Любвеобильный джек-пот - Галина Романова

– Сережа, что делать?! Сашке никто не поверит. Ты сам это знаешь. Его оболгать – раз плюнуть. И опять... Ведь речь в этих убийствах шла о подростках. А это как же...

Тут снова влез Тишаков.

– Эта самая Елена Павловна, работающая воспитательницей в Гагаринском детском доме, во-от такого росточка. – Он привстал для наглядности и чиркнул ребром ладони себя чуть ниже груди. – Вполне могла сойти за подростка. А вот что касается двух других. Как вы сказали? Шалый? Это кто же такой?!

Гольцов вкратце рассказал историю Ваньки Шалого, не забыв про украденную буханку хлеба, кнут и собак, за которыми тот присматривает. Потом вдруг вспомнил рассказ девочки с грязным бантом и шлепнул себя по лбу:

– Слушай, Лия! А ведь этот Георгий Сергеевич, он ведь тоже очень мал ростом и тщедушен!

– И что? – У нее в голове уже все перепуталось, не желая выстраиваться в строгий ровный ряд.

– А то! Девочка говорила, что этот их физрук очень дружен с Ванькой, и когда напиваются, поют жалобные протяжные песни. И этот Шалый тоже из Сытникова.

– Тоже, как кто? – запрядал ушами Тишаков, он аж вспотел от волнения и информации, что заполучил только что за здорово живешь.

– Как Елена Пална! Они из одной деревни... Шалый и воспитательница эта. Нет, тут связь все же какая-то есть! В этом детском доме надо рыть! И нигде больше, – выговорил Гольцов и мотнул головой. – С вашего позволения, гражданин начальник, мы хотели бы побыть одни. Кстати, Лия, что там у тебя на кухне трещит?

Боже правый, она совсем забыла, что поставила на огонь варить яйца и кипятить чайник. Вскочила с дивана и в три прыжка на кухню.

Конечно, почти все выкипело, пока она кипела гневом. Воды в чайнике ровно половина. И та сердито дыбится белесыми пузырями. В кастрюльке воды и вовсе не осталось. Она схватила полотенце со стола и сунула под ледяную воду кастрюльку. Может, хоть как-то можно спасти их с Димкой ужин.

Ничего, получилось нормально. Яйца с зеленым луком и майонезом Димка смел прямо из салатницы, поскольку она отказалась. И все бутерброды с сыром и колбасой доел, запив их двумя огромными кружками чая. Потом быстро все убрал со стола, вымыл, не позволив ей подняться. Снова сел напротив нее и спросил угрюмо ухмыляясь:

– Ну и что, кроха моя, делать станем?

– А что мы можем сделать? Нам остается только ждать. – Лия уложила руки на стол и пристроила на них голову, поглядывая на него исподлобья. – Что вот, скажи, мы с тобой можем сделать сейчас?! Ничего! Марта в больнице. Возле нее наверняка охрана выставлена. Пока она придет в себя. Пока пожелает давать показания. И кто знает...

– Не захочет ли она оболгать меня? – закончил за нее Гольцов. – Меня подобная мысль тоже посещала. Но не думаю, что это в ее интересах. Никто не станет убивать курицу, несущую золотые яйца. Ей куда выгоднее держать меня на коротком поводке... Ты смотри, как все снова удачно складывается. Марта начинает меня шантажировать, и тут же ее находят в моей постели с пробитой головой. В прошлый раз...

– Кстати, а с чего все началось в прошлый раз? – перебила его Лия, протянула над столом руку и поймала его пальцы. – Рассказал бы, а?

– В прошлый раз? А с чего началось в прошлый раз, – повторил эхом Гольцов, поднес к губам ее ладошку и поцеловал. – Я много думал об этом, Лия. Очень много. Полтора года. Это пятьсот сорок семь дней и ночей. И пришел к неутешительному выводу, что я вошел не в ту дверь.

– Как это?

– Просто мне не повезло и все! Я сделал ставку на случайность, которая подвела меня. Обошла на поворотах... Утопила... – Он вздохнул протяжно. – Но в свете последних дней я в своих прежних выводах сильно усомнился. Более того, я совсем не думаю, что я влетел по случайному недоразумению. Как-то все закономерно получилось. Слишком уж закономерно. И тут я вспомнил, что все это получилось накануне одного грандиозного проекта.

– Конкуренты? – Лия подняла голову от стола.

– Может быть...

– Дим, ну ты расскажи мне все в подробностях. Как все это было?

– Как все это было?.. Началось все с того, что я вернулся домой поздним вечером.

Да, время было не раннее. Это он запомнил хорошо. Загнал машину в подземный гараж, порадовавшись тому, что не придется снова выходить на улицу. С неба сыпал липкий мокрый снег. Под ногами чавкало. Стужа стояла такая, что даже его толстый фирменный пуховик продувало. И пока он до стоянки добирался, то всю дорогу, словно ребенок, радовался, что в его новом жилище есть подземный гараж. Из машины прямо в тепло. Потом по ступенечкам к лифту и, минуя консьержа, к себе – наверх, домой к теплу и свету. Хорошо...

