Я был в расстрельном списке - Петр Филиппов

Как-то секретарь посольства Японии жаловался: «Мы завалены просьбами японских бизнесменов разъяснить, что делать, если один российский закон противоречит другому, а оба они не стыкуются с третьим». Интересно, что у российских предпринимателей подобных вопросов обычно не возникает. Они знают, что применение закона важнее его текста. Надо только знать, кому дать откат, чтобы на противоречивость законов не обращали внимания. В России живут не по законам, а по указаниям начальства. Такие порядки лишают долговременные и дорогостоящие бизнес-проекты правового фундамента. Мало находится желающих вкладывать миллионы долларов в предприятия, не защищенные законом.

Мы пытались изменить ситуацию. В 1996 году Андрей Илларионов обратил мое внимание на то, что конгрессмены США перед голосованием по конкретному законопроекту имеют возможность ознакомиться с аналитическими материалами на эту тему, изложенными экспертами в стиле дайджеста, кратко и понятно. В них сравниваются разные варианты решения проблемы, позволяющие понять, к чему может привести тот или иной подход. Такие аналитические материалы сводятся в ежегодные справочники. Мы с Андреем решили, что хорошо бы и российских депутатов снабдить подобной аналитикой. Им явно не хватает ясно изложенных доводов по обсуждаемым проблемам, а штудировать специальную литературу нет ни желания, ни возможности.

Сторонников этой идеи оказалось на удивление много. Особенно надо отметить Алексея Кудрина, который тогда был заместителем министра финансов, и Дмитрия Васильева, возглавлявшего Федеральную комиссию по ценным бумагам. Но затея требовала средств. Нашли предпринимателей-спонсоров. А для ее реализации в 1998 году создали Фонд информационной поддержки правовой экономики. Меня избрали его президентом.

У фонда было две задачи. Первая — знакомить общество с тематикой законопроектов, обсуждаемых депутатами Госдумы, улучшить понимание намечаемых и проводимых реформ. Для этого организовывались публикации в газетах, проводились публичные лекции специалистов, обсуждался опыт других постсоциалистических стран. Вторая — привлечь экспертов к подготовке справочника «Социально-экономические проблемы России». Над ним работали многочисленные авторы, а редакторы без потери смысла старались упростить исходные научные статьи.

В нашей культуре есть один существенный недостаток: ученые и эксперты предпочитают говорить и писать на непонятном народу наукообразном языке, считая его признаком учености. Как в средние века, когда ученый люд должен был по определению изъясняться на латыни. Конечно, если обсуждаются вопросы ядерной физики, то без специальных терминов не обойтись, и читатель должен различать электроны и протоны, бета — и альфа-частицы. Но в политологии, социологии, экономических науках способность экспертов говорить простым и понятным языком во многом определяет их успех в общественном сознании — не при защите диссертации, а в отклике людей на их идеи и предложения. Ведь социальные науки затрагивают саму жизнь. Когда эксперт употребляет термин «трансферт» вместо «дотации» или «профицит» вместо «избыток денег в казне», он рискует быть непонятым согражданами. А значит, не может рассчитывать на их поддержку. Мы, русские, взяли плохой пример с немцев, которые запутанной терминологией любят показать свою ученость. По сравнению с ними американские специалисты пишут удивительно доходчиво. Как писал Эрнест Хемингуэй, «Тот, кто щеголяет эрудицией или ученостью, не имеет ни того, ни другого».

В детстве я зачитывался книгой Якова Перельмана «Занимательная математика. Математические рассказы и очерки». Стремясь оживить интерес к математике, он собрал произведения, трактующие математические темы в беллетристической форме, и сопроводил их комментариями в надежде, что это сборник натолкнет читателей на более серьезные размышления. И это ему удалось, книга пользуется популярностью и многократно переиздается с 1927 года. Сегодня нам не хватает таких авторов, особенно в сфере общественно-политических наук. Чем больше их будет, тем быстрее станет меняться, модернизироваться культура нашего народа.

Интернет в 1990-е годы только становился на ноги, рассчитывать на поиск толковых публикаций в нем не приходилось. Фонд вынужден был создавать собственную электронную полнотекстовую базу статей в СМИ и академических журналах по разным направлениям и отраслям. Наши работники сканировали предварительно отобранные социально-экономические статьи и заносили их в рубрики. Отыскивали таких же энтузиастов (их было мало) и обменивались с ними накопленным багажом. Статьями снабжали экспертов, которые по нашим заказам готовили материалы. Пригодился опыт Аналитического центра. Собственно, наш фонд и был таким центром, но уже не государственным, а частным.

