Огонь любви, огонь разлуки - Анастасия Туманова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– То есть вы хотите сказать, что запомнили арию Амнерис, одиножды прослушав ее в «Гранд-опера»?!
– Дважды, – поправила Софья. – Я слушала «Аиду» два раза, и вот…
– Cara mia, вы с каждой минутой все больше меня поражаете, – сообщила мадам Росси. – Вам непременно надо приехать в Неаполь, непременно! Хотите, я сама буду просить об этом вашего покровителя?
– О, нет, не стоит! – При мысли об этом Софье стало дурно. – Я все сделаю сама. Он иногда бывает… непредсказуем.
– О, мадонна, бедная девочка… – Мадам Росси участливо потрепала Софью по руке. – Allora, я полагаю, что ваше положение мы сможем исправить…
– Каким же образом? – Софье стало смешно. Но мадам Росси, напротив, приобрела крайне серьезный вид.
– София, вам ведь приходилось уже вести независимую жизнь?
– Да, и крайне нищую…
– Обещаю, что более вы такой жизни вести не будете. У вас редкий талант, хотя вы и сами этого не понимаете. У вас великолепная красота, magnifica[14]! Вас ждет блистательная карьера – с моей помощью и при условии, что вы станете стараться. Очень скоро вы сами будете содержать себя и сможете отказаться от покровительства этого… м-м… варвара.
Как ни пыталась Софья сделать вид, что полностью верит заманчивым обещаниям, все-таки что-то скептическое, наверное, проскользнуло в ее лице, потому что мадам Росси нахмурилась. Но лишь на мгновение. В следующую минуту она уже заговорщицки улыбнулась, наклонилась вплотную к Софье и поведала:
– Вот вы не верите, bambina mia[15], а я клянусь святым Дженаро: никогда в жизни не видела под окнами этого старого жулика Клоссена таких толп народу! В Париже знают толк в опере, уверяю вас! Ну, так что же? Как говорят у вас в России – на руках?
– По рукам, – поправила Софья. – Благодарю, мадам Росси. Завтра я извещу вас о своем решении.
Мартемьянов появился в гостинице к вечеру, уставший, но в сносном настроении: к радости Софьи, уверенной, что после их ночного разговора Федор, как всегда, будет злее черта. Софья, целый день думавшая о предложении мадам Росси и даже обсудившая его с Марфой, уже давшей добро на переезд в Неаполь, так и не приняла еще решения. Да и глупо было что-то решать, зная, что последнее слово все равно останется за Мартемьяновым. Когда он вошел в комнату, Софья как раз сидела за роялем и наигрывала какую-то канцону, в который раз спрашивая саму себя, хочется ли ей вовсе ехать в Италию? Восторги бывшей гувернантки ничуть ее не воодушевили, она знала, что подняться до высоты итальянского бельканто не сможет никогда, и подозревала, что это предложение мадам Росси сделала под влиянием не столько Софьиного неземного голоса, сколько мыслей о богатстве ее покровителя, который станет оплачивать занятия.
– В ресторан-то спустимся, матушка? – От знакомого низкого голоса, внезапно раздавшегося за спиной, Софья вздрогнула и сфальшивила в аккомпанементе. – Нехай лягушатники увидят, что я тебя вчерась ночью не придушил, как этот твой Ателла…
– Что ж так пугаешь, Федор Пантелеевич? – упрекнула Софья, вставая ему навстречу. – И как тебе удается так ходить? Как кот по крыше, услышать нельзя…
– Да много чему выучиться-то пришлось… Чего делала целый день? Нешто так с роялью в обнимку и сидела?
Софья вздохнула как можно глубже, прямо посмотрела в лицо Мартемьянова и выпалила:
– Федор Пантелеевич, у меня просьба к тебе.
– Ну, слава богу, наконец-то, – помолчав, без улыбки произнес он. – Говори, Сонюшка. Чего хочешь?
Софья, героическим усилием преодолев замешательство, начала излагать подробности сегодняшней встречи с итальянкой. Мартемьянов слушал не перебивая, его некрасивое лицо не выражало ни недовольства, ни радости, черные глаза спокойно блестели из-под бровей. Когда Софья закончила, он некоторое время молчал, постукивая огромными грубыми пальцами по полированной крышке рояля и глядя в распахнутое окно. Софья поспешно добавила:
– Если это невозможно, Федор Пантелеевич, то я…
– Все возможно, Соня, – перебил он. – Наверное, этак-то и лучше даже… Марфа знает?
– Конечно, – подтвердила Софья, слегка озадаченная его словами. – Отчего же лучше?
– Оттого, что мне до дома надо. Уж какую телеграмму получаю от Андроныча, что без меня дело шатается… Воры ведь кругом, ни черта не боятся, а меня уж два месяца нету, некому сполох навести! Я как раз сейчас ехал, думал, как тебе сказать. Ведь не захочешь, поди, в Кострому-то катиться?
– Куда велишь, туда и покачусь, – сухо ответила Софья. – Так, значит… мы возвращаемся в Россию?
– Я возвращаюсь, – уверенно возразил Мартемьянов. – Есть у меня пара мыслишек, коли их проверну как хочу – царицей станешь. Не думай, мне тебя в Кострому волочить никакой радости нет. Уж ежели в России с тобой будем жить, так в столицах, и я костьми ляжу, а до этого доберусь. Ты, коли хочешь, оставайся пока здесь. Поезжай в Италию, пой, ежель желание имеется… А я, как управлюсь, ворочусь за тобой.
Удивленная до глубины души Софья во все глаза глядела на него. Она не могла и подумать о том, что Федор согласится оставить ее одну за границей, и сейчас боялась поверить собственным ушам.
– Федор Пантелеевич, но как же… И ты меня одну отпустишь?!
– Не одну, а с Марфой, – поправил он. – Это все равно что полк охраны дать. И денег вам оставлю, сколь потребуется, голова о том болеть не будет.
– Но… – Софья все еще не могла успокоиться. – Но что будет в случае, если это какая-нибудь авантюра? Если у меня ничего не выйдет? Если эти итальянцы – мошенники, в конце концов? Все же я не видела мадам Джеллини десять лет, а люди с годами меняются… и обычно к худшему.
– Верно мыслишь, матушка, – с одобрением заметил Мартемьянов. – Всегда знал, что ты моей породы… Так я ж тебя и не одну отпущаю, а с Марфой. Она баба умная, вперед тебя все наскрозь разглядит… – Он неожиданно усмехнулся. – Вот ей-богу, ежели бы от тебя до смерти не ошалел – на Марфе бы твоей женился!
– А женись, Федор Пантелеевич, – в тон ему посоветовала Софья. – Я ей в приданое весь свой гардероб с бриллиантами отдам и к ней в приживалки пойду.
Мартемьянов расхохотался так, что из соседней комнаты примчалась испуганная Марфа.
– Мать, ты за меня замуж пойдешь? – сквозь смех спросил ее Федор.
Марфа подозрительно осмотрела его с ног до головы, взглянула на грустно улыбающуюся Софью за роялем, насупилась и объявила:
– Грех вам, Федор Пантелеич… Умный вроде мужик, а такие глупости шутите.
– Вот горе-то, и эта несогласная… Так всю жизнь, видать, бобылем и прохожу! Ну да ладно, знать, судьба. – Мартемьянов потер ладонью лицо и тут же стал серьезным. – Вот Софья Николаевна в Италию рвется петь учиться, а мне в Кострому, дела утрясывать, надо. Поедешь с ней, что ль?
