Скотина - Степан Городничий

Опять как дебил выгляжу, так не привыкать. Снова эти камни и Злой ветер. Не просто это планшет и средство связи, более важные функции у него есть.

— Ну, не подумал, а ногу?

— Тьфу, дуралей. Новую ногу вырастить думаешь просто? Это не прыщ на жопе вывести! Это пять лекарей минимум. По первой спец по коже нужен, он мешок кожаный к культе прирастит, как сапог. Потом этот мешок другой лекарь бульоном наполнит, специальным из внутренних жидкостей. Сосуды прорастит спец по сосудам. Этих сосудов в ноге как…. Четвёртый нервы. Через месяц только, когда чувствительность появится, можно кости внутри проявлять, а это совсем другой спец. С костями не лекари, а птоманты работают. Мало что дорого, так и боль это такая, какую описать нельзя. Пока нервы прорастают, конечность адским пламенем пылает. И тратится на все это опять только анама, никакие запасы жира никуда не деть.

И тут вселенский облом. Ощущение что как нашкодившего котёнка сунули мордой в это самое и от души повозили. Какой-то неправильный магический мир. Не так у попаданцев должно.

Вздохнул я тяжко-тяжко, — Ладно уж, Пантелей Егорыч, про похудение это я так спросил, с тоски. Тут другое, вы же лекарь знатный, посмотрите, что с сердцем у меня. Неважно себя чувствую.

— Да я тебя каждую неделю проверяю. Насмотрелся. Все нормально у тебя. Посмотреть могу, но ежели что, лечить сегодня не буду, себя лечил, устал я.

Нехотя положил руку мне на грудь. С минуту сидел с закрытыми глазами, начал тихонько похрапывать и заваливаться на бок.

— Пантелей Егорыч.

— А? Что? Сердце здоровое, как у лося. Ну не то, чтобы как у лося, как у вас Скотининых принято — как у здоровенного кабана.

Пантелей Егорыч, мне семнадцать лет, а одышка как у старика дряхлого. На второй этаж подняться не могу. Пот такими ручьями, что майку пять раз на дню меняю.

— А чего ты хотел? На весы давно глядел? При чем тут сердце?

— Ну как же? Чувствую я что-то, вот. На лодыжки мои посмотрите, это же отеки, да? Вот тут справа на животе выпирает как мяч. Это печень увеличена, мы в школе проходили.

— Не знаю, что за чушь там в школе говорят. Сказал здоров, значит здоров.

Ещё полчаса препирательств и я извлёк из безразмерных штанов фляжку. Ту самую, из Бориной книжки. Протянул лекарю.

Тот отвернул пробку, принюхался, и брови поползли вверх, — Надо же, мурманский, уважаю, у барона украл?

— Для вас все самое лучшее! Барон лично выдал. Пойти, говорит, проведай Пантелея Егорыча. Угости. Погорячился он, переживает, как вы тут.

Лекарь запрокинул голову, кадык задёргался. Знатно приложился, половины как ни бывало. Зажмурился от удовольствия, — Правда мурманский, анаму на раз восстанавливает.

Таки снова возложил на меня руки, сунул их в складки между первыми и вторыми грудями, презрительно морщась. Замер, сосредоточился, прикрыл глаза. Вот теперь чувствую и тепло, и холод, и щекотку, вот теперь и вправду внутрь полез.

— Ладно, чего уж тут. Прав ты Боря, хреново с сердцем. То, что жир вокруг — ерунда, но вот есть места, где жир прямо в миокард прорастает, и ещё в двух местах стенка тонкая, клапан не плотно. Миокард это такой…

Прослушал лекцию про строение сердца. Слушал с разинутым ртом, чему Пантелей был рад несказанно. Нашел уши свободные.

— Поправлю сердце и стенки укреплю. На все сосуды анамы не хватит, уже говорил — себя лечил…

Явление 15

Дальше гулял с настоящим наслаждением, ноги сами норовили податься в пляс. После слов про жир в миокарде неуютно стало, в моем мире ожирение сердца — процесс необратимый. Быть инвалидом до конца никчёмной жизни — удовольствие так себе. Дышал полной грудью, одышка пропала, будто не было. Даже в горку споро поднялся, голова кружилась от кислорода, в ушах звенело. Пусть не только от кислорода, от голода и усталости тоже, но звенело. Душа пела с щенячьим восторгом. Как просто сделать человека счастливым — сделай ему плохо, потом совсем плохо, а затем верни чуть обратно.

В голове тоже прояснилось, непривычная легкость, ясность. Стукнула мысль — Марина! Не сказал Егор, за что ее из рода поперли. Оберегал от злого слова, дразнили девочку. За что? Магия перестала получаться. Сердце не выдержало. Для принятия решения информации достаточно!

Включил милость, нашёл контакт вчерашнего киллера. Пару гудков из ладони и скрипучий дребезжащий голос, — Борис, ты нашёл убийцу брата?

— Нет, я по другому вопросу.

— Я же сказал, набрать меня только в одном случае, в голос добавилось старческое брюзжание, — Ты производил впечатление человека…

— Погоди, это важно, были ли у Марины проблемы с лишним весом?

— Тебе кто-то рассказал, твоя матушка, да?

— Значит да. Проблемы были с самого детства, или начались позже, например, после подарка барона?

Дребезжащие нотки из голоса пропали, — Да, позже, когда…

— Стоп. Последнее. Ты общаешься со слугами, с теми, кто знал тебя прежде. Есть ли среди них кто-нибудь с кухни?

— Ну да, я ….

— Достаточно. Если ты в усадьбе или рядом — уходи немедленно. Набери, когда будешь в безопасности.

Разорвал связь, сжав кулак. Информацию выдал, пусть дальше сам разбирается.

Интересный парк, дубки, осины, ольхи. И алыча тут, и каштаны, хвойных разных десяток, акация, лещина, кизил. Судя по дикому разнообразию и времени года, я где-то на юге. Еще не субтропики, но у нас практически тоже в Краснодарском крае. Привычно вычленял, классифицировал кустарники, травы. Если холопы без лекаря, травами лечатся, может и мне надо гербарий собирать.

Привлек внимание роскошный тис, метров десять вымахал. Судя по толщине ствола, не меньше пятиста лет такому дереву. Удивительное растение, ничего подобного давно не видел. В Древней Греции символ смерти. Это же и сильный яд, и лекарство одновременно. Серьезно задумался, и яд, и лекарство. Лекарства мне не факт, что в ближайшее время понадобятся, а вот хороший яд? Путевый растительный яд сделать можно и нужно. Значит нужны перчатки, емкости для хранения, растворители.

Шум услышал заранее, не успел добраться до усадьбы, как на встречу вывалило толпу охранников. Не просто вышли, двигались грамотной цепью, прочесывая каждый куст. В кожаной броне, вооружённые мечами, пиками. Здоровенные псы, и пара арбалетов заставили благоразумно свернуть с тропинки. На всякий случай открытые ладони развел в стороны. Не дергаемся, улыбаемся. Следом за загонщиками пара наблюдателей в хламидах, на расстоянии, как бы сами по себе. Серьезная движуха.

Командовал отрядом