Повседневная жизнь в эпоху Жанны дАрк - Марселен Дефурно

Куртуазность куртуазностью, но мы снова сталкиваемся с самой грубой действительностью, когда речь заходит о злоключении, постигшем в 1434 г. сеньора д'Оффремона, который защищал на службе у герцога Бургундского замок Клермон в Бовези. Ла Гир и его спутники, состоявшие на службе у Карла VII, проезжали мимо замка, и бургундский капитан решил, что для него дело чести – хорошо их принять. «Желая им угодить и оказать гостеприимство, – рассказывает Монстреле, – он велел открыть вино, вынести его через потайной ход башни и пригласить их выпить, и тут им навстречу вышел сеньор д'Оффремон, и с ним было всего трое или четверо его людей, и они начали говорить с Ла Гиром и с другими, любезно их принимая… Но, разговаривая с сеньором д'Оффремоном, Ла Гир быстро его схватил и тотчас заставил сдать названный замок, и при этом заковал его в цепи и бросил в яму. И сеньора д'Оффремона держали месяц в темнице, обходясь с ним крайне жестоко, так что все тело у него покрылось блохами и паразитами, и наконец он заплатил за себя выкуп в четырнадцать тысяч золотых экю и еще дал коня и двадцать бочек вина».

Приготовления к большой битве по всем правилам давали возможность великолепной мизансцены в рыцарском духе. Именно соблюдение определенных правил служило критерием для иерархической классификации боя и отличало его от простой встречи или стычки:

«И это назвали встречей в Монс-ан-Виме, – говорит Монстреле. – И не объявили битвой, поскольку стороны встретились друг с другом случайно, и не были развернуты никакие знамена». В самом деле, знаменам придавалось величайшее значение, каждый капитан стремился развернуть свое; то же самое относится и к служившим под его началом сеньорам. Не было никаких законов, которые определяли бы выбор изображенных на знаменах эмблем; предпочитались яркие контрастные цвета, и миниатюристы охотно изображали великолепное зрелище, которое представляли собой выстроившиеся в боевом порядке войска: ослепительно сверкающие доспехи, яркие пурпуэны, а над всем этим высоко-высоко пестрый лес знамен. Знамя было не только украшением, но также и признаком единения: «Оно – словно факел, зажженный в зале и всех озаряющий, – говорит оруженосец Диас да Гамес, – и, если этот факел случайно погаснет, все останутся в темноте и не будут знать, не побеждены ли они». Исчезновение знамени капитана нередко означало, что весь его отряд обращен в беспорядочное бегство; потому очень большое значение придавалось выбору знаменосца, который должен был нести и защищать эмблему своего военачальника.

Сражение при Азенкуре представляет собой типичный пример крупной «рыцарской» битвы: никакой стратегии, ни малейшей попытки захватить противника врасплох, напав на него неожиданно. Две армии расположились лагерем на поле, которому предстояло сделаться полем боя, достаточно близко одна от другой, чтобы в каждом из лагерей слышали все, что происходит у противника. Английские лучники воспользовались передышкой накануне сражения для того, чтобы вбить в землю острые колья, которые должны были защитить их от натиска кавалерии; что же касается французов, «несмотря на то что музыкальных инструментов, чтобы развеселиться, у них было мало», они весело провели ночь и занимались тем, что перед грядущей битвой посвящали в рыцари оруженосцев. Назавтра стало ясно, что английская предусмотрительность победила рыцарскую отвагу: оттеснив лучников и арбалетчиков, которые, как правило, начинали бой, тяжелая феодальная конница устремилась на вражеские ряды; но кони увязали в размокшей земле (всю ночь перед тем лил дождь), и многие рыцари спешились и укоротили копья, чтобы удобнее было сражаться, После этого они сразу же оказались стиснутыми в узком пространстве, почти лишенными возможности передвигаться в тяжелых доспехах, и их почти всех перебили градом выпущенных лучниками стрел, изрубили в куски, а оставшихся захватили в плен английские пехотинцы. Именно в этот момент на поле боя появился герцог Брабантский, брат Иоанна Бесстрашного, пожелавший участвовать в большом рыцарском празднике. Превратив в гербовую котту знамя трубача, он бросился в бой и нашел в нем смерть.

