Королева Виктория - Кристофер Хибберт

Именно поэтому, как считал Штокмар, королева Виктория продолжала оставаться «под влиянием баронессы, причём в большей степени, чем она сама предполагала».

Первая дочь королевы Виктории, которую при крещении назвали Викторией Аделаидой Марией Луизой, а придворные предпочитали называть просто Пусси, родилась 21 ноября 1840 г. в ненастный, ветреный и дождливый день в Букингемском дворце. Роды продолжались около двенадцати часов, проходили тяжело, доставляя матери «множество страданий», и случились за две недели до ожидаемого срока. Королева стойко перенесла все муки родов и была «совершенно спокойной, когда начались схватки». При родах присутствовали герцогиня Кентская и принц Альберт. Они крепко держали королеву за руки и всячески подбадривали ее, пока доктор Лоукок принимал ребенка. В соседней комнате, дверь которой во время родов оставалась открытой, находились трое других докторов, а чуть подальше нетерпеливо ерзали на стульях премьер-министр с членами своего кабинета и другие важные государственные персоны, включая, разумеется, архиепископа Кентерберийского, епископа Лондонского, лорда-управляющего королевским двором, лорда Эррола, который позже утверждал, что видел мучительные роды королевы и мог слышать все, что она говорила в этот момент. После родов ребенка принесли в их комнату и положили на стол совершенно голого, чтобы все могли засвидетельствовать столь важное для британской монархии событие.

Первое, что сделала королева после родов, так это высказала свое неудовольствие обстоятельством, что родилась девочка, а не мальчик. Принц Альберт тоже был заметно разочарован, но когда доктор Лоукок радостно выкрикнул: «О, мадам, у вас принцесса!» - королева нашла в себе силы улыбнуться и сказать: «Ничего страшного, следующим будет принц».

На самом же деле она очень надеялась, что детей у нее будет не слишком много, причем не важно, какого пола. А когда король Леопольд бестактно заметил, что считает новорожденную принцессу Викторию первой из длинного ряда детей, королева Виктория не без злости ответила: «Вы не можете желать, чтобы я стала матроной огромного семейства, так как сами сможете потом убедиться, что большая семья не принесет ничего хорошего ни мне, ни вам, ни кому бы то ни было другому. А больше всего она не принесет ничего хорошего стране. Но в основном пострадаю я, поскольку не смогу уже сохранить прежнюю независимость и твердость в делах. Мужчины никогда не думают, или думают очень редко, о том, как тяжело нам, женщинам, проходить через все это слишком часто».

Во время родов и в течение первых двух недель после родов, когда королева находилась в постели, принц Альберт охотно выполнял роль ее «сердобольной матери» и был ее «самой доброй, самой отзывчивой и самой мудрой няней». Он подолгу сидел рядом с кроватью в темной комнате, читал Виктории любимые книги или писал от ее имени письма. Он собственноручно перенес ее с кровати на более комфортную софу, а потом безропотно помогал ей переходить в другую комнату. Он являлся к ней по первому зову, а по вечерам терпеливо проводил время за ужином с герцогиней Кентской.

Правда, и награда за все эти неудобства была достаточно весомой. В день рождения принцессы он представлял интересы королевы на заседании Тайного совета, а десять дней спустя он с гордостью написал своему брату: «У меня сейчас масса самых неотложных дел, и к тому же приходится заниматься политическими делами Виктории». По словам его личного секретаря Джорджа Энсона, с которым принц не только нашел общий язык, но и подружился, это повышение его официального статуса «было вызвано прежде всего тем фактом, что многие члены кабинета министров и парламента вынуждены были обращаться к нему для решения самых неотложных политических проблем. Тот факт, что одним из них был герцог Веллингтон, окончательно убедил Викторию в принципиальной способности принца Альберта решать важные государственные дела и быть для нее чем-то гораздо большим, чем просто помощником королевы. Он действительно хотел быть настоящим главой семейства, полноправным хозяином в своем доме, суперинтендантом всего королевского двора, управляющим в ее личных делах, единственным верным советником в вопросах политической жизни и единственным полноправным помощником в ее отношениях со своим правительством... Словом, он стремился стать ее личным секретарем и постоянным министром».

