Пряди о Боре Законнике - Александр Меньшов

Я осторожно тронул Стояна за щёку. Потом погладил своими шершавыми пальцами.

— Что? — полусонно пробормотала она, приподнимая голову.

Её веки с трудом разлепились, но во взгляде читалось непонимание.

— Пойдём, — мягко сказал я, сам вставая и помогая сделать то же самое девчушке.

— Куда?

— К Ватрушкам… Пойдём.

— А, — закивала головой друидка.

И мы медленно побрели среди гульбища. До стены добрались минут через двадцать, столько же брели по кривым улочкам и вот, наконец, достигли нужного дома.

Всю дорогу прошли молча. Разговаривать не хотелось.

Ночь становилась всё холоднее. И мне вдруг на ум пришли слова одного из скальдов: «Сник лёд и снег сошёл…» А всё же забавное было состязание. Мне оно понравилось… Действительно понравилось.

Кстати, теперь ясна и суть поговорки про корову и «зубра благородного».

Ватрушек дома не было. Мы со Стояной пошли к своей лежанке и, скинув верхнюю одежду, полезли спать.

— Холодно сегодня, — пробормотала друидка, сжавшись в комочек.

Не смотря на то, что она укрылась медвежьей шкурой, её худенькое тельце продрогло. Я погасил лампу и прилёг рядом.

Сон не шёл. Мои мыслишки вдруг замерли. А одна, особо взбалмошная и нагловатая, высказала общее мнение: «Как денег нет, так и на полати прёт»…

Вот же бесстыжая! Как тот кот по весне!.. Это же вожделение!

А чего бы и нет? — буркнула «мыслишка» в ответ и я приобнял Стояну, одновременно прижимаясь к её спине.

Слышно было, как взволновано сбилось дыхание девчушки. Она лишь на секунду вздрогнула, но тут же постаралась расслабиться.

От её волос пахло лугом… цветами… Я коснулся губами её тоненькой шейки.

— А-а-а-а…

Крик, донёсшийся с улицы, тут же оборвался.

Почудилось, что ли? Я не стал на нём зацикливаться, весь мир сейчас начинал для меня пропадать… исчезать… Стены, потолок, чаша потухшего очага в котором еле-еле тлели головешки… корзины… звуки… всё таяло, будто и не было вовсе.

Я плотнее прижался к Стояне. Рука прошлась по изгибу её бедра, потом переползла на живот… потом ниже…

В этой девушке что-то есть. Скрытое от глаз… Какой-то… какой-то внутренний «свет»…

Да-да, Бор, правильное слово! Ты нашёл правильное слово… понятие… Вот что тянет меня к ней.

А вожделение? — Его на самом деле и нет! Это лишь чувства, рвущиеся на свободу… Именно так!

Поцелуй. Ещё один… Какая нежная у неё кожа… аж мурашки побежали по спине… Чего вдруг?.. Ещё поцелуй… долгий-долгий…

Хороша… как же она хороша… как хочется её прижать к себе, спрятать от других… никому не отдавать… Моя! Она моя!

Стояна тихо застонала. Пальца скользнули к груди, к соскам… Тело девчушки охватила еле ощутимая дрожь. Она повернулась ко мне лицом и, схватив ладонями голову, жарко поцеловала в губы.

Кажется, Стояна что-то зашептала. Но я уже начинал терять связь с реальностью, проваливаясь в колодец своей страсти.

И тут:

— А-а-а-а-а…

Это был вопль! Страшный, громкий… Скорее всего, кричал человек. И где-то недалеко от дома.

Стояна резко дёрнулась, переполошился и я. Мы с ней мигом сели.

— Что это было? — шёпотом спросила друидка. Её трусило, я это чувствовал.

Почему-то в голову пришло воспоминание про ночные страхи. О тех, что рассказывала Стояна.

Мы старательно прислушались: к завыванию ветра, к шорохам, к скрипу, ко всему-всему. Крик не повторился. Но откуда-то издалека послышался непонятный гул, от которого начало закладывать уши.

Я соскочил на пол, ощущая босыми стопами насколько он холоден. Быстро зажечь масляную лампу не получилось, но всё же мои старания не пошли прахом и чуть погодя комнату озарил слабенький свет.

Попытался быстро одеться. Пальцы отчего-то не слушались, мне пришлось усилием воли побороть охватившую мышцы дрожь. Даже выругался в сердцах.

— Ты куда? Ты чего? — сжалась в комок друидка.

Её глаза округлились в испуге. Сейчас она была похожа на затаившуюся мышку.

— Надо выяснить… У меня нехорошее предчувствие. Ты будь здесь! Слышишь?

С этими словами я выскочил наружу.

Куда бежать? Откуда кричали? — подобные мысли волчками закрутились в голове.

На улице было холодно. Очень холодно. Ощущение такое, будто стояла поздняя осень. Изо рта валили клубы пара.

— А-а-а… у-у-у…

До уха донеслись далёкие вскрики. Это откуда-то с восточной стороны… с луга… Неужто, космачи напали? Твою-то мать!

Я бросился по слабо освещенной фонарями улочке, вдруг вспоминая, что не прихватил с собой оружия.

— Вот это крендель! — вырвалось само собой, но останавливаться не стал. Возвращаться и поздно и далеко.

Чем дальше бежал, тем сильнее закладывало уши, и тем холоднее становилось. Виски сковало обручем, как когда-то на Вертыше. Я даже замедлил ход, готовясь отпрыгнуть в сторону от ледяных пик, если те вот-вот выскочат из-под земли.

За воротами была страшная суматоха. В темноте ночи я с трудом что-то различал.

Визг, вопли, крики, стоны…

Дохнуло морозом. Тяжёлое ощущение. Будто стоишь зимой голым на снегу, и тебя окатывают студёной водой. Перехватывает дыхание, и поначалу не особо что чувствуешь, а потом…

Меня кто-то толкнул в плечо, потом в бок. Я не сразу понял, что гибберлинги мчатся со всех ног к воротам, но прорывались отчего-то только единицы.

Мне пришлось выйти из ворот, когда всё стало ясно: в темном небе замаячила гигантская белесоватая фигура, медленно и как-то лениво размахивавшая могучими крыльями…

Что за хреновина?

Я увидел длинную шею, на которой расположилась весьма впечатляющих размеров башка. Чудище раскрыло пасть и дохнуло вниз.

И снова виски сковало ледяным обручем. На склоне в мгновение ока возникли серые «пики», в которых я смог различить замерзшие тела.

Так вот в чём дело!

Рука потянулась к луку… Мать его так! Забыл его в доме Ватрушек!

Чудище махнуло крыльями, поднимая ветер. Тут же заложило уши. Толстенная туша подлетела кверху, на какое-то время пропадая с глаз.

Я оставался на месте, не зная, что предпринять: то ли вернуться в хижину, то ли…

Пока думал, белёсая фигура этого ледяного чудища замаячила саженях в ста левее прежнего места. Из раскрытой пасти вырвалось очередная струя, замораживавшая всё и вся на своём пути.

Тихо ругаясь, я бросился со всех ног к хижине. На улочках тоже царила неразбериха. Те гибберлинги, что находились в городе, в растерянности ходили туда-сюда, не зная, что предпринимать.

— Бор? Что там? — спрашивали некоторые. — Что происходит?