Любовь и расчет - Сесилия Грант

— Наверное, я все-таки вспомнила бы о возможных последствиях и вовремя остановилась бы. Но я и так рисковала, целуясь с ним в таком месте, где нас могли застать. Я ничего не соображала. И мне стыдно в этом признаться. Но это правда. — В голове Кейт промелькнула мысль: какое хорошее выражение — «снять с себя груз». Вот она и призналась в своем темном позоре и теперь чувствовала себя гораздо легче, словно и в самом деле сняла груз с плеч и груди. — Я тебя шокировала?

— Немного. По меньшей мере удивила. — Ви говорила медленно, так у нее всегда происходило, когда некий механизм в ее голове начинал усердно крутиться. — И с какой стати мне удивляться? Мужчины часто теряют разум, когда поддаются страсти, — не об этом ли нас предупреждают, когда говорят, чтобы мы не оставались с ними наедине? Не на этой ли фантазии строят свои многочисленные романы писатели вроде мистера Ричардсона? — Тогда с какой стати у женщин должно быть все иначе?

Слава богу, что ее обычно непримиримая сестра так быстро справилась с шоком, оставила стыд и начала облекать полученный опыт в новую форму для одной из своих теорий. Кейт улыбнулась в темноте и натянула одеяло до подбородка.

— Может быть, поэтому мне никогда не нравились романы мистера Ричардсона. Наверно, я всегда подозревала, что они полны лжи.

— Думаю, наш пол ввели в огромное заблуждение. Ричардсон — лишь один из неисчислимой армии шарлатанов. В этом виноваты матери каждой девушки, если они открыто не говорят с дочерьми на тему плотского наслаждения и страсти. Неподготовленная девушка оказавшись в такой ситуации, как ты сегодня, может с легкостью пасть жертвой обстоятельств.

— Но я не могу судить сурово молчаливых матерей. — Посреди этой мысли Кейт зевнула. Теперь, когда она сделала свое признание и получила прощение от греха распутства, к ней пришла теплая, приятная сонливость. — Я уверена, что они опасаются посеять там где его до сих пор не существовало.

— Тогда я должна сделать то, чего не делают они. Вооружить юных леди правдивой и достоверной информацией. Думаю, в отдельной брошюре. Затем я перепишу главу о падших женщинах.

— Виола выдержала паузу. — Еще мне, очевидно, придется пересмотреть свои взгляды на тему физической неприкосновенности девушек.

— Я рада, что поделилась с тобой, Виола.

Эти несколько слов заменили ей дюжину других. «Спасибо за понимание того, что со мной произошло. Спасибо, что выслушала. Спасибо, что ты единственная из всех женщин, кого я знаю, кто, выслушав мою историю, не нашел причины меня упрекать».

— Я тоже. — Ви повернулась на другой бок, утащив за собой большую часть одеяла, что было свойственно ей в ранней юности. — Иначе я бы не смогла узнать правду о поцелуях, а теперь мне есть о чем подумать и написать.

Кейт осталась в постели сестры. Спать с ней, как в детстве, прижавшись друг к другу, было настоящим утешением. Она почти поверила, что она еще маленькая и невинная.

В ожидании прихода сна ее дыхание стало медленным и ровным. Будущая встреча с мистером Блэкширом представлялась непростым испытанием. Она смутно сознавала это даже в свете оправдательных речей Виолы. Эта перспектива будоражила мысли, отвлекая от сна. Как же ей вести себя в новых обстоятельствах? Есть над чем подумать.

Все три дня, что прошли с момента того события, он не переставал размышлять, что нужно сделать, чтобы Кейт не испытывала неловкости. Чтобы убедить ее, что между ними ничего не изменится; что во всем виноват он один; что он уже забыл обо всем, особенно о ее словах: «Я не жалею о случившемся, Ник».

Вероятно, она тоже над этим размышляла и решила скрыться за маской гостеприимства, веселости, хорошего настроения. Видеть это было больно. Ему не хотелось заставлять ее притворяться.

Но вот он пожаловал в их дом впервые после обещания ее отцу оберегать девушку от посягательств беспринципных мужчин, и всё их общение друг с другом сводилось к обмену ничего не значащими фразами. Она сидела на диване рядом с мисс Виолой, занятая вышиванием, в то время как ее сестра читала книгу. Время от времени они прерывались, чтобы взглянуть на странные упражнения на другом конце гостиной у камина.

Хотя, вероятно, эти упражнения не выглядели для сестер такими уж странными. Нечто подобное они неоднократно наблюдали и прежде.

Ник сгибал и разгибал пальцы правой руки, отгоняя таким приемом прочь посторонние мысли.

— Готовы? — Он поднял свою бумагу, чтобы лорд Баркли мог прочитать, что там написано. — Тогда попытаемся еще раз.

Баркли наклонился, подхватил в обе руки по ведерку с углем и выпрямился. Набрал в грудь воздух и сосредоточился на бумаге.

— «Кровь разожгите, напрягите мышцы, свой нрав прикройте…» Господи, разница ощутимая.

— Вы чувствуете, как источник голоса опускается? — с легкостью донеслись слова миссис Уэстбрук через две комнаты и два дверных пролета, где она остановила свою царственную поступь. Ник для иллюстрации постучал пальцами по собственной грудной клетке и повернулся к ней лицом. — Здесь ваш природный источник речи, — продолжала она. — Если хотите, чтобы вас услышали на задних рядах без малейшего напряжения с вашей стороны, отсюда нужно и начинать. Тщательное произношение согласных выполнит остальную работу. — У нее в руках была трость, которой она произвела в воздухе изящный росчерк. — И не забывайте делать правильные вдохи. «Свой нрав прикройте…»

Баркли кивнул, облизнул губы и снова взглянул на страницу.

Свой нрав прикройте бешенства личиной!Глазам придайте разъяренный блеск —Пускай, как пушки, смотрят из глазниц;Пускай над ними нависают брови,Как выщербленный бурями утесНад основанием своим, что гложетСвирепый и нещадный океан.

Они повторяли речь уже седьмой раз. Баркли прошептывал ее, произносил разговорным тоном, артикулировал с зажатой винной пробкой в передних зубах. Ник подозревал, что все присутствующие в комнате уже могли бы повторить без запинки заключительные строки:

Сцепите зубы и раздуйте ноздри;Дыханье придержите; словно лук.Дух напрягите. — Рыцари, вперед!В вас кровь отцов, испытанных в бою.

— Отлично, сэр. Полагаю, что мы теперь все готовы сорваться с места и броситься в атаку на врага, которого вы укажете.

Она, миссис Уэстбрук, и сама могла бы стать отличным полководцем. Ник хорошо помнил, какую гордость испытал первый раз, когда она его похвалила.

Вероятно, полная мера ее гнева произвела бы на него не менее сильное впечатление. И наверняка он прочувствовал бы его, как и гнев мистера Уэстбрука, если бы они узнали, что он посмел прикоснуться к их дочери.