Круглый стол на пятерых - Георгий Михайлович Шумаров

зеленые ягоды. Улыбаясь, Глушко покачал головой. Ирочка приподнялась на локте, но ничего не увидела. Она перевела взгляд на большого дядю врача, который стоял и улыбался — смешной такой, — и сама тихонько рассмеялась.

Глушко шагнул к двери. Обернувшись, встретил тоскливый взгляд Микешиной.

— Доктор, выпишите нас поскорее, — порывисто попросила она. — Сегодня а?

— Ну нет! — отрезал он. — Петька еще слаб.

— Я попрошу Семена Семеновича…

— До свидания! — крикнула Ирочка вслед уходящему доктору.

Выдумщица Ирочка. Носик в веснушках. Теплая волна подступила к сердцу Саши, когда он подумал, что личико своей дочки он теперь уже может представить. Весь вопрос в том, какие у нее будут глазки. И носик. И еще волосы — какие у нее будут волосы? Скорее всего, светлые. Это точно. Это решено. Это в маму.

По коридору пробегали сестрички с тарелками в руках. Начинался завтрак. Звонкие детские голоса доносились из палат.

У Щаповой было слишком людно для серьезного разговора, и Зарубин побежал в отделение детской хирургии, чтобы повидаться с Микешиной.

В мужчине, который сидел на лавке у входа, он узнал отца мальчика, больного столбняком. Это было неприятно. Врачам еще можно объяснить, как трудна диагностика у детей, да еще такого редко встречающегося заболевания, как столбняк. А вот попробуй втолковать это мужику, отцу ребенка!

Стрельников тоже узнал его, торопливо поднялся со скамейки, подхватил узелок:

— Доктор, погоди-кось на час!

Доктор остановился. Ему стало не по себе.

— А, это вы! — воскликнул он, словно только узнал Стрельникова. Протягивая руку, он неприязненно отметил, что у мужичка кисть грязная, заскорузлая, но пожал ее со всем мужеством медика.

— Доктор, ну как с сыном-то, с Борисом?

У Зарубина отлегло от сердца. Он увидел беспомощные, просительные глаза. Фигура сухая, сгорбленная. Пиджачок, обвислые порточки. Рубаха заношенная, пуговица у ворота застегнута.

Собственно, Дмитрий Иванович знал о состоянии Бориса по рассказам Глушко да по ехидным намекам Великанова, сам, к сожалению, впервые вырвался в детскую хирургию: Некогда было, да и, честно говоря, страшновато. Ему даже сон недавно приснился, как они с Андреем Золотаревым гуляют по тюремному двору, и вроде Андрей ругает начальство, а он отговаривает его, просит, чтобы не очень…

— Делаем все возможное, — ответил Дима, — случай довольно трудный. Вот дежурства установили около вашего мальчика, сыворотку вводим — лекарство такое. Аппарат для дыхания приспособили, машину такую. В общем, все достижения науки, имеющиеся в распоряжении медицины…

Отец слушал жадно, глотал пересохшим ртом, узелок перекладывал из руки в руку. По-видимому, все это он уже знал, расспрашивая врачей отделения, но ему хотелось поговорить еще с этим доктором, что сыночка в районе смотрел. Врачи рассказывали о болезни Бори каждый раз иными словами, и отец всё запоминал: а ну-ка какую новость в здоровье пропустит, не поймет за учеными словами.

— А ирген не делали? — спросил он Зарубина.

— Зачем? — пожал плечами доктор.

— Просвет, чтобы все разглядеть, — пояснил Стрельников.

— Все ясно без рентгена.

Простые люди очень верят в рентген. Часто им просто невозможно втолковать, как бесполезно или даже вредно обследование.

Зарубин сдержал улыбку, вспомнив анекдотический случай, происшедший с ним в районе. Стремясь к доходчивости своих врачебных объяснений, он сказал одному больному, что ему необходимо снять череп, то есть сделать рентгенограмму. Больной перепугался и ответил, что череп ему еще пригодится. Но невежество людей можно использовать на их же пользу. Заменяя отсутствующего рентгенолога, Зарубин приглашал к экрану несколько человек больных. Он показывал им грудную клетку товарища и, ткнув куда-нибудь пальцем, говорил: это все от курения. Заставил-таки нескольких мужичков бросить курить.

— Вот так, папаша, — сказал Зарубин и посмотрел на часы.

— Ну да, ну да! — забормотал папаша и вдруг, пошарив в узелке, достал оттуда яблоко: — На, доктор, отведай, свои яблочки, не покупные!

Иногда врачей обвиняют во взяточничестве. Чаще всего это чепуха и наговоры. Хирургу редко что достается. Вот зубные техники — те промышляют…

Чтобы не обидеть папашу, он взял яблоко и пошел в отделение. В дверях он столкнулся с Глушко и уступил ему дорогу.

Клетка была мощной и надежной,

и все-таки в ней рычала львица

Он едва дождался конца операции. Был рассеян, рвал нитки, от него ускользала логика операции, и Морозов обидно выговаривал ему.

После операции Морозов принял душ, это заняло еще полчаса. Потом Михаил Иванович неторопливо продиктовал ход резекции желудка, расписался и ушел пить чай. Зарубин подбежал к телефону и позвонил. Трубку взяла Степанова. Разумеется, он не стал с ней говорить. Тоже мне штучка! Юбочка короткая — не юбочка, а начало обнажения. Так сказать, выраженная тенденция… С такими коленками только и быть секретаршей, караулить бумаги да личные дела. Таких личных дел наделает — ни в одну папку не влезут…

Через несколько минут он позвонил еще раз и услышал грубый голос Щаповой, но в это время в коридоре появился Великанов, и ему снова пришлось положить трубку.

Он быстренько переписал операцию в журнал и пошел вниз. Выйдя во двор, Зарубин увидел Карпухина с граблями — объявили воскресник по озеленению. Снова спустился вниз и вышел другим ходом, через приемный покой. Скрываясь за деревьями, он почти бегом добежал до административного корпуса. Передохнул в вестибюле, сосредоточился. Неудачно все получается. Заваривается каша, от которой попахивает… Накроют Щапову, а потом ниточка потянется к ее брату. Про дом узнают. Разве втолкуешь, что принципиальность человека — понятие сложное, вовсе не аналогичное мелочности? Конечно, честно говоря, он смотрел на предприимчивость Федора Валентиновича сквозь пальцы. Но он предупреждал дядю насчет этих самых штучек… которые оправдывают существование ОБХСС.

Дверь в канцелярию была открыта. Там, как и утром, было людно, но он поймал взгляд Клары Архиповны и поманил ее. Щапова вышла как королева. Иногда Зарубину казалось, что за мощной седовласой Щаповой скрывается некая фигура, поддерживающая шлейф.

Он заметил в ее руках газету. Клара Архиповна милостиво улыбалась. Зарубин поздоровался и свернул в закуток около зала, где по утрам, пока не началась конференция, врачи курят и обсуждают футбольные матчи.

— Читал? — спросила она, потрясая газетой.

— Что? Нет. — Дима нетерпеливо кашлянул, но Клара Архиповна развернула газету.

— Ни одного пятна на белом халате! Каково? Каков заголовочек! Так ему и надо, вашему Золотареву. Всё правда, истинная правда!

— Про Золотарева? — удивился Зарубин и близоруко дотянулся к заголовку.

— А то как же? Про него, мальчика. Ходил не здоровался — куда там! Ведь это надо — зарезал ребенка! Деликатно еще написано, сразу скажешь — женщина писала. — Она протянула ему газету. — Я бы ему такое