Эроусмит - Синклер Льюис

Гоня свой «форд» домой, Мартин тешился пустой и злобной бравадой:

— Сдать позиции? Ждите! Как я ни плох, а все ж получше этого гнусавого выжимателя гонораров!

Две недели спустя в «Уитсильванском Орле», газетке на четыре полосы подслеповатого шрифта, появилась заметка:

«Наши предприимчивые соратники из „Леополисских Новостей“ на той неделе поместили следующее сообщение об одном жителе Уитсильвании, которого город недавно принял в свое лоно:

«Как мы узнали от нашего заслуженного пионера, леополисского врача доктора Адама Уинтера, медицинский мир по всей долине Пони-Ривер горячо поздравляет доктора М.Эроусмита из Уитсильвании — ибо ни в одной другой профессии люди не умеют так бескорыстно, по-джентльменски ценить заслуги своих коллег, как в медицине. Молодой уитсильванскнй врач вызвал восторг среди своих собратьев, показав недавно, что в добавление к научным знаниям он обладает мужеством и предприимчивостью.

Будучи приглашен к дочурке Генри Норвалька из Дельфта, всем известного фермера, и найдя девочку на пороге смерти от дифтерита, доктор М.Эроусмит сделал отчаянную попытку спасти ее и сам привез противодифтерийную сыворотку от Бласнера, нашего всеми уважаемого аптекаря, у которого всегда наготове полный и свежий ассортимент лекарств. Врач туда и обратно ездил на своей бензинной колеснице, сделав 48 миль в 79 минут.

К счастью, наш недремлющий констебль Джо Колби оказался на посту и помог доктору Эроусмиту найти бунгало мистера Бласнера на проспекте Красной Реки, и тот, как истый джентльмен, встал с кровати и поспешил снабдить врача требуемой сывороткой, — но, к несчастью, болезнь зашла слишком далеко и спасти ребенка было уже невозможно. Но мы должны заметить: при такой отваге и находчивости, наряду с научными знаниями, профессия врача становится одним из величайших благ для человечества».

Через два часа после выхода газеты с этой заметкой мисс Агнес Инглблед зашла поговорить еще раз о своих несуществующих хворях, а два дня спустя явился Генри Новак и гордо сказал:

— Да, док! Мы все сделали, что могли, для бедной девочки. Только, сдается мне, я слишком поздно надумал вас позвать. Жена страх как убивается. Прочитали мы с с нею эту штуку в «Орле». Показали ее священнику. Вот что, док, не посмотрите ли вы мою ногу? Побаливает в щиколотке — вроде бы ревматизм.

16

К концу первого года работы в Уитсильвании Мартин был скромным деревенским врачом, не очень признанным, но все же не унывающим. Летом они с Леорой ездили на Пони-Ривер поужинать и выкупаться среди шума и плеска и нескромных шуток; осенью он стрелял уток с Бертом Тозером, который делался почти что выносимым, когда перед заходом солнца стоял на болотной тропе; а зимой, когда деревню отрезала от мира сверкающая снежная пустыня, у них было катанье на санях, были карты и вечеринки Единого братства.

Когда пациенты обращались к Мартину за помощью, они были прекрасны в своем страдании и терпеливой покорности. Раза два Мартину случалось выйти из себя, когда веселые поселяне благодушно объясняли ему, что он моложе, чем можно было бы желать; раза два он выпил лишнего за покером в задней комнате кооперативной лавки; но его знали, как дельного и честного врача… а в общем он был менее заметной фигурой, чем Алек Инглблед, парикмахер, преуспевал менее, чем столяр Нильс Крэг, и был менее интересен для соседей, чем финн-иммигрант, владелец гаража.

Потом один несчастный случай и одна ошибка прославили его на двенадцать миль вокруг.

Весной он пошел однажды удить рыбу. Когда он проходил мимо какой-то фермы, из ворот выбежала женщина, вопя, что ее младенец проглотил наперсток и задыхается — помирает. Хирургическим инструментом послужил Мартину большой карманный нож. Он его наточил на оселке, прокипятил в чайнике, разрезал ребенку горло и спас ему жизнь.

Все газеты в долине Пони-Ривер отметили этот случай, и еще не отшумела первая сенсация, как Мартин Эроусмит излечил мисс Агнес Инглблед от ее страсти лечиться.

Однажды у нее похолодели руки и замедлилось кровообращение, а посему Мартина вызвали к ней среди ночи. Ему до смерти хотелось спать после двух поездок к больным по тряской дороге, и он в обалдении дал ей слишком большую дозу стрихнина, которая так встряхнула больную, что она решила выздороветь. Разительная перемена придала ей больше интересности, чем постоянные недомогания — люди за последнее время заметно охладели к симптомам ее болезней. Агнес ходила из дома в дом, прославляя Мартина, и уитсильванцы, все, как один, говорили: «Смотрите! У кого только Агнес не лечилась, а доктор Эроусмит первый действительно ей помог!»

