Наследница - Марина Ефиминюк

Поменявшись в лице, принц подошел ко мне почти вплотную. Невольно я попятилась, стараясь увеличить расстояние между нами, а Влада мгновенно заблокировала охрана.

– Ты в своем уме, Анна? – процедил Эдмонд. – Хочешь выставить меня дураком перед свитой?

– Зачем, если ты это сделал без моей помощи? – отозвалась я. – Я, конечно, страдаю потерей памяти, но совершенно точно знаю, что к вишенке на торте ты даже руку не посмел протянуть. Так что? Не извинишься?

Принц отступил, смерил меня презрительным взглядом и произнес во всеуслышание:

– Поздравляю, нима Вишневская, вы стали еще стервознее.

– Приму это за комплимент, Ваше Высочество, – не осталась я в долгу.

– Что ж, сейчас самое время кому-то из нас уйти, – прожигая меня тяжелым взором, вымолвил Эдмонд. – Уступлю даме место за столом.

Его провожали гробовым молчанием, словно на похоронах. По деревянной лестнице простучали подкованные железными пластинами сапоги. Вдруг шаги смолкли – принц помедлил, и сверху донесся его голос:

– Не забудьте, леди Вишневская, написать в приглашениях, что под венец вас поведу лично я.

Он отказался от своего решения остановить нелепый свадебный переполох и действительно собирался выдать меня замуж за жениха по контракту. Признаться, на Влада мне было даже неловко посмотреть.

– Мелкая месть, Ваше Высочество, вас не красит, – не утерпела я, хотя стоило придержать язык за зубами.

– Хочешь масштаба, Анна? – громко спросил он с лестницы. – Прислать тебе досье сунима Горского?

– Не стоит, – вместо меня ответил Влад. – Анна уже читала мое досье, причем дважды.

– Подозреваю, что оба раза были исключительно неприятными.

Эдмонд наконец-то убрался восвояси. Наверху хлопнула дверь в покои, и какой-то хмельной юнец, решивший выступить в роли обвинителя, вдруг прокудахтал:

– Нима Вишневская, видимо, полагает, что может безнаказанно грубить королевской семье.

– Нима Вишневская полагает, что любой, кто откроет рот, моментально недосчитается зубов, – хмуро отозвался Влад и подтолкнул меня к лестнице.

Словно из-под земли перед нами выросла другая служанка, прикрывавшая ладошкой дрожащую свечку в руках, и пролепетала, не поднимая взгляда:

– Хозяин сказал, чтобы я вас проводила в покои…

Когда мы поднимались, то я не утерпела и выругалась:

– Он сбежал, но почему у меня такое паршивое чувство?

– Хорошо, что Вишневские держат все капиталы в Маримских банках, – задумчиво заметил Влад.

– Почему?

– Ты заявила будущему королю, что подашь на него в Мировой суд. Учитывая, сколько казна должна дому Вишневских, Эдмонд теперь просто обязан арестовать твое имущество, иначе будет выглядеть окончательным болваном, но до Марима он точно не дотянется.

– Но особняк-то в Марим я передвинуть не могу! – спохватилась я.

– Да, это может стать проблемой, – усмехнулся Влад.

– Если я окажусь бездомной, ты возьмешь меня жить к себе?

– Только без Собаки и без дуэньи.

– И куда я их, по-твоему, дену?

– Предлагаю Собаку отдать судебному заступнику, пусть жрет его ботинки.

– А Глэдис тебе чем не угодила? – фыркнула я, как будто мы и правда собирались немедленно переезжать в маленький домик в старом районе столицы. – Она же не грызет твою обувь.

– Но она превосходно умеет выгрызать мозг!

Хотела бы я оспорить в высшей степени справедливое замечание, но о занудности, просыпавшейся у Глэдис в самый неподходящий момент, действительно можно было писать скучные романы.

Хозяин наш явно страдал прижимистостью. На постоялом дворе не имелось ни одного магического кристалла для освещения комнат. На втором этаже в светильниках горели свечи, а двери рядом с комнатой, по видимости лучшей в клоповнике, охраняли телохранители Эдмонда.

Горничная низко опустила голову и прошмыгнула мимо стражей в конец коридора, где принялась отчаянно звенеть ключами, не в силах попасть в замочную скважину. Наконец, она распахнула дверь, и мы замерли на пороге, буквально ошеломленные обстановкой. «Покои» по цене номера в гостином дворе больше походили на тесный чулан, вдвоем едва разойтись, и, судя по запаху, все еще витавшему в воздухе, им когда-то и являлись.

У одной стены стояла узкая кровать, под ней – ночной горшок, в углу – жалко притулился дряхлый табурет с медным тазом. На другой стене висели рябое старое зеркало и полочка с оплавленным огарком свечи. На полу лежал вязанный из лоскутов половик. Глядя на наши хоромы, я вдруг почувствовала себя ужасно избалованной.

