День саранчи - Натанаэл Уэст

- Вот, оказывается, почему вас зовут удалец-молодец! - весело заметил мистер Уиппл.

- Верно, дружище, - гордо отвечал его собеседник.

- А что вы делали, когда вам задавал трепку учитель? - спросил мистер Уиппл.

- Что делал? - переспросил миссуриец с демоническим хохотом.

- Да, что?

- Стрелял, - ответствовал человек из округа Пайк.

- Вот это да! - воскликнул мистер Уиппл. - Сколько же учителей вы застрелили за годы обучения?

- Только одного. Остальные, прослышав об этом, не смели и пальцем меня тронуть.

Сделав это сообщение, сорвиголова улегся под деревом, чтобы спокойно докурить сигару мистера Уиппла.

Видя, что незваный гость не собирается ехать дальше, все остальные занялись своими делами. Лем и Джек отправились на прииск, находившийся примерно в миле от лагеря. Кочерга Уиппл сел на лошадь и поехал в город за продуктами. Бетти занялась стиркой.

Вскоре Джек и Лем поняли, что им не обойтись без динамита. Лем был внизу, в шахте, и потому в лагерь пошел индеец.

Миновал час, другой, а Джека все не было. Лем начал волноваться. Он вспомнил, что говорил миссуриец об индейцах, и подумал, что грубиян мог обидеть Джека.

Лем поднялся из шахты и отправился в лагерь проверить, все ли там в порядке. Выйдя на опушку, где стояла их хижина, он застыл от удивления: в лагере не было никого.

- Джек! - крикнул сбитый с толку юноша. - Джек, где ты?

Ответа не последовало. Только гулкое эхо повторило его слова.

Внезапно тишину разрезал пронзительный вопль. Лем понял, что это кричит Бетти, и стремглав бросился к хижине.

Дверь хижины оказалась заперта. Лем стал дубасить по ней кулаками, но без толку. Тогда он побежал за топором к поленнице. Там он и обнаружил Джека. Тот лежал с простреленной грудью. Схватив топор, Лем помчался к хижине. Несколько сильных ударов, и дверь слетела с петель.

В полумраке Лем с ужасом увидел, как человек из округа Пайк деловито стаскивает с Бетти одежду. Девушка отчаянно сопротивлялась, но миссуриец был очень силен.

Подняв топор, Лем ринулся в атаку. Однако его противник предвидел такой оборот событий и поставил у двери медвежий капкан.

Лем успел сделать лишь шаг, и стальные челюсти капкана сомкнулись у него на ноге, кромсая брюки, плоть и кость. Лем упал без чувств, словно сраженный пулей.

Увидев, какая участь постигла беднягу Лема, Бетти тоже потеряла сознание. Никоим образом не смутившись этим, миссуриец продолжал делать свое мерзкое дело и вскоре успешно завершил начатое. Затем он вышел из хижины с Бетти на руках. Перебросив ее через седло, он сел на лошадь, вонзил ей в бока шпоры и ускакал в сторону Мексики.

На полянке воцарилась тишина, и место кровопролития преобразилось. Где-то на верхушке дерева заверещала белка. В ручье неподалеку плеснула форель. Пели птицы.

Внезапно птицы умолкли. Белка перестала собирать шишки и в испуге спрыгнула с дерева. Кто-то зашевелился за поленницей. Джек Ворон был жив.

Со свойственным его народу мужеством, превозмогая боль, тяжело раненный индеец пополз на четвереньках. Он продвигался медленно, но верно.

Милях в трех от лагеря начиналась резервация. Джек знал, что неподалеку находится индейское поселение. Туда-то он и двинулся за помощью.

После долгой и мучительной дороги он добрался до цели, но так ослаб от напряжения, что упал бездыханным на руки первого повстречавшегося ему краснокожего. Он успел только прошептать:

- Стрелял белый человек. Быстро в лагерь.

Предоставив Джека нежной заботе местных скво[54], воины племени собрались у вигвама вождя обсудить план действий. Где-то начал бить тамтам.

Вождя звали Израиль Сатинпенни. Он учился в Гарварде и ненавидел белых всей душой. Он мечтал поднять индейцев на восстание и прогнать бледнолицых в те страны, откуда они пришли, но пока из его планов мало что получалось. Его люди утратили былую воинственность. Наглое нападение на Джека Ворона было шансом, который Сатинпенни не желал упускать.

Когда индейцы собрались вокруг его палатки, он появился во всех регалиях и начал свою речь:

- Краснокожие! Пришло время заявить во всеуслышание об ужасах и кошмарах цивилизации бледнолицых.

Наши отцы помнят, что это была прекрасная страна, где человек если слышал стук, то это билось его сердце, а не тикал будильник, он вдыхал удивительные ароматы цветов, а не винные пары. Надо ли говорить о ручьях, что не знали плена водопроводной трубы! Об оленях, которые никогда не пробовали сена. О диких утках, которые не были окольцованы.

