Антология советского детектива-44. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Марченко Анатолий Тимофеевич

Ясуда обрадованно залопотал:

— Самурая, самурая… Юти Хасимото…

— Хасимото? — повторил Семибратов. — Так вот кому принадлежала сигарета с золотым ободком! А ну спроси-ка его, Комков, не знает ли он, где этот офицер скрывается?

— Плохой из меня переводчик, товарищ младший лейтенант. По-немецки я бы еще попробовал, а тут — язык сломаешь.

— Жаль. Он бы мог нам помочь. — Семибратов кивнул на Ясуду. — Ну да и на том ладно. Теперь хоть знаем, кто наш противник.

После обеда работа продолжалась. Комкова позвал Шумейкин. Попросил помочь отнести в лагерь ящик с соленой рыбой. Они двинулись от ручья напрямик по зарослям бамбука, сокращая путь. Некоторое время шли молча. Потом Комков громко сказал:

— Саса.

— Чего ты? — не понял Шумейкин.

— Саса, говорю. Курильский бамбук по-японски: А дзори — это обувь.

— И охота тебе всякой ерундой мозги сушить! Носишься с этим косоглазым, как с писаной торбой.

— Тебе этого не понять. — Комков усмехнулся.

— Куда уж нам с суконным рылом да в калашный ряд!

Шумейкин был настроен добродушно. Даже Яшкины насмешки сегодня не выводили его из себя. Пройдя еще немного, он предложил сделать перекур. Подмяв бамбук, они легли на мягкое ложе.

— А ты хоть и болтаешь, а ничего парень, — заговорил Шумейкин. — В лагере тебе цены не было бы. Там любят тех, кто арапа заправлять умеет.

— Спасибо за признание! Вот уж не предполагал, что могу прийтись ко двору такой компании.

— Перестань! — Шумейкин поморщился. — Что ж, я тебе должен теперь еще в ножки кланяться?

— Можно хоть узнать за что?

— Как за что! Ты ж меня тогда здорово выручил. Младшой меня терпеть не может. Уж мне это так просто не сошло бы.

— А ты что, действительно спал на посту? — спросил Комков.

— Здрасьте… А ты сам что делал?

— Постой. — Комков даже приподнялся на локтях. — Как же так? Я ведь нарочно сказал. Понимаешь? Я не спал. Думал, мы просто с тобой проморгали. Так не все ли равно, кто виноват? Там, если в затишек за скалу зайти, подход к складу с одной стороны не просматривается. Я потом проверил.

— Нужен мне твой затишек! — Шумейкин фыркнул. — Выдумали охрану какую-то, само начальство небось дрыхнет. Пошли они!.. Я всегда сплю. Пристроюсь где-нибудь в сторонке и кемарю. Здоровьице нам еще пригодится.

Комков вскочил.

— Ну и гад же ты первостатейный! Я бы тебя… — Он ожесточенно пнул ногой ящик с рыбой. — Неси сам свою паршивую тару! Небось пуп не надорвешь!

Он круто повернулся и быстро зашагал обратно к ручью.

Шумейкин попытался приподнять ящик. Ну и тяжеленный же, дьявол! А кто, собственно, заставляет его надрываться? Он огляделся: вокруг ни души — и стал выбрасывать рыбу из ящика, приговаривая: «Так-то оно будет полегче…»

Не было на самом деле у Шумейкйна никакой мамы из благородных и никакого папы-офицера, драпанувшего за границу. Отца своего он не помнит. Говорят, его в пьяной драке ножом пырнули, вот и откинул копыта. А мать торговала на базаре. Баба она была, как говорили во дворе, оборотистая: там купит, тут продаст — в обиду себя не давала. Ну и сына — тоже. Любила она ого. Глаза могла выцарапать, если что. Побаивались ее соседи. Он рано это понял. И пользовался. Разобьет стекло у кого-нибудь, а матери говорит: зря, мол, на него спихивают. Мать всему верила…

Сколько Шумейкин себя помнит, всегда старший давил младшего. Сильный бил слабого. Шумейкин насмотрелся. К ним в дом ходили всякие. Он хоть и шкетом был, а быстро научился разбираться. Если оборванец какой, с ним можно не церемониться — все стерпит. Тем более, если от матери зависит. Еще и на леденцы даст. Только на испуг его надо брать: «Не дашь — милиционеру скажу». Они этого ой как боялись! Много позже Шумейкин понял почему. Ну а уж когда гость был степенный, особенно издалека, с юга, тут только обходительностью и можно было взять. Принести, подать, рассмешить — глядишь, и апельсинчиков получишь и денег. Жить надо умеючи…

