Лиловый (II) - Ганнибал

— Я думал, ты уже спишь, Аллалгар, — сказал он. — Сегодняшний денек выдался не из простых.

Черный не ответил, — он всегда отвечал с опозданием, если вообще отвечал, — молча обогнул скамью и встал перед Каином. Тот смотрел на него снизу вверх.

Все так же в тишине Черный сунул руку в глубокий карман комбинезона и вытащил маленькую блестящую бутылочку. А потом протянул ее Каину.

Тот даже присвистнул: небось эта бутылочка была чуть ли не единственным сокровищем слабоумного, поскольку ликер, продававшийся в бакалее южного квартала, был по карману только надзирателям. И вот Черный расстается со своим сокровищем, предлагая его другому человеку. Пусть он, Каин, может позволить себе это пойло, — если захочется, — но это самое ценное, чем может Черный отблагодарить его.

— Э, — сказал Каин, потом кивнул на скамью рядом с собой. — Садись, что ли.

Черный послушно сел, по-прежнему протягивая бутылку. Каин взял, выдернул пробку и сделал небольшой глоток. Пряная жидкость обожгла горло и скользнула внутрь. Должно быть, обычного человека эта дрянь свалит с ног после трех рюмок; как андроид, Каин мог не позволить своему телу усвоить алкоголь, — а мог и позволить. Пусть его мозг все равно никогда не станет замутненным, как у человека, в молодости ощущение плохо слушающихся конечностей страшно забавляло младшего.

Отпив, он вернул бутылку Черному.

— Выпей и ты, — предложил он, — а то замерзнешь тут.

Каин заметил уже, с каким старанием Черный всегда исполняет любые его слова; он догадывался, что Черный испытывает перед ним своеобразное благоговение. Черный действительно послушно поднес горлышко бутылки ко рту.

Какое-то время они пили в тишине, нарушаемой только шумом машин и окриками грузчиков, а потом Каин заметил, что Черный мягко раскачивается из стороны в сторону, а его заскорузлые пальцы грозят разжаться и выпустить бутылку. Отобрав ликер, он закрыл бутылку и сунул себе в карман.

— Ты не похож на остальных, — потом заплетающимся языком произнес Аллалгар. — Почему ты разговариваешь со мной?

— Потому что ты такой же человек, как я, как они, — ответил Каин добродушно. — Почему я не должен с тобой разговаривать.

— Они называют меня идиотом, — пожаловался Черный. — Постоянно намекают на моих родителей. Они ничего не знают.

— Ты просто и сам отличаешься от других, — сказал Каин. — Люди вообще часто задирают тех, кто на них не похож.

— Мой отец был аристократом, — признался ему Черный; белки его глаз блестели в темноте. Черный выдал свою самую сокровенную тайну другому человеку, впервые в жизни, и страшно волновался. Он почему-то ждал, что Кэнги рассмеется и скажет, что это вранье.

Каин поначалу ничего не сказал и не рассмеялся, рассеянным жестом поправил хвост.

— А мать — из бездушных? — потом спросил он. Черный кивнул.

— Она была красивая, — с пьяным жаром сказал Аллалгар. — Он говорил ей, что женится на ней, что она станет аристократкой. Он обманул ее. Она долго болела и умерла, когда я еще был мальчишкой. Я наполовину аристократ, а эти ублюдки говорят мне, что я слабоумный идиот и что моя мать была шлюхой.

Каин ничего не ответил, потянулся, заглядывая в темное небо; под утро становилось особенно холодно, и комбинезоны мало спасали. Черный, должно быть, был слишком пьян и не чувствовал мороза, а система теплообмена андроида работала вовсю, и от него шел еле заметный пар.

— Я наполовину аристократ, — горько повторил Аллалгар, для которого эта фраза, трудно ему давшаяся, стала особенно важной в утренних сумерках, — но я даже не умею читать.

— Хочешь, научу, — беспечно предложил Каин.

— Ты не шутишь? — оторопело спросил Черный.

— Да это же совсем несложно. Так, мы с тобой сейчас просто примерзнем к этой скамье, и наутро нас найдут тут окочурившимися и будут отдирать ломом, — рассмеялся он. — Поэтому давай вставай и пойдем. А вечером заходи ко мне, я поучу тебя.

Леарза вернулся в тот вечер домой уставший и взбудораженный; андроиды еще затащили его все-таки после лабораторий в пивнушку, но выпил он там немного и был скорее ошалевшим, чем пьяным. Беленос Морвейн все еще не вернулся, — где он пропадал, Леарза и представить себе не мог, — а Волтайр была дома и сидела на кухне с планшетом, за которым она работала.