Дома он сегодня один. Марта сослалась на занятость и осталась ночевать в родительском доме. Ничего. Он не успеет соскучиться, он поработает. Все бумаги взял с собой.

Дома он обязательно включит масляный обогреватель, отопление еще не пускали, и было достаточно прохладно. Примет горячую ванну, чтобы окончательно согреться. Сварит себе кофе. Наделает бутербродов и станет работать в тиши новой квартиры. Работа сегодня доставит ему удовольствие. Истинное удовольствие, грандиозное просто! Хорошо...

Поработать ему не случилось. На его лестничной площадке, в самом центре ее, сидела молодая девушка, прислонившись спиной к шахте лифта. Она была совсем молоденькой и совсем плохо одетой, в том смысле, что легко. Капроновые колготки, короткие ботиночки, короткая юбка и тонкая кожаная курточка, едва достающая до пупка. Неприкрытые шапкой рыжие волосы блестели от растаявшего в них снега. Лица он поначалу не рассмотрел, она его уткнула в ладони.

Девушка сидела на большой спортивной сумке, так далеко вперед выбросив длинные ноги, что Гольцову пришлось через них перешагивать. Подойдя к своей двери, он достал ключи и снова посмотрел на девушку. Кажется, она совсем промерзла, раз не реагирует на окружающий ее мир. На него вот, к примеру. Если честно, его мужское самолюбие было уязвлено. Не сильно, нет. Совсем чуть-чуть. Но и этого хватило для того, чтобы окликнуть ее.

– Все в порядке? – не удержался он от вопроса.

Девушка медленно подняла голову. На него глянули глаза такой изумрудной свежести, что Гольцов не хотел, да дрогнул. Она была поразительно красивой, эта девушка. Глаза, губы, волосы все было необыкновенным. Он бы не побоялся сказать: все было исключительно удачно подобрано.

– О чем вы спросили? – резковатым, с легкой хрипотцой голосом переспросила девушка. – Простите, я не расслышала.

И голос-то ей подходил как нельзя лучше! К ее раскосым с легкой сумасшедшинкой зеленым глазищам, высоким скулам и пухлому яркому рту. Гольцова снова будто жаром обдало.

– Я спросил, все ли у вас в порядке? – Он улыбнулся заученной улыбкой баловня судьбы, он всегда так улыбался незнакомым симпатичным женщинам.

– Нет! – неожиданно ответила девушка. – Готовы помочь?

И усмехнулась при этом.

Это был вызов. И он это понимал. И не принять его он не мог. Стоило ли тогда заводить разговор?

– Готов! – снова последовала та самая улыбка, подобранная к случаю. – Что-то случилось? Вы так легко одеты, совсем не по погоде. И ждете кого-то...

– Жду, – выдохнула она с присвистом и едва слышно всхлипнула. – Я все время кого-то или чего-то жду. А насчет погоды вы правы. Я только что с вокзала. Там, откуда я приехала, очень тепло.

– Так и здесь еще до сегодняшнего утра было не прохладно. – Гольцов открыл свою дверь, распахнул ее широко и гостеприимным жестом указал в глубь квартиры. – Прошу, входите.

Много раз потом он спрашивал себя: пригласил бы он в дом дурнушку? Вот будь эта девушка чуть менее красива, чуть менее длиннонога и не так сексуальна, позвал бы он ее к себе? Ответ был однозначен – нет! Никогда он и в сторону ее не поглядел бы, хоть голышом она сиди на своей огромной сумке. А тут сыграло с ним шутку его природное мужское естество. Не железный же: впереди одинокий вечер в пустой холодной квартире, кропотливая многочасовая работа с бумагами. И никакого тебе общения, кроме телевизора и телефона. А тут молодая, красивая и ждущая помощи все равно от кого. Он ведь тогда даже не удосужился спросить у нее: к кому она приехала. Надо же было быть таким идиотом!..

Девушка вошла к нему в квартиру. Сунула свою сумку в его стенной шкаф в прихожей и, не снимая с ног легких ботинок, пошла в его гостиную.

– Клево! – воскликнула она, бросаясь ниц на его диван. – Один живешь?

Гольцов растерялся. Подобная смелость его обескуражила, но не насторожила, нет. Он осторожно присел у нее в ногах, и спустя пять минут они уже болтали, как старые добрые друзья. Обо всем болтали, кроме главного, включая погоду в Средней Азии. Он ведь так и не узнал тогда, к кому она приехала.

Потом девчонка запросилась в душ. Он, ничего не заподозрив, позволил. Она скрылась за дверью его ванной. А Гольцов бросился в кухню варить кофе.

Из душа она вышла со странным остановившимся взглядом, принялась учащенно зевать и, сославшись на усталость и разницу во времени, попросила предоставить ей ложе для дрема минут на сорок-пятьдесят. Так ведь и сказала тогда: ложе для дрема. Он, не зная, что делать и думать, распахнул дверь своей спальни. Она зашла туда и закрыла дверь у него перед носом. Через мгновение он услышал, как она рухнула на его кровать.