Фиолетовый гном - Николай Бахрошин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Соседей пожжешь, дачник!
– Да пес с ними, мое что ли… Все, Серега! – вещал Жека. – Теперь уже точно все! Гори оно! И не голубым, как педрило, огнем, а боевым ярко-красным пламенем! Очищающий огонь, как говорили древние. Древние знали, жопой чувствовали, что не с белого листа надо начинать жизнь заново, а с черного, обугленного пепелища. Теперь все здесь. Рассказы, эссе, два незаконченных романа и детско-юношеские стихи. Пусть горят. Ничего не надо. Ничего и никому не надо… А мне оно надо?! – он грозно смотрел на Серегу лихими, абсолютно пьяными глазами.
Серега неопределенно пожимал плечами.
– Правильно, не надо, Серега! И тебе не надо! Жизнь такова, какова она есть и более не какова. Хватит пыжиться! Хватит играть в стойких оловянных солдатиков. Мириться надо с окружающим миром, какой он есть. Прощения просить за предыдущие глупости. Двумя гениями меньше – для окружающей действительности существенное облегчение, скажу тебе по секрету!
Вот так бывает, ехал на шашлыки, а напоролся на Женькину запойную рефлексию. Сумасшествие заразительно? Похоже, да. Сначала в глубине души еще шевелилось подобие разочарования от несостоявшегося издателя, потом Серега окончательно заразился. Гори все огнем, в сущности, зажигательная позиция…
Серега выпил и сказал, что гением себя не считает. Жека выпил и ответил, что он себя теперь тоже не считает этим самым, на букву «г», откукарекался, хватит. Серега добавил, что он себя и не считал никогда, так, померещились всякие глупости, но быстро прошли. Жека добавил, что ему еще глупее мерещились глупости, кромешный кошмар, лестница в небо без ступенек и поручней…
Пусть огонь рассудит, торжественно решили оба.
Потом, когда Жекины рукописи прогорели до пепла, Серега тоже жег свою папку со сказками. В подтверждение своей бездарности, из солидарности с Жекой и в качестве примирения с миром.
Серега неторопливо подбрасывал в огонь листок за листком и с интересом, с холодным спокойствием патологоанатома наблюдал, как обречено приплясывает в ярком огне смешной и нелепый Фиолетовый гном.
Рукописи не горят? Как бы не так. Все горит. Перегорает – это наверняка…
Честное слово, было не жалко. Скорее, грустно. Или, еще точнее, чуть-чуть печально, как при расставании с когда-то любимыми детскими игрушками, которые уже много лет пылились на антресолях. Несешь их на помойку в закрытой коробке и боишься открыть, чтобы не увидеть и не передумать… Да, в закрытой коробке, как в закрытом гробу…
Пришлось запивать печаль пивом и заедать остатками шашлыка. Алкоголь привычно обволакивал и успокаивал. Все-таки своя тихая прелесть есть даже в откровенном алкоголизме! С этим тоже оба не спорили.
Нет, прав Жека, на сто процентов прав, хватит глупостями заниматься, размышлял Серега, глядя на багровеющие в темноте угли. Каждому человеку дается шанс в жизни, может, не такой, который виделся ему в прыщавых юношеских мечтах, совсем другой. Но дается. Не так много их, этих шансов, жизнь шансами не разбрасывается, как подвыпивший Дед Мороз. Но случаются они. И тогда нужно брать судьбу за ту часть тела, которая подвернулась, желательно за интимную. Хватать, держать и не отпускать!
Такие были оба умные и практичные, вспоминал потом Серега, никаких сил нет…
– Ты знаешь, Серый брат…
– Что?
– Я влюбился! – объявил Жека, когда они неторопливо пили кофе на тенистой веранде.
С утра они уже искупались, нашли, что вода теплее, чем вчера, наверное, на градус или даже на полтора, нагревается, значит, море.
Торопиться теперь было некуда. Впрочем, торопиться и без того некуда, одна из главных прелестей местной жизни – здесь никто никуда не торопится.
Москва все-таки сошла с ума со своими гиперурбанистическим ритмами, снисходительно подумал Серега, он давно это подозревал. Если в самой столице подобный тезис еще можно оспорить, уповая на здравомыслящее «все вокруг так живут», то здесь, на берегу неторопливого моря, в этом окончательно убеждаешься. Сбрендил город Москва от собственного перенаселения и теперь носится кругами Садовых-третьих-четвертых колец вдогонку за неврозами и паранойями…
И что из этого следует? Да в сущности ничего… Пусть носится, мотая коряво-асфальтированные круги. Столицы любых государств призваны, в том числе, выполнять и санитарно-гигиенические функции, не раз приходило Сереге в голову. А именно – принимать в себя самую активную, беспокойную часть населения и перемалывать их в труху, чтоб не мутили народ в провинции…
– В кого это ты влюбился? – спросил Серега.
