Часовой дождя - Татьяна де Ронэ

чтобы уменьшить риск пожаров. Сам Поль не принимал участия в этом крестовом походе, но протестующие уверяли, что действуют под его влиянием и от его имени. Глядя на фотографии голых пузатых манифестантов в обнимку со стволами, Линден не мог сдержать улыбки. Потом он открыл двухминутное видео, озаглавленное «Поль Мальгард в Венозане», включил звук. Кто-то, следуя за Полем по его саду, снимал любительский фильм на смартфон. Изображение скакало, иногда пропадая совсем из-за плохой связи, но так удивительно было слышать голос отца. В ладони мелькали картинки его родного дома, навевая воспоминания. Здесь было все: прозрачность осеннего дня, птичий щебет, массивная громада каменной постройки и голос отца, низкий, не похожий ни на чей другой. «Что говорят деревья? Все. Издавна. С самого моего раннего детства. Я слышал их шепот даже тогда, когда еще не различал голоса родителей. Я ничего не делал для этого специально, просто так получилось». Поль улыбнулся открытой улыбкой, которую Линден видел нечасто и очень любил. «Они сами меня нашли. Они со мной говорили. И говорят по-прежнему. Они рассказывают, что находится у них под корнями, что таится в их густой кроне. Поэтому деревья нужны нам, чтобы мы могли понять мир. Деревья – это живые энциклопедии. Они дают нам все необходимые подсказки». Потом Поля снимали в дендрарии: веселый, загорелый. «Сегодня моя главная тревога – это инсектициды. Ни для кого не секрет, что их применение губительно для пчел. Но возможно, мало кто знает, что оно не менее губительно для деревьев. Использование химикатов, пестицидов, тяжелой техники уничтожает леса. Если мы не начнем действовать прямо сейчас, потом будет поздно. Но деревья никого не интересуют, они есть и есть. Люди их не уважают. Они их воспринимают просто как объекты, которые дают людям кислород и древесину. Они забывают, что ученые сделали невероятные открытия. У деревьев есть память. Они обладают даром предвидения. Они могут усваивать информацию. Могут посылать предупреждения другим деревьям. Нам давно известно, что лес – это сложная система, в которой деревья обмениваются данными друг с другом, заботятся друг о друге. Сегодня мы знаем, что деревья общаются между собой и корнями, и листвой. Деревья могут нам помогать, изменять наш климат, нашу экосистему, а еще они показывают, как встретить будущее. Мы должны учиться у них, должны защищать их, потому что они защищают нас. В этом новом, таком стремительном мире, где все происходит мгновенно, мы разучились ждать. Мы утратили искусство терпения. У деревьев все происходит медленно, они медленно растут, медленно развиваются. Никто не в состоянии по-настоящему понять эту неспешность и осознать, какого почтенного возраста могут достичь деревья. Некоторым из них тысячи лет. В самом деле, деревья – это абсолютная антитеза нашей безумной эпохе скоростей».

Линден вернулся к началу видео. Голос отца он мог слушать бесконечно, ему захотелось запустить ролик с самого начала. Внезапно кто-то хлопнул его по плечу, он обернулся. За его спиной стоял человек лет шестидесяти – умные синие глаза, крупный нос, густые темно-русые волосы. Он представился: профессор Жиль Мажеран. Линдена провели в просторный, ярко освещенный кабинет, выходивший на тот же пасмурный двор. Профессор Мажеран сразу заговорил о деле: эвакуация прошла хорошо, но отец по-прежнему нуждается в уходе и пристальном наблюдении. Процесс будет длинным, и профессор прекрасно представляет себе, какое это испытание для семьи. Как Линдену, вероятно, известно, нарушение мозгового кровообращения, которое произошло у отца, относится к разряду тромботических и возникло в результате закупорки сосуда сгустком крови. Этот сгусток заблокировал кровообращение, которое необходимо было как можно быстрее восстановить. Это называется реваскуляризацией. Однако кровяной сгусток до конца не рассосался и, чтобы его извлечь, возможно, придется прибегнуть к хирургическому вмешательству. Линден покивал головой, все это он читал в интернете. Он знал, что главную опасность для перенесших инсульт представляет второй, более сильный приступ, который может произойти в ближайшие недели. Профессор Мажеран объяснил, что их главная задача как раз в этом и состоит: не допустить второй приступ, лечение предполагает введение антикоагулянтов. Линден спросил, поврежден ли мозг отца, а если да, то обратимо ли это? К чему им следует готовиться? Профессор ответил, что первичное лечение в больнице Помпиду было назначено совершенно правильно, а это, в сочетании с превентивными мерами – самое главное. В этом смысле отцу повезло. Пока еще слишком рано делать долгосрочные прогнозы, предполагать, каковы будут последствия, сможет ли он нормально разговаривать, видеть, двигаться. Голос профессора звучал успокаивающе, но, слушая его, Линден спрашивал себя, сколько раз он уже произносил подобные слова, ободряя встревоженных родственников. Он смотрел на руки врача: уверенные, сильные, способные прочистить артерию, спасая жизнь. Пока профессор говорил, Линден думал о пациентах этой больницы, которые находятся в такой же ситуации, как и его отец. Многим ли удастся выкарабкаться? Имеет ли он право надеяться, что с отцом все будет хорошо? Поблагодарив профессора, он вышел из кабинета и направился к палате номер 17, в которую поместили отца. Он чувствовал невыразимую печаль.

Открыв дверь, Линден встретил ясный, осмысленный взгляд Поля, направленный на него. Вскрикнув от радости, он бросился к кровати и стиснул руку отца. «Папа! Папа!» – это все, что он мог выговорить. Вытирая хлынувшие слезы, он повторял это «папа», словно двухлетний мальчуган. Он знал, что отец его слышит, он читал это в его глазах, чувствовал, как Поль сжимает его руку. Слава богу, они одни, другой кровати в палате не было. Линден наклонился и погладил отцовский лоб, осознавая, что это совсем новый для него жест, ничего подобного он прежде не делал. Но получилось это совершенно естественно, он не чувствовал никакого смущения, и когда Линден заговорил с отцом, слова лились сами собой. Поль в другой больнице, с другими врачами. Эвакуация в итоге прошла хорошо, но это была целая авантюра – покидать затопленную больницу. Он рассказал про неприятный запах плесени, про стеклянный кессон, про шлюпки, про любопытных, которые наблюдали за ними с балконов и из окон. Поль что-нибудь помнит про переезд? Линдену показалось, что отец пошевелил губами, совсем незаметно. Значит, помнит? Поль сжал ему пальцы. Выходит, хотя бы часть пути он был в сознании? Они должны научиться общаться. Может, стоит начать вот с этого: один раз сжал руку – это да, а два раза – значит, нет. Хорошо? Поль сжал ему руку, один раз. Прекрасно! Линден стал рассказывать отцу про наводнение, про те страшные и одновременно завораживающие картинки, которые все время крутили по телевизору, про министров, добирающихся в Национальное собрание