Янтарный свет. Трилогия (СИ) - Вишневский Сергей Викторович

— А как она это узнает? — нагнул голову Руди.

— Хозяин скажет.

— А ты говорил?

— Нет.

— И?

— Что?

Воришка глубоко вдохнул и выдохнул.

— Почему она легла к тебе, если ты об этом не просил?

— Ну, может замерзла… хотя она только разделась и сразу же ко мне скользнула.

— И что же это значит, мой наиглупейший коллега?

— Откуда я знаю, что это значит? — возмутился парень. — Я понятия не имею! И как уснуть, когда к тебе голая девушка жмётся тоже!

Руди с сожалением вздохнул.

— Ладно, я понимаю, что ты мало себе представляешь, что делать с рабынями. Это не лошадь, которую покормил и в стойло. Рабыня это все-таки инструмент. Поесть, приготовить, одежду постирать. Если рабыня может шить или пряжей заниматься, то это уже дорогая рабыня. С мужчинами так же. Чем больше умеет раб, тем он дороже. Как ты думаешь, какие самые дорогие рабы?

— Те, кто умеет сражаться?

— Среди мужчин, да. А среди женщин?

Тут парень впал в ступор, но через несколько секунд ответил:

— Красивые?

— В точку. Красивые рабыни на вес золота.

— Почему?

— Потому что с красивыми рабынями проще всего. Их можно использовать самому, а можно и… сдавать в аренду. Это хороший поток золота.

— Нами не поток золота. Я не собираюсь ее… сдавать в аренду, — набычился парень.

— И что же ты с ней собираешься сделать?

— Снять ошейник, проклятье и отпустить.

— Я рад, что ты настолько привержен устремлениям света, но ты подумал, как ей потом жить? А как ей… Стоп. Какое проклятье?

— Все, кто её касаются умирают, — ответил парень.

— Но ты же говорил, что тебя…

— Нет. Со мной не работает, — покачал головой послушник.

— Погоди. И давно с ней это?

— Говорит, что всегда было.

Руди нахмурился и шел молча секунд десять.

— Так. Погоди. С рождения все, кто её коснется, умирают?

— Да.

— И тебе её подарил Сармат?

— Да.

— А он тебе об этом сказал?

— Нет.

Руди вскинул брови и взглянул на Гоша, идущего впереди и о чем-то беседующий с Нербу.

— А Снеку или Гошу ты об этом говорил?

— Нет еще. Сначала они молебен готовили, потом советовались долго. Я не успел с ними поговорить.

— Твое счастье, что местные и наши братья соблюдают обычай по неприкосновенности чужих рабов, — хмыкнул Руди. — Представляешь, что было бы, если бы ее кто-то коснулся?

— Я потому ей платье другое купил, с рукавом, и перчатки длинные, — кивнул Ари.

— А мысли у тебя не было, что этот торгаш тебя грохнуть хотел? — спросил Руди, задумчиво рассматривая степь.

— Были, но… Он что-то знал или… Или о чем-то догадывался. Он предупреждал, что подарок может быть опасным, — задумался парень, припоминая слова Сармата. — Но он сказал, что с этим подарком могу справиться только я.

— Получается, все кто ее коснуться — умирают, а ты нет, — кивнул Руди. — Какая-то мутная история.

— Мутная?

— Торговец это знал, но не сказал. Девка губит всех, а тебя нет. При этом рабыня, и её просто так дарят. Ты хотя бы представляешь, на что она способна, если попадет в дерьмовые руки.

— Она в них уже была, — кивнул парень. — Рассказывала, что у одного урода была. Он заставлял ее незаметно убивать.

— Отчего я не удивлен, — хмыкнул Руди. — И кажется я понял, для чего она залезла к тебе под одеяло.

— Для чего?

— А ты представь, что за всю свою жизнь, к тебе никто никогда не прикасался. Не гладила по голове мать, не целовала в щеки. Никто тебя не обнимал. Даже пальцем никто не трогал.

— Ну…

— А тут живой человек. И не умирает.

Парень припомнил её просьбы коснуться и почесал голову.

— Ей нравится касаться живого человека? — тут Ари обернулся и взглянул на Нами, которая ехала с довольной физиономией.

— Думаю, да, — кивнул Руди. — Сейчас она довольна и этим, но она уже достаточно взрослая, чтобы рассчитывать на большее. Сколько ей лет, кстати?

