Королева ночи - Александра Окатова

Из-за того, что он была так похожа на мать, он не испытывал испуга или отвращения, только удивление.

– Ну, пойдем, – сказала она.

Она взяла его под руку и они оказались на поверхности, он стряхнул с волос и плеч песок, а на ней не было ни пылинки.

На улице было тихо, ни одна пичужка даже не кашлянула. Ни одна собака не попалась им на пути к кладбищу. Вот и стены красного кирпича с башенками отражаются в воде. Всё нереальное, сумрачное, Смерть провела его внутрь и дала в руки шест с черепом на нём, из глазниц бил свет, несмотря на ужас, он рассмеялся, – чего ты! – цыкнула на него смерть.

– Не смотри в глаза черепу, – сказала она.

Симпатичный торшерчик, подумал он, совсем как в сказке «Василиса прекрасная».

– Какой представил, такой и получи, торшерчик, – сказала смерть.

– А если бы я представил что-то ещё?

– Но ты же представил череп на палке, верно?

В принципе его такой двойной фонарик устраивал: свет бил далеко и всё было видно. Они чинно прогуливались по дорожкам.

– Зачем мы здесь?

– А ты где хотел со мной увидеться, в Макдональдсе?

– Во-первых, я не хотел, вы сами меня пригласили.

– Вежливый, – хмыкнула смерть, – можешь на ты, скоро мы будем вместе.

– Добрая ты, – сказал он.

– Я послала тебе знак, ты увидел, поэтому моё появление не будет для тебя сюрпризом. Да уж сюрприз, подумал он.

– Я всем посылаю знаки, только немногие их видят.

– Какие знаки?

– Да всем разные. Тебе вот вывески светящиеся, правда, я здорово придумала? – как девчонка, которая хотела похвастаться, спросила она.

– Да, здорово, – согласился он. – А другим?

– Ну кто постарше, тем посылаю головокружения, падения, переломы там всякие, маленьких брать не люблю, им только сны присылаю, но они как раз чаще всего сами чувствуют.

– А животным?

– А животным я тоже ничего не присылаю, они тоже чувствуют, как дети. Ты мне понравился, я бы тебя не забирала, мне в общем-то всё равно, кого взять, и мать твоя хорошие работы делает, настроение передаёт, мне очень нравится, мы с ней родственные души, можно сказать, она моя подруга и мы часто с ней разговариваем, но для неё это ничего не значит, надо ведь мне с кем-то поговорить, но когда мне дали разнарядку и я увидела твоё имя, ради неё решилась на должностное преступление, можно сказать, ну ладно, да ты и сам понял, верно?

Он кивнул.

– На вот, возьми амулет, если кому-то его передашь, то этот человек вместо тебя попадёт ко мне.

– А сколько у меня времени? – спросил он.

Дельный вопрос, – одобрила она, – два дня. Видишь ли, это люди считают, что сутки начинаются в 12 ночи, а я начинаю свой отсчёт в три, ты замечал, что в это время сердце как будто спотыкается, как будто не знает, пойдёт оно дальше или это конец. Раздумывает: пойти или нет? Замечал, я вижу. Именно три часа ночи – это моё время. Моя граница и я решаю, кого забрать, а кого отпустить. Поэтому на медальоне ты видишь три часа ночи. Ты теперь будешь видеть меченых мною, как впрочем, и они тебя. Таким передавать амулет не стоит, они уже с списке, вместо тебя я смогу взять только чистого, сам понимаешь, бюрократия, учёт и контроль. Ну, а пока до свидания, как говаривали раньше, – сказала она и растаяла.

Он проснулся на скамейке на кладбище перед памятником, на котором лебедь горестно обнимал крыльями могильную плиту, кажется он вывихнул правое крыло, заметил он. В руке у него была метла, которой обычно орудуют дворники. Он поставил метлу в уголок ограды и осторожно выбрался на дорожку.

Светило яркое солнце, он был как во сне: не понимал, как он тут оказался и свой разговор со смертью посчитал наваждением. Он решил поехать домой и хорошенько выспаться. «Я стою в рубашке чёрной, а под ней уже я мёртвый», пропел он про себя.

Дома он снял рубашку, под ней он оказался вполне себе живой, но в нагрудном кармане, к его удивлению, обнаружился амулет. Круглый как монета, размером чуть больше пятака, на нём стрелки на три часа. На обороте профиль смерти, очень похожий на профиль матери. Вверху ушко, в которое он вдел тонкую леску. Он знал, что не может теперь без амулета, что тот всё время должен быть с ним.

Странные чувства бродили в нём, то ему казалось, что два дня это много и он что-нибудь придумает за это время, то казалось, что надо лечь и не вставать, пока не наступит срок, то ему хотелось побежать на улицу и подсунуть амулет первому встречному.

