Шпион из Калькутты. Амалия и Белое видение (с иллюстрациями) - Мастер Чэнь

Сун покинул кресло, подобно мне оседлал британско-бангкокский стул, лег на его спинку подбородком, и глаза его полностью скрылись в толстых складках кожи.

– Я полетел из Бостона в Нью-Йорк по воздуху.

Потрясенная, я молчала.

– И обратно.

Во дворе начали скандалить знаменитые далматинцы дома Сунов – известные всем четвероногие хулиганы.

– Первое, Амалия. Я вложу деньги в аэропланы. Второе: я привезу аэроплан сюда. Свой.

– Ричард, ты с ума сошел? Тебе потребуется своя лужайка, типа английского газона, какие-то механики, пилот…

– Ты не поняла главного, Амалия. Лужайка – пустяки, куплю, механиков выпишу из Америки. И пилота. Но летать я буду сам.

Сун с сожалением посмотрел в пустой стакан, потом в дверной проем – и наткнулся на мой прямой взгляд. Виновато съежился.

– Амалия, а у меня есть мысль. Почему бы нам с тобой не сплавать в старушку Англию, и я там прокачу тебя по небу, над крышами нашего с тобой Кембриджа? А до того – разомнемся здесь, над этим островом. Всего год, и я уже смогу это сделать.

Я обвела взглядом стены бальной залы, с большими, в тяжелых рамах, фотографиями многочисленных Сунов. Мужчин в европейских костюмах, галстуках-бабочках, всех до единого – в очках. Женщин в чеонгзамах с воротничками, подпирающими подбородки. Одно фото – нынешнего хозяина, на скачках, в мягком котелке, с трофейной чашей в руках. Ричард Сун, владелец Сунстеда, отличных лошадей и еще много чего другого.

– Я дам тебе ответ, Ричард. Но это будет такой ответ, что ты позовешь своего Кроули, чтобы он выкинул меня на газон. Поэтому сначала – моя просьба. А потом – мой ответ.

Сун очень неплохо понял, что пришла пора быть серьезным.

– Ричард, мне не нужны твои два доллара, мне нужен совет – с кем поговорить из… Как тебе сказать… Давно, еще в позапрошлом веке, тут было тайное общество Ги Хинь. Далее – все говорят, что оно исчезло. Я хочу знать, куда. И что от него осталось. И мне нужен тот, кто может мне рассказать – причем с хорошим знанием дела, – у кого теперь хранятся некоторые секреты Ги Хинь.

Сун как-то сразу вытянулся на стуле и стал похожим… на китайца, как это ни странно. Мне даже показалось, что лицо его стало влажным.

– Ты сама-то понимаешь, о чем просишь? – тихо спросил он и снова посмотрел в дверной проем – нет ли Кроули со стаканом на подносе.

– Ну, видишь ли, Ричард, это вопрос твоего же, китайского исторического наследия, вопрос этнографический, если угодно… Э… ну как бы это лучше выразиться…

Он крепко сжал губы, подняв глаза к круглой дыре ротонды в потолке. И дальше показал, что такое по-настоящему умный китаец:

– Амалия, а ты случайно не имеешь отношения к этой истории с убитыми англичанами-полицейскими, о которых до сих пор говорят? Четыре трупа, один вообще исчез? И какие-то там китайцы, которые их всех поубивали?

Честное слово, чтобы все сообразить, ему потребовалось секунд пятнадцать.

Вот кого надо было бы отдавать в руки господина Эшендена, чтобы сделать из него суперсыщика.

– Да нет же, Ричард, просто я кроме своей музыки вдруг в очередной раз заинтересовалась историей города, получила заказ от «Стрейтс Эхо» на серию очерков…

– Да ты что, издеваешься, Амалия – какой там к дьяволу заказ? Тебе нравятся газеты – так купи себе газету! И сама будешь всем все заказывать. Кто там владеет «Стрейтс Эхо» – а, ну да, этот старый гриб Лим. У него, кстати, там еще китайская «Пенанг Син Пок» и малайская «Чахия Пулау Пинанг». Неплохой бизнес. Амалия, я за десять минут договорюсь о твоей встрече с этим Лимом, и это мне будет куда проще, чем… чем то, что ты просишь.

Мы с Суном оба знали, откуда взялась эта идея насчет покупки газеты. Одним из самых прославленных китайцев в истории нашего города был владелец знаменитого «голубого дома», толстый и умный Чеонг Фат Цзе. Его громадная деловая империя включала все – концессию на торговлю опиумом, должность директора железных дорог всего Китая (в ту пору, когда дорог этих было немного)… Он был также вице-консулом Китая по южным морям и советником императрицы Цы Си. По всему Дальнему Востоку были разбросаны его дома и жены в неумеренном количестве, хотя реально жил он именно у нас, в Пенанге, под прикрытием британского порядка и закона.

