Не все кошки серы - Наталья Александрова

Маркиз уверенно двинулся к нужному ангару.

Теперь он хорошо знал дорогу, вчерашней ночью у него была генеральная репетиция.

Дверь ангара запиралась на самый примитивный допотопный замок, и сигнализация на ней стояла — проще некуда. Маркиз справился в считанные минуты и проскользнул в огромное помещение. Снова, как накануне, перед ним тянулись бесконечные ряды ящиков и коробок, только сегодня у него была совершенно другая цель.

Леня свернул в проход между штабелями и зашагал, приглядываясь к нанесенным на ящики цифрам.

Вот и нужная ему секция. Громоздкие ящики с четкой маркировкой — «Россия. Санкт-Петербург. Фирма Орион»".

Леня остановился, сбросил на пол сумку с инструментами…

И тут же в спину ему ткнулось что-то холодное, металлическое.

— Только пикни, крыса, почку отстрелю! — выдохнул ему кто-то прямо в ухо.

Маркиз перевел дыхание.

Кажется, его план сработал.

Не делая резких движений, он медленно, осторожно поднял руки и вполголоса проговорил:

— Это не я крыса. Мне нужно поговорить с Дедом. Я знаю, кто крысятничает, и приведу вас к нему.

— Приведешь, приведешь! — прошипели ему в ухо. — Непременно приведешь! — И тут же резкий, сокрушительный удар обрушился на его почки.

Боль была такая, что несколько секунд Маркиз не мог дышать, а по лицу заструились ручейки холодного пота.

Справившись с дыханием, он повторил:

— Мне нужно поговорить с Дедом. С Толей Хабуловым. Я расскажу ему что-то очень важное. Но только ему.

— Расскажешь, расскажешь! — Голос за спиной еще больше наполнился ненавистью. — Кому надо, тому и расскажешь!

«Неужели я ошибся? — подумал Леня. — Неужели это не те люди?»

Больше ничего подумать он не успел. На этот раз удар обрушился на шею, и Маркиз потерял сознание.

Вокруг была темнота, темнота и боль.

В этой темноте не было никакого просвета, и Леня подумал, что он уже мертв. Точнее, это подумал не Леня, потому что у сгустка боли, в который он превратился, не было имени. Но потом он понял, что если есть боль — то это еще не смерть. «Если я чувствую боль — значит, я существую…» Кто из великих это сказал?

Хотя там, кажется, было не так, но так — правильнее, честнее…

Напряжение, потребовавшееся для этой мысли, немного отрезвило его, помогло собрать воедино расползающиеся части своего сознания. Леня вспомнил, кто он такой, вспомнил, что делал перед тем, как провалился в эту темноту, в темноту и боль, и испугался. Если он давно лежит без сознания — что сталось с Лолой? Ведь похититель давал ему только три часа…

От этой мысли Леня застонал.

— Кажется, очухался, — произнес совсем рядом незнакомый голос, резкий и раздражающий, как звук скрипнувшего по стеклу лезвия.

Леня снова застонал и открыл глаза.

Он лежал на металлическом полу. Пол слегка покачивался, и Маркиз понял, что его везут куда-то в закрытом микроавтобусе. Возле своего лица он увидел тяжелые ботинки на толстой ребристой подошве. Затем он увидел склонившееся к нему лицо — бледное, бескровное, с выступающими скулами и слегка скошенными к вискам серыми глазами.

— Ты Дед… — догадался Леня и произнес эту догадку вслух, превозмогая мучительную боль в голове и во всех остальных частях своего с трудом оживающего тела.

— Допустим, — проговорил бледный человек. — Ты хотел со мной поговорить?

— Да, — прохрипел Леня, — только твой парень погорячился, и мне худо.

— А чего ты, интересно, хотел? — бледное лицо скривилось, наверное, это должно было изображать улыбку. — Когда ловят крыс, их травят. Травят или бьют ногами.

— Я не крыса, — прохрипел полуживой пленник, — помоги мне сесть.

— Если ты не крыса, — бледное лицо склонилось еще ближе, — то что ты делал в ангаре?

Однако сильные руки подняли Маркиза с пола и усадили на жесткое сиденье.

Они действительно ехали куда-то в закрытом маленьком автобусе. На скамейках, расположенных вдоль бортов, сидело кроме них с Дедом еще четверо бойцов.

Леня попытался повернуть голову и невольно застонал — шею пронзила такая боль, как будто в нее забили раскаленный гвоздь.

Бледное лицо Деда снова скривилось — он улыбался. Его сильные руки схватили Маркиза за шею, жесткие пальцы пробежали по позвонкам, и боль мгновенно отступила, как отступает темнота под лучом мощного прожектора.

Дед отстегнул от ремня плоскую металлическую фляжку и поднес ее к Лениным губам.

