Идеальная пара - Томас Шерри

Лангфорд нечасто терялся в сложных ситуациях, но сейчас все-таки растерялся и ему не сразу удалось вспомнить об истинных намерениях миссис Роуленд. Думая о нем, она всего лишь прикидывала, как бы добыть для своей дочурки вожделенную корону с земляничными листьями.

– Но почему именно я? – Услыхав собственный голос, герцог невольно поморщился. Не голос, а воронье карканье. В смущении откашлявшись, он продолжал: – Простите, если я вмешиваюсь не в свое дело, но вы очень привлекательная женщина, к тому же не стесненная в средствах. Стоило вам только обмолвиться…

– И на меня бы стаями слетелись дамские угодники и альфонсы. Отчасти именно желание избавиться от них и привело меня обратно в Девон, – резонно возразила Виктория. – Что же до вашего вопроса, то, наверное, здесь сказалось влияние вашей покойной матери.

Герцог в изумлении уставился на собеседницу:

– Моей матери?!

Его мать скончалась от брюшного тифа через четыре месяца после того, как ушел из жизни отец. Поживи она подольше, он, наверное, вел бы не столь беспутную жизнь. Хотя бы для того, чтобы оградить ее от таких, как Карой Грейс.

– Мне стыдно, что в день нашей первой встречи я ввела вас в заблуждение, притворившись, что не знаю, кто вы такой. – Миссис Роуленд наконец-то взглянула на свои карты и бросила их на стол. Вот смотрите… Ровно двадцать одно очко. – Так вот, хотя мы не были представлены друг другу, но я знала вас много лет. Девушкой я жила в этом самом доме. Помню, как мне случалось мельком увидеть вас, когда вы приезжали домой на каникулы.

Лангфорд взял щипцы для сахара, которые она ему протягивала, и отдал ей три шоколадки из своего лоточка.

– Но как же вы познакомились с моей матерью?

– В шестьдесят первом году я помогала проводить благотворительную ярмарку под патронатом вашей уважаемой матушки. Я ей понравилась и по ее настоянию стала каждую неделю приходить на чай в Ладлоу-Корт. – Миссис Роуленд печально улыбнулась. – В домашней обстановке она показалась мне великодушной и в то же время совершенно обыкновенной – обыкновенной, потому что у нее, как и у всех женщин, сердце болело за мужа и за сына. Тогда я этого не понимала, но теперь, оглядываясь назад, я вижу, что она была бесконечно одинока. Из-за плохого здоровья мужа она постоянно жила в провинции, где у нее почти не было друзей и еще меньше развлечений, которые она могла себе позволить, не боясь прослыть бесчувственной к страданиям его светлости.

Герцог смотрел на Викторию во все глаза; теперь он уже не знал, по-прежнему ли она сочиняет небылицы или говорит правду. Но ему очень хотелось, чтобы ее слова оказались правдой. Он много лет ни с кем не говорил о матери… о родителях. Никому даже в голову не приходило заговорить с ним на эту тему. Зная, какую развеселую жизнь он ведет, все полагали, что он ужасно обрадовался, когда умерли его родители.

Миссис Роуленд взяла одну из шоколадок в прозрачной обертке и провела по ней пальцами – бумага тихо зашуршала.

– Ваша матушка мало говорила о болезни его светлости. Она уже понимала, что его дни сочтены. Но она часами говорила о вас. Она гордилась вами и с нетерпением ждала, когда вы, получите степень бакалавра с отличием по классической литературе. Она даже показала мне письмо от профессора Томсона, в котором он разъяснял вам один из вопросов, поднятых в «Федоне»,[6] и хвалил за глубокие познания в древнегреческом. Но еще вашу матушку не отпускала тревога. Она говорила, что нрав у вас дикий, как джунгли Черной Африки, а ваша душа для нее – потемки. Она боялась, что ни ей, ни отцу не удастся вас образумить и без твердой руки здравомыслящей супруги вы совсем собьетесь с пути истинного.

Еще немного – и Лангфорд, уже потерявший дар речи, вообще разучился бы говорить. Он не то что не думал, а даже мысли не допускал, что исповедь миссис Роуленд так его потрясет. Пять минут назад он самодовольно полагал, что миссис Роуленд и не снилось, как много он о ней знает. Но на деле все обстояло совершенно иначе. Его юность прошла у нее на глазах, она была наперсницей его матери, да что там – она даже читала хвалебное письмо от профессора Томсона!

– Почему же мы ни разу не встретились, если, по вашим словам, вы были частой гостьей Ладлоу-Корта?

– Просто мои визиты длились самое большее полчаса, а вы все время где-то пропадали, когда приходило время пить чай. Даже когда гостили дома на каникулах. Летом вы уезжали купаться в Торки, зимой шли охотиться на оленя или навещали приятеля в соседнем графстве.

Все верно – ведь у него никогда не находилось времени для матери. Он обедал с ней, когда бывал дома, и считал, что этот пустячный знак внимания полностью освобождал его от исполнения сыновнего долга.

– Как вы уже, наверное, догадались, беседы с любящей матерью оставили в моей душе неизгладимый и светлый, образ ее сына, что и привело меня к намерению…

– А потом вас подкараулили леди Эйвери с леди Соммерсби и поведали… о других сторонах моей жизни.

– Вообще-то сначала меня просветила дочь, – лукаво улыбнулась Виктория. – Она вас не жалует. Но по-моему, неправильно судить о вас только по тем разгульным годам. Такое суждение было однобоким и пристрастным, то есть совершенно несправедливым.

Она пододвинула к себе шоколадки, сложила их аккуратной стопкой и положила свои карты обратно в колоду.

– Ваша очередь делать ставку, ваша светлость. Но я вас прекрасно пойму, если вы больше не захотите оставаться в моем доме, после того как я показала себя обманщицей и интриганкой.

Нет, она не просто показала себя интриганкой. Она и была самой настоящей интриганкой. Она по-прежнему добивалась своей цели – пыталась выдать свою дочку замуж за герцога. Но теперь все это выглядело совсем иначе.

Теперь их с герцогом связывали незримые узы. Тридцать лет назад юная миссис Роуленд любезно навещала покойную герцогиню, тогда как он, юный наследник, постоянно игнорировал свою мать. Он почти не знал женщину, которая дала ему жизнь. Даже смерть отца не пробудила в нем желания сблизиться с ней – она-то была здорова. Он решил, что ничего с ней не случится и она еще много лет будет заламывать руки и хмурить брови, ужасаясь его легкомысленным выходкам.

Герцог выложил на стол пять шоколадок.

– Сдавайте.

Глава 19

31 мая 1893 года

– Как видите, сэр, мы предлагаем замечательные экипажи на любой вкус, – сказал сухопарый шотландец, владелец заведения «Шикарные кареты от Адамса, напрокат и на продажу».

– В самом деле, товар у вас отменный, – ответил Камден. – Меня не будет в городе несколько дней, но когда я вернусь, обязательно что-нибудь себе присмотрю.