Туристы. О путешествиях во времени. - Анна Белкина

- Тю, ты, леший! - негромко ругнулся начальник полиции, пиная осколки немецким сапогом. - Понавесили!

- Евстратий! - внезапно его окрикнули, и начальник полиции вздрогнул от неожиданности...

- Ви есть идти тут! Не есть ползать, как крыс!! - кричал немец в гражданском плаще, пища злобным писком, а высокий и прямой смотрел прямо на него, повернув свою голову в фуражке, и Носяро решил не мешкать. Начальник полиции припустил резвой рысью, дабы не злить его: за сборкой страшной машины наблюдал вражеский генерал с непроизносимой фамилией Траурихлиген - суровый и страшный, который за любую мелочь казнил. Даже за то, что Носяро никак не может сказать его фамилию, а всё путается в буквах и картавит от страха и безграмотности.

Под сапогами Носяры хлюпала грязюка - он перескочил через разъезженную грунтовую дорогу и понёсся по полю, топча зеленеющие всходы.

Генерал сейчас же пригвоздил его суровым вопросом на немецком языке, и начальник полиции застрял на месте, топчась и не замечая, что вступил в лужу, и воды в ней ему по щиколотку...

- Где есть еда? - тот, кто имел гражданский плащ, был переводчиком и перевордил немецкую речь Траурихлигена на почти понятный для Носяры полурусский язык.

Кургузый немец в фуражке тихо молчал, крутясь неподалёку, но Носяро боялся его не меньше остальных: он ведь немец...

- У них нет еды... Голодают они... - прохныкал Носяро, который сам был голоден, как волк: в той облезлой затхлой хате, где он решил скоротать сегодняшнюю ночь, кашу можно было сварить, разве что, из топора.

Генерал, уничтожил Носяру своим суровым взглядом, не поверив, а переводчик пояснил его слова:

- Они есть голодать на Украин?

- У... у них поотбирали всё в колхоз... А колхоз вы уже сожгли... - заблеял Евстратий Носяро, нутром чуя, что изверги эти его самого скоро сожрут...

Траурихлиген что-то спросил по-немецки, буквально, прожигая Носяру глазами, которые, казалось, светили красным, как у чёрта... Начальник полиции едва ли не физически ощущал, как загорается на нём одежда.

- Как есть звать эта мусорка? - переводчик снова запищал, топая своей ногой, обутой в какой-то туфель странный, узенький, неподходящий для местных развезенных дорог, лесов и болот.

- Чижи, хозяин... - прокаркал Евстратий Носяро, вертясь вокруг них по-собачьи. Имей он хвост - он бы им вилял.

Генерал выплюнул суровые немецкие слова, повелительно взмахнув своей рукой, затянутой в чёрную кожаную перчатку и кивнул переводчику, чтобы тот не мешкал, а перводил.

- Ви есть сказать, что дикарь нести эссн, или Чиж бежать перед ваффен-СС! - переводчик перевёл, напыщенно вздёрнув свой остренький немецкий нос, выплюнув слова так же злобно, как его начальник. - Носяр бежать перед ваффен СС, венн быть врать герр группенфюрер!

- Есть! - поспешил согласиться Евстратий Носяро и поскакал прочь, стремясь угодить страшному вражескому генералу. Он до колик боялся войны, сбежал от призыва и перепрыгнул на немецкую сторону, чтобы фашисты его не расстреляли. Евстратий Носяро служил врагам, словно верный пёс: заискивал, не перечил, рассреливал собственных односельчан, обзывая их партизанами. Похоже, его служба нравилась группенфюреру, раз он поставил его во главе полицаев! Нужно соотвестсвовать должности!

- Ja, und noch - wirf aus den Häusern dieser Nichtstuer hinaus - ich muss den Maschine erproben! (Да, и ещё - повыгоняй из хат этих бездельников - мне нужно испытать машину!) - зарычал ему в след Траурихлиген, и Носяро, пробежав пару метров, застрял, осознав, что люди нужны страшному генералу для того, чтобы испытывать этого монстра, над которым сейчас трясутся механики...