Когда он взбежал по короткой лесенке и вошел на кухню через садовую дверь, Волтайр вскинулась, спросила его:

— Где ты был целый день? Я даже обеспокоилась.

— …Извини, — не сразу сообразил китаб. — Сет и Корвин потащили меня в лаборатории, где делают младших. Мы провели там добрую половину дня, а потом, ну, а потом поехали в бар.

Она выдохнула, расслабившись, и рассмеялась.

— Я не пьян, — спешно добавил Леарза, чувствуя себя так, будто отчитывается перед матерью. — А Бел еще не вернулся?

И это был почти детский ход: хитростью отвлечь ее внимание. Волтайр все еще смеялась и ответила ему:

— Нет, не вернулся. Как тебе лаборатории младших, не напугали?

Леарза немного смешался и опустился на стул напротив нее; Волтайр положила планшет на столешницу. Ее глаза в приглушенном свете кухни казались почти что темными, как ночные озера, а открытую грудь вызолотила лампа, висевшая над столом, и от лампы вся она казалась совсем теплой, уютной и домашней.

— Поначалу мне стало очень не по себе, — честно признался Леарза, отводя взгляд, хотя ему хотелось смотреть на нее. — Но потом я увидел только что… созданного андроида и… в общем, он был такой милый, совсем как ребенок. И ничуть не похожий на машину.

— Они все как дети, когда только приходят в свет, — улыбнулась Волтайр. — Пусть они приходят уже большими, на самом деле андроиды тоже по-своему растут. Со временем они накапливают жизненный опыт и становятся совсем взрослыми.

— А зачем люди создают их? — спросил Леарза. — Ну, я имею в виду… я так понял из рассказов Сета и Корвина, что их создатели для них были все равно что родители. Зачем…

— Зачем создавать искусственного человека, если можно подарить жизнь настоящему? — мягко спросила женщина. — Но андроиды все-таки не совсем такие, как мы. Некоторым людям просто интереснее создать младшего, а у кого-то и вовсе нет иной возможности. Зачастую андроидов создают старые люди или больные, или даже, — хотя Лекс не одобряет таких случаев, — потерявшие своего родного ребенка.

— Как мать Сета?

— Как мать Сета, — согласилась она. — Сет вообще был сложным младшим, с самого начала, я помню рассказы Корвина и Каина о том, как он бесился и во всем старался отличаться от своего прототипа, подарившего ему его гены и лысину. Потом уж это прошло, особенно когда его мать ушла из жизни.

— Она умерла?

— От старости, — кивнула Волтайр. Леарза помолчал.

— А почему Лекс не одобряет? — потом спросил он. — Ведь младший, похожий на умершего ребенка, наверняка здорово утешил бы родителей.

Волтайр покачала головой.

— Такая подмена в результате обычно оборачивается плохо и для родителей, и для младшего. Бывали случаи, когда создатель терял рассудок, а младший совершал самоубийство. Мы… ценим жизнь, но, может быть, немножко по-своему. Ведь можно просто клонировать человека, не создавая младшего, но и это никогда не делается. Правильнее создать новую жизнь, а не пытаться рабски поддерживать подобие старой.

Поразмыслив, Леарза решил, что она права, и тем не менее поинтересовался:

— А если бы ты потеряла ребенка, ты бы захотела создать андроида?

Ее ресницы резко опустились.

— Нет, — чуть дрогнувшим голосом произнесла Волтайр и поднялась с места. — Уже поздно, тебе не пора ли спать? У тебя уставший вид.

— …А, да, — смутился Леарза и вскочил следом; Волтайр зачем-то пошла за ним, и они вдвоем поднялись на второй этаж. Китаб открыл дверь своей спальни и обернулся, чтобы пожелать ей доброй ночи, а она грустно улыбнулась ему.

— Загляни.

Он послушно заглянул в свою комнату и обнаружил, что на стене висит другой ловец снов, чуть меньше старого, но ярче; внутри оплетенного разноцветными нитями кольца была темная паутина, а понизу свисали пушистые перья.

— …Ух ты, — сказал Леарза. — Ты действительно сплела новый!

— Я думала, что придется плести еще дня два, но сегодня мне было нечего делать, — ответила Волтайр. — Тебя не было, Бела тоже, я сидела совсем одна.

— И-извини.

— Ничего. Спокойной ночи, Леарза.

Он ввалился в свою комнату, обалдевший, и плюхнулся в постель, не раздеваясь, ногами на подушку, чтобы видеть ловец снов. Долго так не пролежал, соскочил и осторожно принялся трогать перья; они были мягкие наощупь, а на ниточки были еще нанизаны бусинки.

— Больше ты мне не приснишься, — пробормотал Леарза, хотя на самом деле тоже не очень-то верил в силу ловца снов, и наконец принялся раздеваться.