Он решил принять душ и пошёл в ванную, но там после минутного раздумья полез под душ, не снимая амулет. Он помылся, это простое дело после страшной ночной сказки показалось ему таким приятным, он наслаждался упругими струями воды.

После душа он захотел есть: зажарил не слишком сильно три яйца, как делала мама: не разбив желтки. Налил кофе и не спеша со вкусом позавтракал. Ему всё ещё не верилось, что всё это происходит с ним на самом деле. Но амулет на груди не давал ему расслабиться. Он решил снять его. Оказалось, что он прекрасно себя чувствует и без него, если находится на небольшом расстоянии. Если он отходил на три метра, то амулет начинал мерцать красным светом, который пробивался, даже если его накрыть чем-нибудь. «Я стою в рубашке чёрной, а под ней уже я мёртвый». Ещё два дня, так и будет.

Это сознание наполняло его важностью. Он скоро умрёт. Каково это, ходить и знать, что через два дня его не будет на этом прекрасном свете, слёзы навернулись на глаза, но он как отважный мальчик взял себя в руки и собрался. Что я могу успеть за это время?

Он надел амулет на шею и решил составить список дел, которые должен успеть сделать до смерти. Раньше он издевался над такими списками, а сейчас вдруг это стало таким актуальным и больше его не веселило.

Он написал: признаться Даше Ильиной, что я её люблю, рука написала это сама, без участия головы. Чего бояться, когда осталось два дня и он уже начал тратить это время. Второе: посадить дерево – очень даже успеет. Построить дом и родить сына – нет, но предпринять кое-какие шаги для этого он может вполне, если конечно Даша не будет против, он всегда видел, что он ей нравится, а подойти почему-то стеснялся. Отбросить ложный стыд! Следующее: опубликовать свои стихи. Он сомневался в том, что стихи гениальные, но если копнуть, то под этим сомнением он был уверен, что в них есть правда и чувство, но стеснялся предложить их людям. Он залил свои стихи на сайт «просто стихи.ру» без псевдонима, под своей фамилией и не стал изменять имя. Станислав Брыкальский. Вот и готово. Всё оказалось неожиданно просто.

Хорошо, что сейчас весна. Сегодня же можно купить саженцы и посадить деревья.

А сейчас в университет, поговорить с Дашкой. Он летел как на крыльях. Купил 99 красных тугих роз, охапка получилась большая и с ней было довольно неудобно ходить, но охота пуще неволи и он появился на третьей паре как букет на ножках, вот будет облом, если Дашки сегодня нету, успел подумать он и вошёл в аудиторию.

– Даша! – крикнул он из-за букета, – это тебе! Я тебя люблю!

Она здесь! Как всегда сидит на первом ряду, правильная, и не боится, что над ней будут издеваться и обзывать зубрилой. За это её и уважали, за бесстрашие.

Даша приняла огромный букет и стала такой же красной, как розы. Она была так красива, что у него защемило сердце, она не знала, куда девать букет и тогда девчонки с курса растащили его по пять цветочков. Он схватил её за руку, – сегодня мы сажаем деревья, пойдем, у нас мало времени.

Девчонки проводили их до двери голодными глазами. Они с Дашкой чувствовали себя так, как будто на земле они одни, самые умные, самые счастливые, самые беззаботные, самые влюбленные. Он был счастлив. Если бы не амулет, так и ходил бы, как дурак, вокруг да около, а тут такое счастье! Самый расцвет весны и Дашка!

Они гуляли по Москве по самым любимым местам, у него это Сокольники, вдоль прудов, по парку: когда он был маленьким, родители с ним всё время проводили в Сокольниках среди дубов, дальневосточных черёмух, а один дуб искривлённый, они прозвали танцующим, так и говорили: куда сегодня? да пойдём к танцующему дубу, там на возвышенности они садились на траву и доставали дорожный набор: варёная картошка, помидоры, жареная курица, мамин домашний квас, который вкуснее покупного в тысячу, нет, как он в детстве говорил в миллион тысяч раз, они с Дашкой посидели на пне, он познакомил Дашку с танцующим дубом, он уже распустил листочки и похолодание кончилось, было тепло, как летом, они покормили уток в пруду, и он рассказал ей, как в детстве отец не пускал его близко к воде, тогда хитрый маленький Стас, которому в то время был год и два месяца, когда отец отвлёкся, шустро подбежал к берегу и с разбегу прыгнул в пруд. Отец за ним, выловил его и они ещё час торчали в Сокольниках, ждали, чтобы высохла одежда. Отец раздел его, уложил в теньке поспать, а на ручке прогулочной коляски высушил рубашку и шорты.

Мама Стаса тогда ничего не заметила, а сестры тогда на свете ещё не было.