Условия и Положения (ЛП) - Ашер Лорен

— Пожалуйста, не заставляй меня ехать одну.

Ее мольба — моя погибель.

Мой план отправить отца в кому ускользает, когда я закрываю глаза и киваю головой.

— Хорошо, давай отвезем тебя к врачу.

Глава 23

ДЕКЛАН

Поскольку Айрис сама не может держать телефон, мне поручено печатать все, что она диктует. Я знал, что Айрис справляется со многим, но я не полностью осознавал глубину ее работы, пока она не заставила меня проработать с ней каждое задание.

Неудивительно, что она несчастлива. Количество писем, которые ей приходится просеивать за час, сведет с ума любого. Или, может быть, я просто схожу с ума, сидя так близко к ней. Запах ее кокосового мыла навсегда въелся в мою память, когда она сидит вплотную ко мне, указывая на разные электронные письма своей неповрежденной рукой.

Я могу сказать, что ее нервы крепнут по мере того, как мы приближаемся к больнице. Ее колени подпрыгивают вверх и вниз, когда она диктует сообщение за сообщением, которое мне нужно отправить, изменяя весь мой график на день.

Работа на этом не заканчивается. После того как мы регистрируемся, медсестра вручает нам буфер обмена, заполненный страницами информации, которые необходимо заполнить. Айрис смотрит на него так, словно он может загореться в любой момент.

— Здесь. — Я передаю ее ей.

Она переводит взгляд на выход.

— Не мог бы ты мне помочь? Я не могу так писать. — Ее голос падает до едва слышного шепота.

— Ладно. Скажи мне свои ответы, и я запишу их. — Ее горло дергается, когда она просматривает первую строку. Ей требуется гораздо больше времени, чем необходимо, чтобы прочитать первый

вопрос, поэтому я занимаюсь телефоном.

— Ты не мог бы прочесть мне вопросы вслух? Я слишком напряжена, чтобы сосредоточиться прямо сейчас. — Ее чрезмерная улыбка раздражает меня.

— Ты уверена? Некоторые вопросы, вероятно, носят личный характер.

Не будь мудаком. Просто делай, что она говорит.

— Мне все равно. — То, как она неподвижно сидит на стуле, говорит о полной противоположности.

Кажется, она вот-вот сломается, так что я уступаю. Я вздыхаю, хватаю ручку и приступаю к первому вопросу. Бумажная работа занимает не так много времени, как я ожидал, поэтому мы с Айрис сидим вместе в тишине. Она с тоской смотрит на выход. То, как ее глаза бегают по комнате, когда она грызет нижнюю губу, заставляет меня чувствовать себя достаточно милосердным, чтобы спасти ее от тревоги, съедающей ее изнутри.

— Если тебя это утешит, я тоже ненавижу больницы.

Она поворачивает голову в направлении моего голоса.

— Ты тоже? — Я киваю.

— Я не был в них с тех пор, как был моложе.

— Почему? — Моя грудь вздымается, когда я обдумываю возможные последствия признания моей причины. Я не отрываю взгляда от беззвучного телевизора, играющего в углу.

— Пока мама болела, мы много времени проводили в больницах. Я возненавидел все в них, даже долгое время после того, как она умерла.

Ее здоровая рука обхватывает мою и сжимает. Я благодарен ей за то, что она понимает меня достаточно хорошо, чтобы не задавать лишних вопросов. Мысль о том, чтобы предложить еще одну необработанную часть себя, кажется предательством по отношению к тем годам, которые я провел тщательно разрабатывая определенный тип личности.

— Я тоже их ненавижу. — Ее голос срывается.

— Почему? — Она смотрит на свою распухшую руку.

— Мой отец… — Она замолкает, и я успокаивающе сжимаю ее руку, как она меня. — Давай просто скажем, что моя мама пару раз попадала в реанимацию за то, что была неуклюжей. — Я делаю глубокий вдох, чтобы подавить гнев, клокочущий под поверхностью.

— А у тебя были проблемы с неуклюжестью?

Если она скажет «да», клянусь Богом, сегодня ночью в реке Чикаго окажутся двое мужчин.