Я вспомнила его снимки в альбоме: один – в сюртуке и цилиндре, другой – в официальном костюме мандарина, при шапочке с помпончиком, означавшим власть и уважение собратьев.

Умер он в 1917 году. А за несколько лет до того, когда ему, как китайцу, глупый кассир не хотел давать каюту первого класса на британском лайнере, он пригрозил купить все пароходство. И с тех пор таких ситуаций на большинстве линий у китайцев не возникает. Ганди повезло меньше…

Купить газету и сообщить Биланкину о том, что я оставляю его пока на редакторском посту – это была забавная идея. Но, к сожалению, она мне не помогла бы.

Сун мрачно смотрел в одну точку – на задрапированную мраморной тканью мраморную же античную задницу статуи. Потом пришел в себя, сфокусировал взгляд, в омерзении потряс головой:

– Когда тебе это нужно?

– Если не сегодня, то завтра.

– Настолько серьезно, значит… Этнография, конечно. Амалия: любая помощь, только попроси. Охрана. Отсидеться в моем домике в Куала-Лумпуре. Или в Англии. А вот это… Что молчишь? Черт с тобой. Я позвоню тебе вечером. И все же подумай – не безопаснее ли летать под облаками?

– А вот теперь ответ на твой вопрос. Я хочу отплатить тебе добром за добро. Сун, в этом городе все знают все про всех. И не говори, что ты не пьешь раньше полудня, и все прочее. Дай приказ твоему британцу. Играй с ним в пинг-понг до самого ужина. Но прекрати пить виски навсегда. Слушай: если все китайцы этого города будут знать, что Сун из Сунстеда катится по наклонной, если они перестанут воспринимать тебя всерьез…

Я посмотрела на Суна: вот он как раз воспринимал все, что я говорила, вполне всерьез – видно, как ему было неприятно. И тут я выпустила свой последний заряд:

– А вот если каждый китаец будет знать, что Сун из Сунстеда оказался действительно жестким человеком, который сумел отказаться от любимой привычки – то через год, Ричард, я поднимусь с тобой в облака. И я могу обещать тебе это хоть в храме твоей богини милосердия Гуань-инь.

– Я христианин. Принадлежу к Церкви Англии.

Звонок от Суна раздался через несколько часов. Я получила адрес, имя – Леонг – и время: в девять вечера. И не завтра, а сегодня.

…Как никогда я ощущала, что город Джорджтаун устроен очень странно. Поворот с Эспланады направо, ты оставляешь сзади море, газоны и другие открытые пространства, длинные ложно-мавританские здания и греческие колонны, и вот ты уже в совсем ином мире. Мире, пахнущем чесноком и соевым соусом, кишащем людьми, которые говорят на очень странном языке – особенно если учесть, что это не один язык, а несколько, и все китайские. Но вот ты переходишь через улицу – и оказываешься в Индии. Правда, сегодня мне это делать было незачем.

Если я правильно поняла, то нужно попасть на Черч-стрит – «церковную улицу», на которой давно уже нет церкви. Попасть туда можно через Бич-стрит или каким-то образом через Армянскую улицу, и я остановилась, держась за руль велосипеда и пытаясь сообразить: как же это? А, ну да, я же спутала Армянскую улицу с Армянским переулком.

Я сделала еще один поворот – отметив, что темные улицы вокруг как-то странно пусты, и куда это подевались все китайцы? Почему кругом дымятся у поставленных на асфальт переносных алтарей пучки ядовито-красных курительных палочек – и почти нет людей?

Но вот какая-то женщина машет мне рукой, показывая в открытые ворота, за воротами вроде горят какие-то огоньки. Она, конечно, могла бы произнести мое имя – но, может быть, я слишком много от нее хочу? Добродушное, круглое лицо, просто китайская женщина в шлепанцах и темном, скучном самфу, с его короткими рукавами и такими же короткими, намного выше щиколотки, штанинами.

Снова машет мне рукой. Поворачиваю к ней. Ворота закрываются за нашими спинами, передо мной какой-то мощенный плитами дворик, китаянка дергает за рукоятки моего велосипеда и улыбается терпеливо, но решительно. Приходится оставить мою машину на ее попечение.

Китайские кварталы выглядят одинаково и неприступно – улица представляет собой ряд тесно прижатых друг к другу фасадов. Нижний этаж – магазин или мастерская, туда могут зайти с улицы клиенты. Над ним, на двух колоннах, нависает второй этаж – там живут, туда посторонним хода нет, только своим вверх по лестнице. Над вторым этажом – греческий треугольный фронтон, обычно с выдавленными в гипсе иероглифами. Выше него косая, кирпичного цвета крыша. Угловые здания каждой улицы – кофейные дома, то есть рестораны.

И очень, очень немногие попадают внутрь китайских кварталов.