– Я буду спать… на полу, – тут же уступил мне место Влад.

– Хозяин спрашивает, вы трапезничать будете?

– Будем, а еще принесите горячей воды для нимы и что-нибудь переодеться. – Он ловко вложил в ладошку девушки монетку.

Взятка помогла получить узкое, заскорузлое от дешевого щелока полотенце, кувшин с теплой водой и старушечью ночную сорочку с широкой рюшей по подолу и воротом под горло. После того как служанка разложила монашеский наряд на кровати, стало ясно, что теперь мои женские честь и гордость находились в абсолютной безопасности. Если бы мы с Владом поместились на узкой кровати и всю ночь терлись задами – им бы ничего не угрожало. Даже если бы я захотела покушения и на честь, и на гордость, он бы все равно не стал покушаться, ведь жутковатая тряпка отбивала напрочь любые фривольные фантазии.

Плеснув в таз воды, я потушила свечу и, оставшись в кромешной темноте, скинула одежду. Обтершись влажной тряпкой, я попыталась натянуть уродливую хламиду, но тут меня ждал сюрприз – голова не проходила дальше ворота, застегнутого на верхнюю пуговицу. Выругавшись сквозь зубы, я попыталась достать до застежки, но крошечные горошинки ускользали из-под пальцев, точно живые. В конце концов, мне удалось вылезти из рубашки, но тут я шибанулась мизинцем о ножку кровати и взвыла от боли.

Немедленно широко открылась дверь, и в комнатенку ворвался Влад.

– Анна, ты в поря…

Опешив от неожиданного вторжения, я резко прижала к груди рубашку. Взгляд мужчины скользнул по моему прикрытому тряпицей телу, по обнаженным плечам и ключицам, задержался на груди, остановился на коленях. В воздухе сгустилось напряжение, а мне стало трудно дышать.

Неожиданно коридор наполнялся нетрезвыми голосами гуляк. Влад тут же захлопнул дверь, и нас ослепила темнота. Несколько бесконечных секунд мы стояли, не шелохнувшись.

– Ты сказал, что когда я узнала о вашем с Евой браке, то разорвала отношения, так?

– Все верно, – через паузу согласился он.

– Что было дальше? – Я быстро облизнула сухие губы. – Советую подумать очень хорошо над ответом.

– Ты вернулась, – не раздумывая, произнес Влад.

– И тогда ты понял, что я попалась.

– Нет, – он усмехнулся. – И тогда я понял, что попался сам.

– Тогда почему мы расстались? Ты решил, что я недостаточно хороша для тебя?

– Нет, ты была слишком хороша для меня.

– Правильный ответ… – прошептала я и уронила руки. Ночная сорочка упала на пол…

Второго приглашения не требовалось. В два шага преодолев расстояние между нами, Влад сжал мое лицо в ладонях и накрыл сомкнутые губы горячим ртом. Вдруг я обнаружила себя прижатой голой спиной к холодной стене и задыхающейся от страстных поцелуев. Он легко поднял меня, заставил обнять ногами его за пояс. Жадные губы нашли мою грудь, зубы прикусили сосок. С хриплым стоном я выгнулась, чувствительным, ноющим от боли местечком потерлась об его отвердевшую ширинку…

И в этот момент раздался деликатный стук в дверь. Мы резко замерли и с напряжением прислушались к тому, что происходило в коридоре.

– Уважаемые, – прозвучал голос хозяина. – Подавать ужин? Я вхожу!

– Нет! – в два голоса выпалили мы с Владом. Он опустил меня на пол и стал помогать натягивать проклятую сорочку, но ворот по-прежнему оставался застегнутым.

– Пуговицы! – сдавленно забормотала я, когда очередной раз застряла голова.

– Оставьте ужин под дверью! – нашел отличное решение Влад.

– Я бы оставил, но у нас тут крысы бегают и гости бродят.

Складывалось ощущение, что хозяин постоялого двора всенепременно желал проинспектировать наш чулан.

– Зачем ты вообще заказал этот проклятый ужин? – в яростной попытке одеться едва слышно ругалась я. Наконец, рубашка оказалась побежденной, ткань скользнула по моему обнаженному, все еще горящему от ласк телу, опустилась до самого пола и превратила меня в привидение. Я плюхнулась на кровать и сложила руки на коленках – ни дать ни взять благородная нима на смотринах.

Влад открыл дверь. Хозяин держал поднос с какой-то едой, сложенной кое-как на глиняные тарелки, и с позолоченным канделябром на три свечи. От света, показавшегося излишне ярким после темноты, мы одинаково сморщились.