Она довольно агрессивно качает головой.

— Нет… нет… — Мое учащенное сердцебиение слышно в ушах.

— Если это так, ты можешь мне сказать. — Хотя я не могу обещать, что ничего не сделаю, я могу обещать, что заставлю его кричать от боли. Очень много.

Всепоглощающее чувство защищенности сильно ударяет меня, и я не уклоняюсь от него. Нет ничего, что я ненавижу больше, чем мужчин, которые используют свои кулаки против невинных женщин и детей.

— До этого так и не дошло. Бабушка позаботилась об этом.

— Как?

— Она ухватилась за знаки и вмешалась, прежде чем все стало слишком плохо. Использовала свои сбережения от дедушкиного полиса страхования жизни, чтобы помочь маме развестись и начать новую жизнь. — По ее лицу скатывается слеза, и я не могу смотреть на нее.

Я смахиваю ее подушечкой большого пальца, но влажный след все еще остается. Какая-то движущая сила внутри меня хочет стереть печальное выражение ее лица.

— А в планы бабушки не входил кувшин серной кислоты? — Она с трудом сдерживает смех.

— Думаю, бетонные туфли тогда были более в моде. — Я притворно вздрагиваю.

— Напомни мне никогда не злить бабушку.

— Забудь о бабушке. Тебе придется иметь дело со мной. — Она поднимает раненую руку, как военный трофей.

— Я просто в ужасе.

— Кейн? — окликает медсестра.

Айрис не двигается при звуке своего имени.

— Это ты. — Я кладу руку ей на бедро и сжимаю его.

Она делает глубокий вдох и смотрит на мою руку. Ее стул чуть не падает позади нее, когда она срывается с места, вскидывая здоровую руку вверх.

— Я здесь!

Медсестра ведет нас через отсек отделения неотложной помощи. Вдоль стены стоят отдельные кровати, каждая из которых разделена бумажной занавеской.

Пустая кровать, предназначенная для Айрис, неприемлемо. Между человеком, которого рвет за одной перегородкой, и человеком с другой стороны, взламывающим себе легкое, я отказываюсь позволить, чтобы ее видели здесь.

— Я бы хотел, чтобы о моей жене позаботились в отдельной палате. — Говорю я.

Медсестра морщится, когда ее взгляд скользит по моему телу.

— Это больница. Не «Ритце». Присаживайся и жди доктора, как все остальные.

Айрис без всякой жалобы запрыгивает на кровать, и я испытываю искушение схватить ее и уйти в другое место. Медсестру, похоже, нисколько не беспокоит весь этот шум, происходящий вокруг нас, когда она проверяет жизненные показатели Айрис и задает несколько обычных вопросов.

Айрис отвечает на каждый из них, прикусывая нижнюю губу. Эта атмосфера никого не могла успокоить, и меньше всего ее саму.

Медсестра вешает планшет в ногах кровати, и я решаю попробовать еще раз.

— Я заплачу сколько угодно, лишь бы ее увели в более спокойное место. Деньги не имеют значения.

Медсестра только отвечает, закрывая бумажную занавеску перед моим носом.

Айрис смеется, а я смотрю на занавеску, ошеломленная таким обращением.

— Ты находишь это забавным? — Она кивает, ее глаза впервые за весь день горят.

— Ты видел ее лицо, когда сказал, что деньги не имеют значения? Думаю, если бы она не убрала блокнот, то дала бы тебе пощечину.

— Не моя вина, что она не привыкла к тому, как все делается в реальном мире.

— Просыпайся, дорогой. Ты живешь в реальном мире. — Она машет рукой по нашей комнате.

— Это ужасно.

— Иди сюда. Я сделаю это лучше. — Айрис похлопывает по кровати.

Сомнительно, но в последнее время я просто обжора, потому что даю ей то, что она хочет. Бумага шуршит, когда я сажусь рядом с ней. Я занимаю большую часть кровати, давая ей немного места, чтобы уйти от меня. Мое бедро задевает ее. Она пытается убежать, но места не хватает.

— Разве здесь не уютно? — съязвила она.

Она с ужасом смотрит на капельницу, прежде чем посмотреть на выход.