Положат пресветлые боги — выздоровеешь, нет — так все одно помрешь.

За моей спиной закашлялся Зак.

— И вообще, был бы важный предмет, на него бы студента не поставили.

— Точно, — выкрикнул кто-то.

— Проклятие безмолвия, которое вы только что видели, — из арсенала целителей. Изначально заклинание предназначалось для другого, но нашлось и такое применение. — Родерик тонко улыбнулся. — А теперь представьте, что будет, если наложить его на сердце. Или на дыхательные мышцы.

Я содрогнулась, представив, каково это — потерять возможность дышать. Кажется, не я одна, потому что по аудитории снова пробежал гул.

— Я не буду убеждать вас в том, как важно уметь помочь себе или другому на поле боя. Просто подумайте, как обидно будет истечь кровью, не дожив до целителя четверть часа только потому, что поленился научиться накладывать повязки.

— Зачем повязки, если есть заклинания? — выкрикнул кто-то

— Я спрошу это у тебя после первой тренировке на полигоне, — усмехнулся Родерик. — Которая даже близко не стояла с настоящим боем.

— А то он видел настоящий бой? — буркнул за моей спиной Зак.

— Кто знает… — задумчиво протянул Зен.

Родерик между тем продолжал:

— Или еще веселее — отойти к праотцам на дружеской пирушке, поперхнувшись куском хорошего мяса, просто потому, что все вокруг и вы сами не знаете другого способа помочь, кроме как похлопать по спине.

— Граф Шарп так едва не умер. — Я узнала голос Дамиана. — На императорском обеде кусок не в то горло попал. Повезло, что императрица помогла. Собственноручно, не погнушалась. Говорят, он каждый год молебны в ее честь заказывает.