Упади семь раз - Лия Лин

Перед моими глазами стояло посиневшее лицо Аньки. Было так тяжко, что уже ничего не хотелось скрывать. И я в подробностях рассказала Надьке про файл и посещение салона красоты, где я выяснила, что страз на ногте Аньки переклеивали. И про подслушанный разговор на лестнице.

– Вот ведь предательница! Знала, что Храм убил Мыша, и, может, даже помогала ему писать записку! Как она могла? – разозлилась Надин.

– Не говори так, – откликнулась я. – Анька такая же жертва, как Мышь.

– Но почему она пошла на это?

– Надь, сейчас надо молиться за её здоровье, а не орать.

– Нет, ну Лейка, ведь Анька по заслугам получила! Она ж обманывала нас!

– Да не хотела Анька никого обманывать, Храм запугал её. Неужели ты не понимаешь? – мне было так жалко нашу добрую, весёлую Аньку, что слёзы текли из глаз без остановки. – Я так боюсь за неё. Так боюсь… Давай молиться, Надь, а то мне страшно…

Я вспомнила, как Анька принесла нам круассаны с морошкой и лягушачьи лапки, и зарыдала в голос.

Под утро нервное напряжение стало невыносимым. И мы помчались в больницу. Но к Андре по-прежнему никого не пускали. Надин тоскливо зависла возле таблички «Реанимация». Дверь была заперта, и она решила позвонить в звонок. Едва в коридор выглянул врач, мы набросилась на него с вопросами.

– Вы её родственники?

– Нет, подруги.

Врач посмотрел на моё серое от недосыпания лицо и вздохнул.

– Состояние стабильное, средней тяжести. Ненадолго приходила в сознание. Мы провели гемодиализ, чтобы вывести токсические вещества из организма. Лёгкие на искусственной вентиляции.

– Она поправится?

– Мы делаем всё возможное, поверьте. Вот телефон, по которому можете звонить и узнавать о самочувствии.

Наша подруга лежала за стеной, но мы не могли увидеть её, не могли помочь. Меня охватила апатия. Надька же была переполнена гневом и хотела отомстить Храму.

– Лейка, ты иди домой отсыпаться, а я сбегаю в мастерскую. Вдруг там какие-то следы этого гада? Убила бы собственными руками!

– Да не пойдёт теперь Храм туда. Он, наверное, уже далеко от Питера.

Но Надька на волне истерики умчалась искать ветра в поле. А я поплелась домой.

На лестнице столкнулась с дочкой Ады:

– Это к вам «скорая» вчера приезжала?

– Подруге стало плохо, – не пожелала я раскрывать подробности.

Дома упала без сил на кровать и провалилась в бездну сна.

Проснулась уже поздним вечером и услышала, как Надька говорит по телефону:

– Вот как? Спасибо! Да, конечно…

Надин вихрем ворвалась в комнату:

– Лейка! Анька пришла в себя! Ей лучше! Может быть, завтра к вечеру переведут в обычную палату. Правда, говорят, возникли проблемы с милицией. Уже следователь приходил, но Андре пока не в состоянии отвечать на вопросы.

Слёзы опять потекли из глаз, но уже от радости.

– А что в мастерской?

– Без перемен. Никаких следов. Тихо.

На следующее утро мы точно узнали, что Аньку переведут из реанимации в палату после обеда и что её можно навестить.

Надин принялась собирать передачу, хотя я убеждала её, что продукты не нужны. Но Надька по-своему понимала дружбу и совала бананы с яблоками в сумку.

Возле метро я купила для подруги охапку флоксов: белых, розовых, лиловых. Старушка продавала цветы прямо из садового ведра. И в них было столько жизни! И так хотелось донести эту жизнь до Аньки.

Открывая дверь в палату, дико волновались. И не зря. Анька за пару суток сбросила, наверное, не один килограмм веса. Её лицо показалось худым и измождённым. Правая рука, исколотая капельницами, была забинтована в локте.

– Привет, – тихонько сказала я.

Аня кивнула. Перевела взгляд на цветы. И улыбнулась. Видно было, что ей трудно говорить и двигаться из-за слабости.

Надька насупленно смотрела на подругу, всё ещё давясь обидой из-за Мыша. Но была безумно рада видеть её.

– Храм подсыпал яд. В твоё шампанское. Я видела, – почти шепотом, делая долгие передышки между предложениями, сказала Андре.

– Так ты знала, что там яд? И выпила?

Анька через силу стала припоминать события того ужасного вечера.

2

Глупые никогда не прощают и не забывают;

наивные прощают и забывают;

мудрые прощают, но не забывают.

Когда я так опрометчиво выскочила в туалет, Храм взял мой фужер и плеснул в него шампанского. После чего молниеносным движением что-то туда бросил. Андре, занимавшаяся правкой текста, боковым зрением заметила маневры Храма, но тут же засомневалась – было или не было? Настолько быстро всё случилось, за какую-то секунду.