И все же не всякое сражение в сомкнутых боевых порядках походило на битву при Азенкуре, где присутствие высшей знати побуждало к рыцарскому соперничеству и где каждый непременно желал сразиться в первых рядах. «Викториал» оруженосца Диаса да Гамеса показывает нам совершенно другую картину, когда он описывает встречу английских войск с кастильскими вспомогательными, которыми командовал капитан Педро Ниньо: «Армии стояли очень близко одна к другой и, следуя обычаю, назначили распорядителей, которым надлежало разместить войска, и был отдан приказ, как принято, чтобы никто не позволял себе выходить из рядов или рваться вперед, пока не настал час атаки». Один рыцарь, пожелавший нарушить приказ, получил удар по лицу от кого-то из распорядителей. Затем англичане начали бой, стреляя из луков, и посылали столько стрел, «что похоже было на то, как будто пошел снег… Кастильцы, разместившиеся ниже, получали стрелы в таком множестве, и падали эти стрелы так часто, что арбалетчики не решались нагнуться, чтобы зарядить свои арбалеты. Многие мужчины были задеты стрелами, и у тех, на ком были надеты кожаные куртки, они так и оставались торчать, так что можно было подумать, будто все они– святые Себастьяны… Когда бой закончился, на земле валялось такое множество стрел, что и шагу нельзя было сделать, не наступив на них, и столько их было, что хоть горстями собирай». Кастильцы вышли победителями из этой битвы, и «судьи» наградили лучших бойцов; они решили отдать «chapel d'or» (золотой венец), предназначавшийся лучшему рыцарю, тому, кто, получив пощечину от распорядителя, послушно вернулся в строй…

Но повседневную реальность войны следует искать отнюдь не там, где происходили полевые сражения, представлявшие собой эпизоды скорее исключительные. Ее следует искать в жизни тех отрядов, чьи капитаны берегли кровь своих людей и были не слишком расположены жертвовать выгодами победы ради демонстрации бесполезного героизма. Пятнадцатый век оставил нам бесценное свидетельство о жизни солдат во время кампании: свидетельство Жана де Бюэя, который в своем «Юноше», в почти небеллетризованной форме, реалистично и живописно рассказал о своей жизни и о жизни своих товарищей по оружию.

Юноша начал свою военную карьеру с того, что вместе с несколькими солдатами охранял замок Люк, напротив которого на некотором расстоянии стоял другой замок – Версе, занятый вражеским гарнизоном. Задача была трудной, существование – тоже нелегким, поскольку маленький гарнизон во всем терпел нужду. Лошадей не хватало, и люди Юноши «очень часто садились вдвоем на одного коня, а еще чаще ходили пешком». Вооружение и снаряжение были соответствующими, а скудных запасов продовольствия в крепости едва-едва хватало на то, чтобы прокормить людей и лошадей. Первые подвиги Юноши состояли в том, что он «завоевал» коз, принадлежавших вражескому гарнизону, когда они ночью паслись поблизости от Версе; одновременно с этим прихватил выстиранные вещи, которые сохли на веревке, и надевал их потом под свои кожаные доспехи… Жан де Бюэй с удовольствием рассказывает еще об одной из таких ночных вылазок, и его рассказ оставляет у читателя удивительное ощущение «пережитого». Вот этот рассказ: «Мы выбрались наружу в час, когда луна светила уже ясно и безмятежно. К тому месту, где были кони, мы пришли как раз вовремя, потому что в это время настолько стемнело, что мы едва могли разглядеть друг друга. Но можете мне поверить, он (проводник) вел нас самым искусным образом, потому что с тех самых пор, как мы тронулись в путь, мы шли не по большой дороге, но безлюдными тропинками, которыми мало кто ходил. Мы проходили мимо дома посреди песчаной равнины, где жил этот добрый человек, и, чтобы не залаяла собачка, он свернул на дорожку или тропинку, ведущую через лес; и он не повел нас ни через распаханное поле, ни по мягкой земле из опасения, как бы кто не заметил наши следы. Он все время вел нас по твердой почве. И ни разу не было, чтобы мы миновали изгородь и он не остался бы сзади, чтобы поправить ее, если ее задели; он делал это из опасения, как бы не узнали, что мы там прошли. И если мы открывали где-нибудь ворота, он закрывал их. И все же, когда мы проделали уже изрядный путь, он уговорил нас пересечь большую дорогу, которая вела в Версе; но когда мы оказались по другую сторону, взял большую терновую ветку и протащил ее по нашим следам, так что от них ничего не осталось». Добравшись до леса, путешественники спрятались за кустами. Они подошли так близко к укреплениям Версе, что могли услышать в ночной тишине замечания, которыми обменивались часовые. «Налетчики» скрывались там целый день, а на следующую ночь выбрались из укрытия, захватили коней и вернулись в Люк. Желая вознаградить Юношу за участие в этой экспедиции, капитан отдал ему один из своих панцирей. Чуть позже другая ночная вылазка даст ему возможность обзавестись конем, на котором он с тех пор и станет ездить.