Тюфяк - Алексей Писемский

– Да где его взять-то теперь? В Одессу уехал, провалиться бы ему с головой, проклятому! Не любила, сударыня, этого человека, точно разбойник какой! Скольким он, можно сказать, неприятностей сделал? Вот хоть бы, между нами сказать, вы ведь на меня не рассердитесь, как и Лизавету-то Васильевну он срамил!

– Не говорите лучше мне про этого мерзавца: чтобы околеть ему, проклятому!..

– Ведь этакой был, можно сказать, бесстыдный человек. После этой истории, как я слышала, начал опять ездить к Михайлу Николаичу. Хорошо, что ведь Лизавета-то Васильевна женщина с характером – просто не велела его пускать в дом, да и только; а то ведь, пожалуй, и тут что-нибудь бы было.

Примечания

Впервые повесть напечатана в «Москвитянине» за 1850 год (ч. V, NoNo 19, 20, октябрь; ч. VI, No 21, ноябрь).

В «Москвитянине» «Тюфяк» не датирован; в издании Стелловского окончание работы над ним помечено 29 апреля 1850 года.

Начало работы над этой повестью относится к концу 40-х годов. В автобиографии Писемский сообщает: «…в 1846 я написал большую повесть «Боярщина»… но повесть, посланная в «Отечественные записки», была прихлопнута цензурой 47-го года, а между тем я в деревне написал другой уже роман «Тюфяк». Но разбитый в своих надеждах не послал ее[21] никуда и решился снова начать службу».

Если принять во внимание, что Писемский ошибся в дате, – «Боярщина» была послана в «Отечественные записки» не в 1847, а в 1848 году, – то можно предположительно считать, что по крайней мере вчерне «Тюфяк» был написан именно в этом году.

К весне 1850 года первая часть повести, по-видимому, была уже окончательно отделана. Косвенное подтверждение этому содержится в письмах автора «Тюфяка» к А.Н.Островскому. В письме от 7 апреля 1850 года читаем: «О собственных моих творениях я забыл, хоть они и лежат вполне оконченные»[22]. В письме нет никакого намека на то, что Островский просил у Писемского какое-нибудь из его «творений». Скорее всего именно в ответ на это письмо Островский попросил Писемского прислать какое-либо из его «творений» в Москву. Через две недели (21 апреля 1850 года), после указанного выше письма, Островскому было послано второе «Посылаю Вам, почтенный мой А.Н., произведение мое на полное Ваше распоряжение. Делайте с ним, что хотите. Я его назвал: «Семейные драмы»; но если это заглавие или, лучше сказать, что бы то ни было в моем творении будет несообразно с требованиями цензуры, или с духом журнала, – перемените, как хотите и что хотите. Роман мой назовите: просто Бешметев, Тюфяк, или каким Вам будет угодно окрестите названием… Я посылаю только первую часть моего романа, но Вы поручитесь редакции, что я вышлю при первом Вашем требовании и вторую, т. е. последнюю часть, которая уже вчерне написана, но не отделана окончательно; а оканчивать ее совершенно во мне недостает силы воли, так как я на этом поприще уже много трудился бесполезно. Но если редакция не доверит и будет требовать второй части, напишите, и я не замедлю ее выслать».[23]

Бесспорно, что просьба Островского дошла до Писемского между 7 и 21 апреля и едва ли раньше, чем за неделю до последней даты. При огромной служебной занятости Писемского он, конечно, не мог за этот небольшой срок приготовить необработанный черновик второй части повести к печати. Вторую часть Писемский обрабатывал летом 1850 года. 27 июня этого года он писал А.Н.Островскому: «Вторую часть я не успею выслать до Вашего отъезда из Москвы; но Вы заверьте редакцию, что я не замедлю выслать и вторую, – пусть она мой роман принимает, цензорует и печатает».[24]

Об идейном замысле повести Писемский высказался в том же письме от 21 апреля 1850 года. «Главная моя мысль была та, чтобы в обыденной и весьма обыкновенной жизни обыкновенных людей раскрыть драмы, которые каждое лицо переживает по-своему. Ничего общественного я не касался и ограничивался только одними семейными отношениями… Характеры моих героев я понимал так: главное лицо Бешметев. Это личность по натуре полная и вместе с тем лишенная юношеской энергии, видимо не сообщительная и получившая притом весьма одностороннее, исключительно школьное образование. В первый раз он встречается с жизнью по выходе из университета и по приезде домой. Но жизнь эта его начинает не развивать, а терзать; и затем он, не имея никого и ничего руководителем, начинает делать на житейском пути страшные глупости, оканчивающиеся в первой части безумною женитьбою. Прочие характеры, как я думаю, достаточно объясняют сами себя».[25]

Писемский, работая над «Тюфяком», учел уроки цензурной расправы с первым романом. Если уже само первоначальное заглавие «Боярщины» – «Виновата ли она?» – говорило о социальной заостренности повести и, стало быть, настораживало цензора, то второе его произведение озаглавливалось намеренно нейтрально: «Семейные драмы», «Бешметев» и, наконец, «Тюфяк». С этой же целью – не дать цензуре явных поводов для запрета – Писемский избрал и «нейтральный» сюжет.