Да, было, конечно, было! Не настолько же она пьяна, чтобы почудилось…

«Какой же ты подлец, Храм», – подумала Андре, глядя на его невозмутимое лицо, оцепенев от страшных догадок и мучительных предчувствий.

Значит, Храм ей врал. Тогда, в мастерской, когда прикончил кота, объясняя, что либо кот, либо Надька. И когда говорил, что записка и кот никак не связаны с обыском в моей квартире.

Продюсер же, бросив беглый взгляд на уткнувшуюся в текст Аньку, тихо выскользнул в прихожую. Но практически сразу же вернулся. Лицо у него застыло как маска, руки тряслись.

Едва мы с Надькой сели за стол, Храм поднял тост:

– За наш успех!

Певица вздрогнула. Что же делать? Дать понять своему продюсеру, что тот вышел из доверия, нельзя: Храм в очередной раз клятвенно пообещал, что в конце года перепишет квартиру на неё. Но, с другой стороны, Лейка беременна, и малейшее отравление может повредить будущему ребёнку. Всё это молнией пронеслось в голове Андре, прежде чем она выпила шампанское из моего бокала. Если ей показалось, то всё обойдётся, а если нет, то… она поступила правильно.

– И ты не боялась? – Я взяла подругу за руку. – Почему ты просто не вылила шампанское или не смахнула бокал на пол, вроде бы случайно?

– Знаешь, Лейка, я ведь тебе в спортбаре не про всё врала, – еле выдохнула Анька. – Я не способна на убийство. И Храм, думала, тоже. А он так жестоко кота зарезал. Меня ведь Мышь в мастерской поцарапал. А я тебе сказала, что сама, об гвоздь. И в этот момент почему-то решила: раз умолчала, хотя могла вам рассказать про Мыша сразу, но не сделала, значит, тоже виновата. Пусть бог решает, жить мне или нет.

– Тише, тише, Ань, – Надька откровенно плакала. – Честно говоря, я кошака сама обещала убить сто раз. Эта скотина рыжая все углы мне в общественный туалет превратил. Так что, можно сказать, ты мне помогла…

Анька слабо кивнула, глядя только на меня:

– Лейк, прости. Вот не думала, что наврежу тебе…

– О господи… – Я обняла Аньку и взахлёб заплакала.

Надька смахнула слезу, но всё-таки не упустила момента укольнуть:

– Но разве после смерти Мыша и записки в мастерской тебе ещё было не ясно насчёт Храма?

Анька трагически посмотрела на Надин и поняла, что та всё знает.

– Прости, – только и произнесла Андре почти беззвучно, одними губами.

Тут и Надька не выдержала и обняла подругу. Мы с Надин с двух сторон обливали слезами отравленную Аньку, простив её и радуясь, что она жива.

– А ведь ты мне жизнь спасла… – прохрюкала я. – Мне и ребёнку. Будешь крёстной моему малышу?

Подруга кивнула и улыбнулась светло и счастливо.

Тут принесли капельницу, и нас с Надькой выставили за дверь.

Зато на следующий день Анька уже болтала вовсю.

– Ну ты молодчина! Отлично выглядишь! – сказала я.

– Ага, не считая синяков под глазами, смотри какие чёрные круги – как у панды.

Певица уже раздобыла где-то зеркальце и лёжа осматривала своё лицо и причёску.

– Девчонки, принесите мне косметичку. Срочно! И ещё пасту, щётку, тапки, рубашку, мыло, туалетную бумагу…

– Лейка, записывай, я не запомню! – приказала Надька.

Жизнь потихоньку входила в привычное русло. То есть до привычного было, конечно, далеко, но самое непоправимое нас миновало, и мы по-новому наслаждались обыденными мелочами.

Надин опять начала работать. Натянула на подрамник новый холст размером сто двадцать на сто сорок и приступила к картине «Раскаяние Анны-Магдалины». Только у этой раскаявшейся дамы почему-то были отчётливые синяки под глазами, как у панды.

А я готовилась к приезду детей. Лето подходило к концу, впереди маячило первое сентября и школа. И от этих забот ещё ни одной матери не удавалось увернуться. Хорошо ещё, Матвей сам предложил, что заберёт ребят от бабки и доставит домой. Мне это оказалось только на руку.

3

Плачут не тогда, когда детей нет, а тогда, когда они есть.

– Мамуль, кинь сто рублей на телефон, завтра возвращаемся домой. Как подъедем к окружной, сразу позвоню! Соскучилась. Как ты?

Я начала отвечать, но через минуту разговор прервался: у Забавы кончились деньги. А у меня на счету – копейки.

– Надь, пойду деньги на сотовые положу!

Подруга никак не отреагировала. Она по телефону обсуждала с Андре предстоящий выход в свет. Их пригласили на презентацию, и Надька с упоением планировала, что надеть, где причесаться и сделать маникюр. Андре с больничной койки умудрялась давать советы, клятвенно обещая, что через пару дней, в понедельник, сбежит из стационара, поскольку чувствует себя просто превосходно.