Мартин создал себе практику, небольшую, прочную и ничем не замечательную. Они с Леорой переехали от Тозеров в собственный домик. У них была столовая, она же гостиная, где на светлом, новом, приятно пахнувшем линолеуме горделиво стояла никелированная печь и красовался буфет золотистого дуба, а на нем спичечница-сувенир с озера Миннетонка. Мартин купил небольшой рентгеновский аппарат и был избран в правление тозеровского банка. Он был теперь так занят, что ему некогда было тосковать о днях научной работы, которых никогда и не было, — а Леора вздыхала:

— Вот ужас-то быть замужем. Шататься с тобой по дорогам, бродяжничать, нанимаясь где случится на работу — ко всему я была готова, но никак не ждала, что меня зачислят в Столпы Общества. Ладно! Мне лень искать нового мужа. Но только предупреждаю: когда ты станешь попечителем воскресной школы, не жди, что я буду играть на органе и улыбаться твоим шуткам по поводу того, что гадкий Вилли ленится учить золотые слова писания.

Так Мартин стал почтенным гражданином.

Осенью 1912 года, когда мистер Дебс, мистер Рузвельт, мистер Вильсон и мистер Тафт домогались президентства и когда Мартин Эроусмит прожил в Уитсильвании полтора года, Берт Тозер сделался видным общественным деятелем. Он вернулся из столицы штата со съезда Передовых провинциалов Америки, преисполненный великих идей. Некоторые города Северной Дакоты послали на съезд Делегацию Пропаганды, а деревня Гронинген снарядила колонну из пяти автомобилей с громадными вымпелами, на коих значилось: «Гронинген за Белого Человека и Черную Пашню».

Берт вернулся с предложением, чтобы все местные автомобили украсились уитсильванским вымпелом. Он закупил их тридцать штук и продавал желающим в своем банке по семьдесят пять центов штука. Каждому, кто заходил в банк, Берт объяснял, что продает вымпелы по себестоимости, отступая от истины всего на одиннадцать центов. Он прискакал к Мартину, требуя, чтобы тот первым показал пример.

— Не хочу я, чтоб на моей машине болталась какая-то глупая тряпка, — возражал Мартин. — К чему это собственно?

— Как к чему? Да чтобы рекламировать свой город. Очень просто!

— Да что тут рекламировать? Или ты думаешь, грязная тряпка на кузове старого «форда» убедит приезжего, что Уитсильвания — такой же мировой центр, как Нью-Йорк, или еще почище?

— Ты всегда был чужд патриотизма! Предупреждаю, Март, если ты не прицепишь вымпел, я позабочусь, чтобы все в городе это заметили!

В то время как все прочие полуразбитые местные автомобили возвещали миру или по меньшей мере нескольким квадратным милям, что Уитсильвания — «Диво-город в сердце Северной Дакоты», дребезжащий «форд» Мартина разъезжал в голом виде; и когда враг Эроусмитов, Норблом, поговаривал: «Все-таки ждешь, что человек будет радеть о пользе общества, ценить край, из которого выжимает деньги», — почтенные граждане кивали головой, сплевывали наземь и брали под сомнение славу Мартина, уитсильванского чудотворца.

Были у него близкие друзья — парикмахер, редактор «Орла», владелец гаража, с которым он запросто толковал об охоте и об урожае и с которым играл в покер. Пожалуй, он был с ним даже слишком близок. По уставу округа Кринсен, молодому специалисту разрешается изредка выпить при условии, что это останется в тайне и что он зато будет проявлять нежную любовь к местному духовенству. Мартин же был сух с духовенством и никогда не скрывал, когда пил или играл в покер.

Если находил он скучными разговоры пастыря Единого братства о писании, о вреде кинематографов и о позорно низкой оплате священников, виной тому было вовсе не высокомерие или самомнение: просто Мартину занятней казались язвительные напоминания владельца гаража, что в покере ставка назначается до прикупа.

По всему штату рассеяны были знаменитые игроки в покер — крестьянской внешности парни с деревянными лицами; парни, которые, сняв пиджаки, жевали табак; парни, от которых не услышишь длиннее фразы, чем «за мною», и для которых не было выше наслаждения, чем обобрать вылощенного и самодовольного коммивояжера. Когда распространялся слух, что идет «большая игра», чемпионы округа молча появлялись и брались за работу: леополисский агент по продаже швейных машин, гробовщик из Вандергайд-Грова, бутлеггер из Сент-Льюка и краснолицый толстяк из Мелоди — человек без определенных занятий.