Пронзенное сердце и другие рассказы - Майн Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но я не увидел этого. Напротив, увидел, что преследователи не отстают, а догоняют. Постепенно, но довольно заметно разделяющие их четыре мили превратились в три. Проводник тоже заметил этот все сокращающийся интервал и сказал:
– Очень странно! Ничего не понимаю. Черная лошадь, должно быть, ранена: уж очень тяжело она идет.
Пока он говорил это, преследуемый всадник приблизился к роще и явно пытался до нее добраться. Но что это ему даст? Если надеется спрятаться, это не поможет и на пять минут. Толпа преследователей сразу прочешет всю рощу. Тогда зачем он к ней едет?
– Может быть, – предположил Гринлиф, – его лошадь хочет пить, и он думает, что потом она поскачет быстрее. Возможно. Все-таки что-то случилось с лошадью.
Преследуемый добрался до рощи; преследователи – теперь я ясно видел, что это индейцы, – еще находились в трех милях за ним. Скакали они не быстро; очевидно, лошади устали после долгой скачки; и тем не менее расстояние сокращалось. Всадник, добравшись до рощи, исчез в ней.
Долго ли он там пробудет? Мы напряженно ждали, когда он покажется снова. Прошло пять минут – достаточно, чтобы вволю напиться лошади; шесть… семь… по-прежнему ни следа… а черная когорта все ближе и ближе. Неужели он отыскал убежище среди деревьев, собираясь дорого продать свою жизнь? Или в отчаянии решил умереть? А может, лошадь, напившись, упала замертво?
– Ура! Он выехал! – воскликнул мой спутник, когда по другую сторону рощи показалось красно-черное пятно и заскользило в сторону Лас Крусес. – Теперь посмотрим, стало ли легче лошади после питья, – добавил он. Мы стояли молча и смотрели.
Мы надеялись, что преследователи задержатся в роще, чтобы обыскать ее. Но нет; они скакали широким фронтом; и не успел всадник в красной накидке отъехать на сто ярдов, как индейцы на флангах его увидели. Поэтому в рощу они вообще не зашли; проскакали мимо. Теперь снова все дело решала скорость лошадей, и черная лошадь, несомненно, скакала резвее. Но я заметил, что скачет она как-то странно, неровно, временами подскакивая, словно от удара хлыстом или шпорами. Однако в бинокль я не видел никаких движений всадника, а повод был не у него в руках, а свисал с шеи лошади. Я дивился всему этому; рассказал спутнику – невооруженным глазом он этого не видел, – и он тоже удивился.
Наше удивление еще не достигло кульминации, хотя дело шло к этому. Индейцы продолжали догонять; наконец дикари, размахивая оружием, устремились вперед. Дюжина индейцев догнала всадника и поскакала рядом с ним. Я ожидал увидеть на траве красную накидку, а под ней мертвое тело.
Но нет! Что они там делают?
– Что это? – спросил Гринлиф, удивленный не меньше меня: индейцы неожиданно остановились и, словно по приказу, попятились! И не стали возобновлять преследование; напротив, собрались группой, несколько секунд возбужденно жестикулировали, потом повернули лошадей и поехали назад, медленно и удрученно, словно в похоронной процессии.
На этот раз они вошли в рощу, видимо, намереваясь напоить лошадей, но вскоре снова выехали и направились туда, откуда появились. Мы следили за ними, пока их фигуры не потерялись на фоне сиерры, которая ограничивает равнину с юга; красная накидка давно исчезла из виду в противоположном направлении.
– Клянусь прыгающим жеребцом! – воскликнул Гринлиф, когда мы сели верхом и направились домой. – За четверть столетия жизни в горах и прериях ничего подобного не видел; а ведь я был в Скалистых горах вплоть до Орегона; никогда не встречал такую загадку! Если бы я не был уверен, что в красной накидке был молодой Наварро, я бы сказал, что это сам дьявол и что он пришел с Зачарованной горы. Потому что она действительно зачарованная, капитан; и чем скорей мы отсюда уберемся, тем безопасней для наших скальпов.
Глава VI
Фиеста де ла Нативидад
Мы вернулись в Лас Крусес вскоре после полудня и обнаружили, что фиеста уже в полном разгаре. «Гонка за быком», «петушиный бой», состязание всадников и другие национальные виды спорта проводились на обширной равнине вблизи каса гранде; здесь был воздвигнут большой навес, украшенный гирляндами цветов и ветвями вечнозеленых растений. Ибо, хотя наступило Рождество, Коагуила расположена в районе, где растут пальмы, и воздух был теплый, как весной на севере. Собралось очень много народу – короче, все, кто жил в округе в двадцать миль: вакерос, ранчерос и тому подобное, встречались и представители высшего класса – хасиенадос. Женщины были представлены смуглыми девушками, одетыми в лучшие платья; среди них встречались настоящие красавицы. Воздух был полон звуками музыки, гитарными аккордами; джарана [Шутки, веселье (исп.)] смешивались с веселыми голосами, песнями и смехом.
При нашем появлении все смолкли. Тигреро, отправившись к приятелям, рассказал, что мы с вершины Серро Энкантадо видели индейских бравос. Посреди заполненного людьми лагеря словно взорвалась бомба, крики и вопли могли показаться нелепыми и смешными. Но нет вдоль Рио Гранде района, где бы крик «Лос Индиос!» не вызывал страха и отчаяния. Сами мы удивились, что первыми сообщаем эту новость. А где дон Гиберто? Такой вопрос задал бы я, если бы мне не задал его мелодичный, но дрожащий женский голос.
– О, сеньор капитан! Вы его не видели?
Спрашивала донья Беатрис; она подошла ко мне, когда я слез с седла, и тревожно посмотрела в лицо.
– Кого не видел, сеньорита? – удивленно спросил я; я понимал, что она имеет в виду Наварро, но думал, что он давно вернулся.
– Дона Гиберто! – ответила она неуверенно и шепотом; на щеках ее появилась краска. – Говорят, вы видели индейцев, а он…
Ее прервало появление всадника, который прискакал галопом и спрашивал дона Антонио Наварро. Отец Гиберто присутствовал на фиесте, а прискакал один из его вакерос. Вскоре хозяин и слуга принялись оживленно разговаривать. Мы с молодой леди стояли недалеко от них и слышали каждое слово.
– Сеньор дон Антонио, – торопливо сказал слуга, – вернулась домой лошадь вашего сына.
– Ну и что? А с нею мой сын, я думаю.
– Увы, нет, сеньор! Лошадь пришла одна!
– Одна? О чем ты говоришь, хомбре [Человек (исп.)]? Как это одна?
– А вот так, сеньор. Седло было на лошади и уздечка тоже, но порванная и тащилась сзади. А дона Гиберто не было. Да спасет нас Господь!
– Да спасет нас Господь! – повторил слова вакеро испуганный отец. – Что с ним могло случиться?
– Боюсь, какое-то несчастье, сеньор. Лошадь ранена. У нее под ухом след от пули, и вся шея