В «Боярщине» семейный конфликт явно перерастает в конфликт общественный в него втягивается не только все губернское дворянское общество, но и губернские власти; больше того – губернатор, решивший удовлетворить просьбу Сапеги, уверен в поддержке министра. Социальная подоснова семейно-бытового конфликта в «Тюфяке» выявляется не с такой прямолинейностью. Действие повести, кажется, не выходит из узкосемейных рамок. Но в действительности те принципы углубления типичности, которые были применены в «Боярщине», применялись и при создании «Тюфяка».

Высказывания Писемского о «Тюфяке» явно распадаются на две части, причем у каждой из них, очевидно, различная целевая установка и различные адреса. То место письма, где усиленно подчеркивается обыденность сюжета, где уверяет Писемский «…ничего общественного я не касался», – звучит как инструкция на случай разговора с цензором, а может быть, и издателем «Москвитянина» – М.П.Погодиным. Что касается той части письма, где истолковывается характер Бешметева, то она по своему смыслу диаметрально противоположна первой. Здесь речь идет как раз о том, что причины несчастий Бешметева – в условиях окружающей его жизни, которая не развивает человека, а терзает его.

Цель была достигнута. «Тюфяк» прошел через цензуру, по-видимому, без особых затруднений; 4 сентября Погодин получил рукопись повести[26], а в первой октябрьской книжке журнала она уже была напечатана.

Первые журнальные отзывы о «Тюфяке» были почти все положительными. Обозреватель «Отечественных записок» заявил, что «Тюфяк» – «лучшее произведение по части беллетристики в настоящем (1850 – М.Е.) году. В авторе мы видим не просто талант, но талант образованный. Его дар непосредственного представления жизни не скрывает от нас серьезного воззрения на жизнь»[27]. Высокую оценку повести Писемского дал и А.В.Дружинин.

Но уже в первых откликах были выказаны такие замечания в адрес автора «Тюфяка», которые предвещали острую борьбу вокруг произведений Писемского, развернувшуюся в середине 50-х годов. Так, и Дружинин и критик «Отечественных записок» неодобрительно отметили сходство Масурова с героем «Мертвых душ» Ноздревым. По мнению Дружинина, Писемский «испортил» образ Бешметева тем, что дал ему «вид типа давно избитого»[28]. Дружинин уверял Писемского, что оригинальность характера обусловливается не общественным воздействием на человека, а внутренним развитием психики каждого индивидуума. В заключение своего отзыва Дружинин писал о том, будто в «Тюфяке» отсутствует занимательность. В противовес принципу «просторы вымысла», о котором Белинский говорил, как об одном из основных качеств произведений Гоголя и писателей «натуральной школы», Дружинин выдвинул принцип: «простота подробностей, замысловатость замысла», осуществление которого якобы и обеспечивает литературному произведению непреходящий интерес.[29]

Этот же упрек в отсутствии занимательности высказал и Дудышкин в статье «Русская литература в 1850 году». Отдавая должное таланту Писемского, он в то же время обвинял его в излишней критической заостренности его образов. Важнейшим недостатком образа Бешметева Дудышкин считал то, что он, как человек образованный, «не обнаружил способности действовать».[30]

Этой тенденции приглушить обличительный пафос повести Писемского противостоит оценка «Тюфяка» «Современником». Критик «Современника» прежде всего отметил, что «Тюфяк» выгодно отличается от подавляющего большинства произведений, печатающихся в беллетристическом отделе «Москвитянина». Повесть Писемского, по мнению критика, читается «с тем удовольствием, которое редко бывает результатом чтения повестей «Москвитянина». Написана она языком бойким и живым, полна наблюдательности и отличается светлым взглядом автора на предметы. Во взгляде этом столько ума, столько неподдельного, практического здравого смысла, что автору безусловно во всем веришь и желаешь только одного – чтобы он писал больше и больше».[31]