Рассудку вопреки - Миранда Невилл

Ее невестка, напротив, казалась очень бледной и худощавой. Она явно происходила из аристократической семьи, и нынешний герцог женился на ней вскоре после получения титула, стремясь подтвердить свои роялистские настроения.

Обе герцогини приняли Минерву любезно, хотя и были несказанно удивлены этим неожиданным визитом. Вряд ли дамы поверили, будто этот визит ей посоветовала нанести герцогиня Хэмптон, вряд ли помогла Минерве и сложная система связей через выдуманных друзей и несуществующих родственников. Но как бы то ни было, известное имя гостьи и ее превосходный французский произвели на хозяйку необходимое впечатление, и та не стала углубляться в детали.

Решаясь на эту авантюру, Минерва рассчитывала хоть что-то узнать у старой герцогини о политических пристрастиях герцога. Кроме того, теоретически существовала возможность из первых рук получить сведения об окружении Наполеона II. Вот только спрашивать французов об их бонапартистском прошлом определенно было не comme al fauf[11]. Поэтому прежде чем начать розыски герцога, Минерве пришлось добрую четверть часа потратить на светскую болтовню. Она помнила, что его светлость в разговоре с принцессой говорил о трех часах, но до назначенного времени оставалось лишь несколько минут, а герцога в доме, по-видимому, не было. Может, высокопоставленную австрийскую гостью проведут прямо к нему в кабинет?

— Я имела удовольствие быть официально представленной monsieur в австрийском посольстве, — наконец сказала она. — Его светлость присоединится к нам?

Вопрос, казавшийся ей абсолютно невинным, был воспринят совершенно неожиданным образом. Молодая герцогиня ошеломленно округлила глаза, а ее свекровь, ответив коротким «нет», бросила на Минерву такой взгляд, словно уличила ее в чем-то выходившим за рамки всех приличий.

Такая реакция, безусловно, грозила разрастись в настоящий скандал, но Минерве повезло. В этот напряженный момент двери гостиной распахнулись и в комнату ворвалась шумная компания: несколько дам, двое джентльменов и целый выводок детей. По всей видимости, гостей ожидали. Тут же зазвучали радостные приветствия родственников, что немного напомнило Минерве встречи ее собственного шумного семейства. Воспользовавшись суматохой, она извинилась и быстро вышла, якобы повинуясь непреодолимому «зову природы».

После посещения английского посольства и некоторых французских особняков Минерва вынесла общее представление о том, как устроены дома здешних вельмож. Она не без оснований рассчитывала, что у герцога есть собственные апартаменты, вероятнее всего, в одном из жилых флигелей. С бешено колотившимся сердцем она обогнула здание по казавшейся бесконечной галерее, и негромкий перестук собственных каблуков казался ей оглушительным. К своему облегчению, она не встретила ни одного слуги. И этот факт сам по себе имел большое значение. Если у герцога была назначена тайная встреча, которая могла расцениваться как попытка государственной измены, то, конечно же, вельможа намеренно удалил слуг. Выйдя из галереи, она обнаружила дверь, ведущую в небольшую, обставленную, как кабинет, комнату. Глубоко вздохнув, Минерва решительно отворила дверь. Если в комнате кто-то окажется, она заранее готова была оправдаться тем, что заблудилась. И тут ей повезло во второй раз: из соседней комнаты донеслась немецкая речь, и голос был женский!

Минерва изо всех сил пыталась разобрать слова, но тут ее внимание привлек громкий стук каблуков. Кто-то шел по коридору, причем шел быстро, даже не пытаясь скрыть свое приближение.

Все-таки есть кое-что приятное в статусе молодожена, размышлял Блейк, возвращаясь домой. Войдя в апартаменты, он готов был немедля броситься к Минерве, хотя и опасался, что оставленная им записка, мягко говоря, удивила супругу. Конечно, слуги сообщили бы леди Блейкни о планах супруга, но он хотел оставить личное послание, хотел дать ей понять, что, уходя, думал только о ней. Этим утром Блейк полнился оптимизмом и поэтому решил рискнуть. Если повезет, Минерва отнесет его ужасный почерк и грамматические ошибки на счет небрежности. Многие из его итонских однокашников были столь же слабы в чистописании, хотя, конечно же, прекрасно умели читать.

Сдержав первый порыв, он скользнул в свою комнату, чтобы привести себя в порядок. Почти все утро Блейк провел в конюшне, а затем в отличном фехтовальном поединке скрестил рапиры с Армитажем. Сегодня утром он проснулся, чувствуя себя вялым и разбитым, и только хорошая физическая нагрузка могла привести его в норму. Блейк с детства привык нагружать себя различными физическими упражнениями, и немало в этом преуспел, чего нельзя было сказать об интеллектуальных занятиях, в которых его преследовали постоянные неудачи. В действительности плохое настроение и самочувствие Блейка было вызвано слишком долгим для него воздержанием.

«Скоро, — пообещал он себе. — Скоро».

Едва смыв с себя пот и переодевшись, он поспешил в гостиную, но обнаружил комнату пустой. Копошившийся у камина слуга был не в счет. На вопрос, где миледи, слуга ответил, что мадам уехала, взяв кабриолет. Зато она оставила записку.

Черт побери эту женщину! В фехтовальном клубе он услышал кое-что, весьма нелестно характеризовавшее герцога Муши-Феррана, и Блейк хотел предупредить Минерву, прежде чем та, словно гончая, бросится по следу, выслеживая сторонников Бонапарта. Возможно, Муши и в самом деле симпатизирует приверженцам покойного императора, ибо Блейк не слышал ничего, что говорило бы об обратном. С большей уверенностью можно было утверждать о склонности герцога к самым разнообразным любовным приключениям. В данном случае невинная супруга Блейка могла оказаться в ситуации гораздо более сложной, чем пребывание несколько часов в лондонском полицейском суде.

В состоянии близком к паническому Блейк внимательно изучал листок бумага. Письмо было написано аккуратным и ровным почерком, но, к несчастью, не прописными буквами, которые он без труда мог прочитать. К тому же оно было гораздо пространнее его собственного послания. Блейк сделал глубокий вдох и попытался расслабиться. Иначе он потеряет драгоценные минуты, тупо рассматривая скачущие в бессмысленной пляске буквы. Он довольно быстро нашел то, что искал — Муши-Ферран, а перед именем, несомненно, стояло слово «особняк».

Блейк послал слугу за фиакром и, когда экипаж прибыл, поехал на Сен-Луи. По пути ему удалось расшифровать большую часть письма, что лишь подтвердило правильность его догадки. Увидев подпись, он улыбнулся: Минерва Блейкни. Ей еще не так часто доводилось что-либо подписывать своим новым именем. Обращение было корректным, но довольно официальным: «милорд». Во многих отношениях Минни свято соблюдала приличия, хотя в глубине ее души таился мятежный дух. Он подумал, удастся ли ему убедить Минерву поддержать его намерение попрать традиции его семьи и отказаться от своей доли «национального пирога».