Фонд подготовил и выпустил два издания справочника «Социально-экономические проблемы России» — в 1999 и 2001 годах тиражом по 10 тыс. экземпляров. В них отражены наиболее актуальные социально-экономические проблемы того времени. Весь тираж был разослан депутатам Федерального Собрания и региональных законодательных собраний, в министерства и ведомства, библиотеки. Впрочем, депутатам наш справочник оказался не очень-то нужен. Они уже хорошо понимали, с чьих рук кормятся. Жили в основном не на оклад, а на то, что перепадало от лоббистов, правительства и лидеров фракций. Не важно, кто был ее лидером — Жириновский или Зюганов, заказчики требовали от депутатов только послушания. Понимать реальные последствия принимаемых решений депутатам стало не обязательно. Госдума в начале 2000-х годов уже становилась «принтером» заказных законопроектов.

Издав два справочника, мы пришли к выводу, что проект пора заканчивать. Появилось достаточное число журналов и сайтов, в которых социально-экономические проблемы обсуждались более оперативно. Бурно развивался Интернет, стало разумнее материалы по отраслевым проблемам выставлять на сайтах. Издание ежегодного справочника в бумажном виде не могло конкурировать с Интернетом и журналами. Может быть, и нам следовало придать справочнику вид сайта, резко повысить оперативность подготовки материалов. Но средств на это у фонда уже не осталось. Оказали ли эти справочники влияние на судьбу страны? Трудно сказать. Но мы тогда действовали по принципу «делай что должно, а дальше, как получится».

Через Черное море

Беседка — деревянная доска, подвешенная на свободный фал, служащая сиденьем при подъеме матроса на мачту.

В 1993 году мы с моей женой Ритой шли по набережной Невы и увидели пришвартованный парусный фанерный катамаран. Такие при советской власти делали в рыбколхозе в латвийском поселке Царникава. Наше обсуждение катамарана было столь бурным, что его капитан пригласил нас на борт. Разговорились, и капитан — его звали Владимир Бутов — предложил нам принять участие в переходе по маршруту «Евпатория — Болгария — Стамбул» и обратно. Мы с радостью согласились, выпросив еще одно место для нашего коллеги по клубу «Перестройка» Михаила Дмитриева.

В назначенный день прилетели в Крым, прошли проверку в порту на украинской погранзаставе и таможне и получили разрешение на выход в море. Вместе с нами его получил парень лет 25, который собирался плыть в Стамбул на виндсерфере. «В Китай пешком не дойти, а в Турцию на виндсерфере не доплыть», — сказали ему пограничники. А он достал текст закона и зачитал им статью, согласно которой гражданин вправе пересекать границу пешком. Доплывет ли гражданин до границы сопредельной страны — его дело. Пограничники парня выпустили. Позже мы узнали, что до Стамбула он дошел, правда, возвращался домой уже на попутном сухогрузе.

По сравнению с виндсерфером наш катамаран был огромным. В команде 6 человек, у каждого — койка. На борту — спутниковый буй КАСПАС — САРСАТ. Если утонем, то родные будут знать координаты нашей трагедии. Переход через Черное море занял двое суток. При умеренном ветре особых проблем не возникло. Запомнился проход через Босфор под мостами между материками, дворец султана на берегу. Когда пришвартовались в марине (так именуют в Европе платные яхт-клубы), нас поразило, что в туалетах свободно висела туалетная бумага. Для нас, еще не отвыкших от дефицита самого необходимого, это была бравада роскошью. Советское прошлое крепко держало нас в своих объятьях, и один из членов экипажа принес на катамаран за пазухой два рулона.

Вернувшись в Россию, мы захотели иметь свою яхту, пусть самую маленькую, и плавать по морям, познавать мир. Накоплений от тюльпанов осталось немного, о серьезной лодке думать не приходилось. Мы поехали на «Жигулях» по приморским городам Швеции в поисках бывшей в употреблении яхточки по разумной цене. Ничего не вышло — нам называли такие суммы, что руки опустились.