Комков долго не мог успокоиться. Надо же: Шумейкин за своего принял! «В лагере тебе б цены не было…» По себе, гад, мерит! Дрыхнет на посту. Из-за такого могут все пострадать. Да на фронте за подобные штучки к стенке ставили! Нет, за этим типом определенно нужно присмотреть. Как бы чего не натворил.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Даже взявшись снова за работу, Комков продолжал чертыхаться. Уж так его Шумейкин разозлил — просто невозможно. Не выдержав, он снова закурил. Особой радости это ему не доставило. Табак кончился, и они курили сухой мох, смешанный с какой-то травой и листьями по методу Ясуды. Эта адская смесь была удушливой и драла горло.

С океана подул холодный ветер. Качнулся пожелтевший бамбук, зашелестел протяжно и недовольно, будто жалуясь на приближающуюся зиму. Комков так задумался, что не расслышал, как его окликнули. И даже потом, когда Семенычев вторично позвал его, до него не сразу дошло, что надо идти обедать.

— Там така уха навариста, — радостно сообщил Семенычев, — с одного духу сытый будешь.

— Кто готовил-то? Ведь решили сегодня всухомятку.

— Сашок же, кто ще така добра душа!

Комков был доволен. Нет, не зря он предложил этого парнишку в кашевары. Будто чувствовал, что толковый кок из него получится. Главное — заботливый. Сколько вначале на его бедную голову чертей сыпалось — мама родная! У них на таганрогском пляже камней, наверное, поменьше будет. А теперь ничего: словно их поставили на довольствие в лучший приморский ресторан.

Обедали на берегу ручья. Хлебали уху и хвалили. А Сашок слушал и улыбался.

Подошел Топтун. Обнюхал сидевшего с краю Галуту и отвернулся. Медведь был любимцем бойцов, и он, словно чувствуя это, ждал лакомства. Кто-то протянул ему рыбу. Медвежонок только недовольно сморщил нос.

— Топтун, ко мне! — крикнул Комков.

Зверь послушно подошел и улегся у его ног.

— Отзывается, — не без удивления заметил Галута.

— А что? Разве мы ему плохое имя дали? — спросил Комков.

— Очень даже хорошее, — вместо Галуты ответил Сашок. — Теперь нам надо бы дать название острову.

— Точно, — поддержал его Комков. — Что это мы на безымянной земле живем? Или фантазии не хватает? — Он вскочил. — Идея, други мои… Объявляется всевзводный конкурс на лучшее островное имя. Жюри ждет заявок. Кто первый? Вы, товарищ младший лейтенант?

— Пожалуйста. — Семибратов на секунду задумался. — Предлагаю назвать просто — Советский.

— Уже есть, — сказал Сазонов. — Есть такое название в Крыму. Может, Рыбачий?

— Тоже не ново, — вмешался Мантусов. — Есть полуостров Рыбачий в Баренцевом море. А вот острова Десантников нет. Давайте?

— Кто лучше? — спросил Комков. — А ты, дед Семеныч, что же молчишь?

— А шо я?.. Я ще не придумав. Може, остров Больших напастей. Чи не так?

Бойцы засмеялись. Дело пошло веселей. Названия посыпались со всех сторон: Красный, Октябрьский, Скалистый… Комков браковал их одно за другим.

— Ну а сам-то ты что? — крикнул ему Пономарев.

Яшка почесал затылок и неуверенно сказал:

— Может, Край света? Ничего вроде?

Но и его предложение было отвергнуто. Тогда Семибратов поднялся и сказал:

— Вот что, товарищи, митинговать нам некогда — работа ждет. Есть одно, по-моему, очень подходящее название — остров Надежды. Пусть надежда никогда не покидает нас. Ставлю на общее утверждение. Кто против? Принято единогласно. Предлагаю разойтись по местам.

Сумерки надвинулись из-за вулкана, заползли сперва в бамбук, потом почернили воду в ручье, спрятали отдаленные скалы. Идя с корзинкой на плече, Мантусов споткнулся и рассыпал рыбу.

— Пора кончать, командир, — сказал он. — Люди устали. Лучше завтра пораньше начать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Семибратов согласился. Весь инвентарь Мантусов предложил оставить у ручья. Зачем таскать туда-сюда?

— Но тогда здесь придется выставить ночной пост, — заметил Семибратов.

— А надо ли? — усомнился Мантусов. — Кто польстится на наши ложки-плошки?

— Не забывай, что тут остается изрядный запас свежей и соленой рыбы. Может зверь наведаться. Помнишь случай с медведицей?