- А? - проблеял он, испуганно обернувшись, ничего хорошего не ожидая от вражеской машины.

- Бэ! - отрезал генерал, начиная сатанеть и скалить клыки, как крокодил. - Es tritt die neue Ära, und du kannst meinen Familiennamen sogar nicht, sagen! (Наступает новая эра, а ты даже мою фамилию сказать не можешь!)

Бледный от страха начальник полиции трясся, остро чувствуя, как над ним тонной гранита нависла жуткая казнь... Он не понимает по-немецки, а этот Траурихлиген редко кого расстреливает - в основном он сажает на кол, чтобы экономить патроны.

- Ви есть выгнать дикарь из дом! - напал на Носяру переводчик, стискивая кулаки. - Герр группенфюрер хотеть испытать вундерваффе! Навый эр наступить, а вы не мочь назвать его... ээ-э-э... фамилий! И ещё, герр группенфюрер сказать вам: "Бэ!".

Носяро топтался, заикаясь от страха...

- Du weißt, Jewstrati, ich werde dich verpflichten, meinen Familiennamen fünfhundert Male russisch und deutsch - bis abzuschreiben du wirst dich nicht merken! (Знаешь, Евстратий, я обяжу тебя переписать мою фамилию пятьсот раз по-русски и по-немецки - пока не запомнишь!) - решил вдруг генерал, внезапно подобрев, потому что механики закончили сборку чудовища и выстроились около него в солдатскую шеренгу, отдавая честь.

- Герр группенфюрер обязать вас писать фамилий пятьсот раз на рус и на дойч! - взорвался переводчик, аж подскакивая и краснея от натуги.

- А... простите, хозяин... - залепетал Носяро, желая провалиться сквозь землю, лишь бы не терпеть тяжёлый взгляд генерала и его злого переводчика. - Я не умею писать...

- Also, also werde ich dann Sie verpflichten, zu lernen, zu schreiben! (Ну, что ж, тогда я обяжу вас научиться писать! ) - постановил генерал. - Bewege sich, gib, die Egelschnecke! (Шевелись, давай, слизняк!) - ему порядком надоело бестолковое блеяние Носяры, и Траурихлиген, разозлившись стукнул начальника полиции стеком по спине и погнал его, словно собаку. - Oder ich werde den Maschine auf dir erproben! (Или я испытаю машину на тебе!) - крикнул он вдогонку убегающему Носяре, с удовольствием наблюдая панику, в которую впал начальник полиции.

- Ви есть писать унд двигать ног! - казалось, переводчик тоже ударит Носяру. - Ви есть слизняк! Герр группенфюрер вас казнить из вундерваффе!

Загребая сапогами килограммы грязи и спотыкаясь, Евстратий Носяро скрылся в утреннем тумане. Эрих Траурихлиген издал ехидный смешок и вновь повернулся к своей устрашающей машине. Полностью собранная, она возвышалась над промокшим полем, упираясь когтистыми лапами в раскисшую землю, поблескивая в неверном свете первых утренних лучей. Механики поспешно закрывали машину-монстра брезентом, чтобы не мокла под противным дождиком. Когда чудовище было спрятано, они отдали честь генералу и поспешили скрыться, дабы не маячить зря у него перед носом.

Около Траурихлигена торчали его постоянные спутники: адъютант Шульц и гражданский переводчик, которого он таскал за собой неизвестно для чего. Эрих Траурихлиген кроме немецкого и русского свободно говорил ещё на двадцать одном языке - настолько свободно, что можно было не понять, какой язык его родной. Баум иногда слышал, как Траурихлиген бегло изъясняется по-французски, по-английски, а то и на идиш, и даже сомневался: немец ли он вообще? Или кто-то другой - шпион какой-нибудь из неизвестной вражеской страны?? Баум решил не мешкать, потому что Эрих Траурихлиген не терпит медлительности. Он взял крейсерский шаг и быстро углубился в поле. Шульц отдал Бауму честь, переводчик демонстративно вздёрнул нос, а Траурихлиген выплюнул скупое "Хай" на его уставное "Хайль Гитлер".