Утратив все это, мы получили от белого человека его цивилизацию: сифилис и радио, туберкулез и кино. Мы приняли цивилизацию, ибо он сам в нее верил. Но раз теперь он стал серьезно сомневаться в ней, почему же мы должны продолжать в нее верить? Его последний дар нам - сомнения, всеразъедающий скепсис. Он сгноил наши земли во имя прогресса. А теперь распад затронул и его самого. Вонь от его испуга бьет в ноздри великого бога Маниту.

Чем же белый человек умнее краснокожего? Мы жили здесь с незапамятных времен, и все было прекрасно. Пришел бледнолицый и в своей бесконечной мудрости загрязнил небосвод дымом, а реки - отбросами. Что же он умел делать в своей мудрости? Я вам скажу. Он делает хитрые зажигалки. Отличные авторучки. Бумажные пакеты, дверные ручки, кожаные сумки. Он покорил силы земли, воздуха, воды, чтобы они крутили колеса, а те, в свою очередь, крутили другие колеса, а те - третьи… Колеса крутились вовсю, пока нас не завалили туалетной бумагой, авторучками, раскрашенными шкатулками для булавок, брелоками для ключей и часов.

Пока бледнолицый мог совладать с вещами, которые производил, мы, краснокожие, благоговели перед его умением прятать свою блевотину. Но теперь все потайные уголки земного шара забиты ею до отказа. Теперь даже Большой Каньон не в состоянии вместить все бритвенные лезвия, что изготовил белый человек. Теперь, о воины, плотина прорвана, и его затопило тем, что он смастерил.

Он здорово захламил наш материк. Но разве пытается он убрать мусор? Нет, он старается, не покладая рук, навалить еще больше. Его волнует лишь одно: как сделать так, чтобы в стране производилось больше шкатулок для булавок, брелоков и кожаных сумок.

Поймите меня правильно, друзья. Я не философ-руссоист! Я знаю, что часы нельзя заставить идти назад. Но я знаю и другое. Можно остановить часы. Можно, наконец, их разбить!

Время настало. Повсюду нищета и насилие, страдания и богохульство. Ворота Бедлама отворились, и по нашей земле шагают боги Мапео и Сураниу.

Пришел день отмщения. Закатилась звезда бледнолицего, и он это прекрасно знает. Шпенглер говорит об этом. Валери говорит об этом. Тысячи мудрецов из стана бледнолицых заявляют об этом во всеуслышание.

Братья! Пора наступить бледнолицему на горло, сорвать с него латы. Надо действовать, пока он слаб и немощен, пока он изнемогает под грудой произведенного им хлама…

Дикими воплями приветствовали эту речь воины, и в глазах их горела жажда мести. Оглашая окрестности новым военным кличем «Разбей часы!», они раскрасили себя краской и оседлали своих пони. У каждого из храбрецов был томагавк в руке и нож для снятия скальпов - в зубах.

Прежде чем вскочить на своего мустанга, Сатинпенни отправил одного из своих соратников на ближайший телеграф. Ему было велено направить зашифрованные послания вождям индейских племен в Соединенных Штатах, Канаде и Мексике с приказом подняться на смертный бой.

Возглавляемые доблестным Сатинпенни воины поскакали через лес по следам, что оставил Джек Ворон. Когда они прибыли к хижине, Лем по-прежнему находился в стальных объятиях капкана.

- Иехо-хо! - взвыл вождь. Склонившись над распростертым юношей, он ловко снял с него скальп. Размахивая трофеем, Сатинпенни снова оседлал своего скакуна и помчался к ближайшему поселку. Его кровожадные соплеменники следовали за ним.

На поляне остался только мальчик-индеец. Ему было велено поджечь хижину. К счастью, у него не оказалось спичек, и как ни пытался мальчуган развести огонь с помощью двух палочек, у него ничего не вышло. Он старательно тер палочки друг о друга, но только сам согрелся.

Оглашая воздух ругательствами, неприличествующими его юным летам, он бросил палочки и решил искупаться в реке. Но прежде чем осуществить задуманное, лишил окровавленную голову Лема искусственного глаза и челюстей.

Спустя несколько часов вернулся мистер Уиппл с запасом провианта. Едва ступив на поляну, он сразу понял: случилось что-то неладное. Он ринулся к хижине. Там он обнаружил Лема, нога которого по-прежнему была в медвежьем капкане.

Мистер Уиппл склонился над распростертым у порога Лемом и с облегчением обнаружил, что тот еще дышит. Он отчаянно пытался освободить Лема из капкана, но у него ничего не вышло. Тогда он поднял Лема и на руках вынес его из хижины вместе с капканом.