— Я не спросил, — пожал плечами парень. — И я слабо представляю, что она будет делать, когда я смогу её освободить.

— Знал я одного старого вора, который везде таскался с собакой. Только когда уходил на дело, оставлял нас за ней смотреть. Любил одну поговорку: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Забака была злая до чертиков, никого к себе не подпускала, но тот её не прогонял. Даже когда та захромала, а потом и вовсе едва ходила. Странный был вор, но собаку любил. До последнего вздоха этой блохастой с ней был.

— Это ты к чему?

— К тому, что ты будешь в ответе за нее, даже после того, как она станет свободной, — пожал плечами Руди. — Была она рабыней, и ты решал, что ей есть и что надевать. Как говорить и что делать. А когда дашь свободу, считай, она сама должна себе на еду зарабатывать, сама одеваться и… И от мужиков как-то сторониться. Всё-таки слишком она красивая, чтобы мимо неё мужики ходили.

Парень помрачнел.

— Ну, не вешай нос, — хлопнул его по плечу воришка и, хохотнув, добавил: — Можешь попросить ее вести себя как свободная девушка. Так сказать, пусть привыкает к вольной жизни.

Парень не стал смеяться, а вместо этого сделал задумчивое лицо.

— А как унять плоть, когда она покоя не даёт? — на полном серьёзе спросил парень.

— Самый верный и проверенный способ — использовать её по назначению, — едва сдерживая смех, ответил Руди.

— Я тебе не про это, а…

— А я тебе именно про это. Она легла к тебе. Не ты ей приказал, а она сама это сделала.

— Что ты заладил, может, она…

— Ари! — раздался крик Снека.

Парень взглянул на наставника, который призывно помахал ему рукой, а потом на Руди, с лица которого не сходила издевательская улыбка.

— Иди-иди… — кивнул ему воришка и добавил вслед: — Но если ты сомневаешься, ты всегда можешь спросить её саму, зачем она это сделала.

Нами слезла с телеги и заинтересованно взглянула на клириков, которые уже выстроились в боевой порядок за спинами паладинов. Монахи тем временем оставались позади, но так же были уже в снаряжении и полностью готовые к бою.

— Зачем мы приехали сюда? — спросила она Руди, оставшегося рядом с ней в телеге.

— Мы приехали сюда, чтобы проверить подарочек отшельников. Эти уродцы устроили тут немало засад на нас. Надо разобраться с самыми крупными, пока мы вместе, — пояснил Руди и достал небольшой псалтирь. — А вот зачем тебя сюда притащили, я не совсем понимаю.

— Хозяин сказал, что меня опасно оставлять одну, — потупила взгляд Нами.

— В принципе логично, — хмыкнул Руди. — Схватит тебя кто-нибудь за руку и всё. Разгребай потом трупы и объясняй, что ты не виновата, и он сам дурак.

Руди открыл псалтирь на закладке и пробежался глазами по исцеляющей молитве.

— Яви свою милость на людское тело… — пробормотал он и сморщился. — Кто вообще сочинял эти молитвы? Как их учить? Рифма никакая, да еже и эти «ежели»…

Тут он поднял взгляд на девушку, которая скосила взгляд в его псалтирь, и хмыкнул.

— Ты читать умеешь?

— Умею, но ещё плохо, — ответила она. — А что это такое?

— Молитвенник послушника, — пояснил воришка. — У меня дар жизни, и я вроде как лекарь. Правда, еще учусь.

— Лекари всегда в почете, — кивнула девушка. — Хороший лекарь живёт не хуже эмира, а то и лучше.

— Я думаю, что у меня тоже было бы немало золотишка, если бы не одно «но». Я послушник в Янтарном ордене.

— Это плохо?

— В моем случае это не плохо и не хорошо. Главное, что я живой, и меня никто не пытается убить.

Нами непонимающе взглянула на послушника и спросила:

— А зачем тебя убивать?

— Затем, что я уже мёртв.

— Но ты ведь живой.

— Да, но технически я уже умер, — развёл руками Руди. — Видишь того клирика? Его зовут Снек. Этот засранец, когда меня увидел, хотел уничтожить как нежить.

— Но ты ведь живой.

— Но сердце не бьётся и дышать мне не обязательно, — пожал плечами парень. — Поэтому он решил, что я особая нежить, и меня надо… того.