— Пей! — приказал он таким тоном, каким приказывают собаке «фас» или командуют отделению автоматчиков «огонь».

Леня послушно выпил, и ему показалось, что в горло выплеснулся жидкий огонь. Но потом этот огонь ударил в желудок и растекся по сосудам, а во рту остался аромат степных, трав.

— Что ты делал на складе? — повторил Дед, отбирая фляжку.

— Я знаю, кто у вас крысятничает, — ответил Маркиз, — мне нужно было как-то с вами связаться, а в «Орион» идти ни в коем случае нельзя… Там — крысы.

— Что-то уж больно много ты знаешь! — неприязненно проговорил Дед. — Уж больно много!

— Дед, не слушай его, он крыса! — вмешался в разговор коренастый краснощекий парень, и Леня шестым чувством понял, что именно этот боец дышал ему в ухо на складе, бил его по почкам и по шее.

— А ты вообще помалкивай, — огрызнулся Дед, — когда я захочу тебя послушать, я сам скажу.

— Ты тоже пока помолчи, — повернул он бледное лицо к Маркизу, — доедем до места, там все выложишь.

— Мне нужно поговорить с Борисом Антоновичем, — ответил Леня.

И тогда Дед расхохотался.

Микроавтобус резко свернул и затормозил.

Водитель, невидимый за металлической перегородкой, отделявшей кабину от салона, посигналил, послышался скрип поднимающихся ворот, автобус въехал внутрь и остановился на этот раз окончательно.

Бойцы вышли один за другим, Дед железными пальцами схватил Маркиза за плечо, придержав его, и вышел вместе с ним самым последним.

Они оказались в просторном гараже, освещенном яркими люминесцентными лампами.

В гараже, кроме их невзрачного микроавтобуса, стояло десятка полтора машин — несколько черных лаковых «мерседесов», несколько джипов, несколько машин попроще. Бойцы плотной группой направились к лифту, Маркиз двинулся было следом, но Дед снова придержал его за плечо и подтолкнул в другую сторону — к невзрачной металлической двери в углу гаража.

Леня невольно притормозил, но железная рука Деда так нажала на плечо, что ноги сами понесли упирающееся туловище в указанном направлении.

За дверью оказалась небольшая ярко освещенная комната с голыми бетонными стенами.

На редкость неприятная комната.

Все в этой комнате дышало болью и ненавистью.

И привинченный к полу железный стул, и голые стены, и яркий, безжалостный свет, и черные трубы под потолком.

Спиной к двери стоял невысокий сутулый человек.

Услышав шаги, он обернулся, и Леня смог его рассмотреть.

.Сердце провалилось в желудок, и перед глазами поплыли радужные круги.

Маркиз встречал в своей богатой событиями жизни множество необычных людей, но такого страшного человека ему до сих пор не попадалось.

У сутулого человека были удивительно широкие плечи, длинные, как у обезьяны, руки и впалая грудь. Но самым страшным было его лицо. Широкое, заросшее клочковатой рыжей бородой, оно было исполосовано чудовищными шрамами и казалось не человеческим лицом, а отвратительной маской монстра из ночного кошмара. В довершение у чудища отсутствовал один глаз, вместо которого зияла глубокая темная дыра.

— Ну что, понравился тебе наш Малюта? — насмешливо осведомился Дед. — Вижу, что понравился! Он у чеченцев в плену побывал и с кем-то там повздорил, вот его на память в такого красавца и превратили… От этого у него и характер испортился, теперь Малюту хлебом не корми — только бы кого-то мучить да пытать… А ко всему прочему, он еще и немой, так что при нем о чем угодно можно говорить, все равно не разболтает! Так что, друг сердечный, если тебе есть что рассказать — рассказывай быстро, пока я Малюту к делу не подключил. После знакомства с ним ты уже будешь ни на что не годен!

Малюта замычал, и его изуродованное шрамами лицо перекосилось, сделавшись еще более отвратительным.

— Смотри-ка, — Дед усмехнулся, — радуется! Видно, понравился ты ему… Очень хочет тобой всерьез заняться!

— Дед, — Леня с трудом оторвал взгляд от чудовищного лица Малюты и повернулся к своему спутнику, — я, конечно, все расскажу, я не Зоя Космодемьянская, чтобы умереть под пытками, только я тебе очень советую: позови Бориса Антоновича! Для твоего же блага советую!

— Кто ты такой, чтобы мне советовать? — окрысился Дед. — Как-нибудь обойдусь без твоих советов! Ты никто и звать тебя никак! Не хочешь добровольно все рассказать — отдам тебя Малюте!

— Не торопись, Дед! — Леня в отчаянии повысил голос. — То, что я расскажу, — очень важно, так пусть Бульдозер сам решает, кому про это знать, а кому не стоит. Представь, ты ему мою историю расскажешь, а он вдруг и подумает, не много ли ты на себя взял…