Жека подумал.
– В кого-нибудь, – заявил он.
– Ага, понял… Господин писатель захотел бабу, – догадался Серега.
– Фу, как грубо! Но справедливо, – подтвердил Жека. – Да, захотел. Вполне нормальное, человеческое желание. Особенно с учетом моря, солнца и возбуждающей южной пищи.
– Из супермаркета, – уточнил Серега.
– Из возбуждающего, южного супермаркета!
Время от времени они выбирались перекусить в ресторанчики дальше по берегу, где и начиналась сама греческая деревня из блочно-отштукатуренных, перепоясанных верандами домиков, живописно расположившихся за вычурными оградами из металла и каменной кладки. Как здесь принято, ограды ничего не закрывали, только подчеркивали ухоженные газоны.
Центральная деревенская улица сплошь состояла из небольших ресторанчиков, выползающих прямо на тротуары пластиковыми столиками, рассчитанных своим изобилием на сезонный наплыв туристов. В ресторанчиках готовили вкусно, а брали, по меркам зажравшегося московского общепита, недорого.
Но обычно им было лень тащиться полкилометра до цивилизации, так что перекусывали на кухне, обходясь припасами из холодильника, который затарили из местного супермаркета. Серега два раза варил по кастрюле борща и один раз – гороховый суп. Он слишком долго прожил один, чтобы не научиться готовить. Жека как-то натушил казан мяса. В остальном – яйца, полуфабрикаты и бутерброды – тоже еда…
– Ладно, могу вызвать такси, проедемся до Солоников, – предложил Серега.
– И проституток возьмем? – мгновенно оживился Жека.
– Нет, купим тебе в сексшопе резиновую подругу. Если уж так неймется…
– Что?
– А что? Будешь ее по ночам любить, а по утрам сдувать и промывать с мылом. Полюбил – надул, разлюбил – открыл клапан, чем плохо? Очень удобно, говорят, практически семейное счастье. И места мало занимает в свернутом виде, и в любой багаж укладывается.
– Ну, спасибо за предложение, Серый брат! – ядовито отозвался Жека.
– Ну, пожалуйста!
– За заботу спасибо, за ласку, за приют усталому путнику… Я тебе – о большом и светлом, о зарождающейся чистой любви, а ты мне – резиново-надувную подругу…
– Куклу Машу, – уточнил Серега.
– Чего?
– Назовем ее Машей, – предложил Серега. – Хорошее русское имя. Можно, если хочешь, Марьей-искусницей. Или – Марьей-затейницей, если хватит силы прокуренных легких. Ты какую предпочитаешь, блондинку или брюнетку?
– Спасибо! И от легких, и от себя лично! Только знаешь что, мил друг?
– Что?
– Возьми свою куклу Машу и засунь ее сам знаешь куда!
Серега помедлил. Все еще оценивал про себя перспективы большой любви из гигиеничной, высокопрочной резины. А что? Некоторые говорят, главное начать, потом втянешься – за уши не оттащишь…
– Не стоит, – отрезал он. – У меня уже есть одна кукла. Жена называется. Не совсем резиновая, но тоже без подогрева не работает. С этой-то не знаю, что делать, устал уже с ней бороться…
Жека сразу не понял, открыл было рот для последующего ядовитого излияния, но потом до него дошло. Закрыл.
– Все так плохо? – спросил он через некоторое время.
– Не так плохо. Еще хуже.
– И что будешь делать?
– Не знаю, Жека. Правда, не знаю. Думаю, – искренне ответил Серега.
– Понятно… А я знаешь, что думаю?
– По поводу? – насторожился Серега.
В принципе он знал, что Жека, при всей своей бесшабашности, человек деликатный и с глупыми советами не полезет. Нет у него такой дурацкой привычки – лезть немытыми руками в чужую жизнь и вещать с авторитетной миной, как из двух зол выбрают третье, получая при этом незабываемое мазохистское удовольствие.
– По поводу нашего здешнего времяпрепровождения, – пояснил Жека.
– И что надумал?
– Мы с тобой, Серый брат, два джентльмена на отдыхе, располагающие средствами и возможностями… – торжественно начал Жека.
– И дальше?
В принципе было уже понятно, куда он клонит. Все туда же…
– А вот там, – Жека широко махнул рукой, – корпуса гостиниц. А в гостиницах случаются разомлевшие от солнца дамы. Часть из которых, между прочим, русскоязычные. Наши туристки на удовольствия падки, но местных побаиваются своим инстинктивным задним умом. А тут – мы, свои в доску. Ходим, знакомимся, кофе-чай-ресторан, трали-вали… Приводим их на твою шикарную виллу, угощаем, напаиваем, остальное – вопрос техники. Ну, как?