Однако то удовлетворение, которое принц Альберт получал от ощущения своей растущей популярности и влияния, вскоре было почти полностью разрушено его беспокойством относительно политических симпатий и партийных предпочтений королевы. Правительство ее лучшего друга лорда Мельбурна оказалось в весьма сложном положении, когда летом 1841 г. тори одержали убедительную победу на всеобщих выборах. Во время выборов королева, которая сочла излишним сообщить ему о своих планах по поддержке вигов, опасаясь отрицательной реакции, привлекла его к поездке по домам наиболее влиятельных и богатых магнатов вигской партии с целью поддержания их убывающего влияния. Другими словами, она решила посетить те дома старой вигской аристократии, в которых ее так доброжелательно принимали еще до восшествия на трон. Как известно, тогда это вызвало неодобрительные отзывы со стороны правившего короля Вильгельма IV, который был против слишком активной партийной привязанности монархов. Они посетили Чатсворт и аббатство Уоберн, Пэнсхенджер — дом племянника лорда Мельбурна графа Купера, Брокет-Холл — дом самого Мельбурна.

Принц Альберт тоже был против такой поездки, поскольку не одобрял соперничество между различными политическими партиями, которое всегда сопровождалось грязными слухами, сплетнями и взаимными обвинениями. Но больше всего его беспокоил тот безрадостный факт, что грязная предвыборная борьба «деморализует низшие классы» общества и «развращает высшие классы». По его твердому убеждению, монархия должна быть выше партийной борьбы, и он часто напоминал королеве, что ее долг заключается именно в сохранении конструктивного нейтралитета».

И вcе же, когда тори одержали на всеобщих выборах убедительную победу, королева не смогла скрыть своего разочарования. Впрочем, она даже и не пыталась это сделать и во всеуслышание заявила, что не намерена встречаться с «этим плохим человеком Робертом Пилем, который так недостойно вел себя в прошлом». Более того, она отклонила официальное приглашение присутствовать при открытии первой сессии парламента и не выразила никакого желания принять в королевском дворце нового премьер-министра Роберта Пиля, который пришел на смену ее лучшему другу лорду Мельбурну и с которым она так охотно встречалась почти каждый божий день в течение последних четырех лет. «Эти одиннадцать последних дней, — писала она королю Леопольду, — были для меня самым длинным периодом времени, в течение которого я не видела его. Можете представить себе, что означают для меня все эти политические перемены». Она действительно привыкла к нему, выросла на его глазах и не могла сделать ни единого шага, не услышав от него мудрого совета. А сэр Роберт Пиль был слишком стеснительным и всегда смущался перед королевой. Как говорил Чарльз Гревилл, она могла бы найти с ним общий язык, если бы он твердо стоял на ногах.

Лорд Мельбурн пытался успокоить королеву и поддержать ее морально. Он пообещал, что будет регулярно писать ей и поддерживать с ней отношения в качестве, как он сам выразился, «очень полезного и ценного друга, находящегося вне кабинета министров». Какое-то время он действительно делал это, несмотря на недовольное ворчание как Роберта Пиля, так и барона Штокмара. Кстати сказать, последний не преминул упрекнуть в этом лорда Мельбурна, но тот послал его ко всем чертям. Но когда Штокмар предупредил его, что Роберт Пиль угрожает подать в отставку, а его близкая знакомая миссис Нортон распускает всяческие слухи о продолжающейся связи между бывшим премьер-министром и королевой, лорд Мельбурн стал писать Виктории все реже, а потом вообще перестал посылать письма с комментариями наиболее деликатных политических проблем.

Конечно, лорд Мельбурн с трудом поборол в себе желание как можно чаще встречаться с королевой и сам признавался ей в этом, но неизменно подчеркивал, что ужасно устал и хочет хоть немного отдохнуть от государственных дел. Кроме того, он заверил Викторию, что оставляет ее в хороших и надежных руках. «Принц Альберт прекрасно разбирается во всех делах, — говорил он, — имеет ясный ум и превосходное образование». Другими словами, она могла во всем положиться на помощь супруга и доверять ему самые сложные государственные дела. По его мнению, у принца Альберта сложилось «высокое мнение о суждениях ее королевского величества, о характере и личных достоинствах».

Чтобы хоть как-то наладить отношения королевы со своим премьер-министром, лорд Мельбурн посоветовал ей уступать Роберту Пилю в мелочах и не провоцировать его на слишком резкие заявления. С другой стороны, он попросил Чарльза Гревилла поговорить с премьер-министром и помочь ему найти правильной тон в общении с королевой.