Пересекая границы - Оксана Панкеева

— Это? Заколка для волос. Тебе нравится? Хочешь, подарю? У меня все равно столько волос нет и никогда не будет.

— Правда? Спасибо! Какая она красивая! Никогда таких не видела! А из чего она?

— Из пластмассы. Носи на здоровье. Тебе идет.

— Я вообще-то не ношу драгоценности каждый день, только когда Элмар меня куда-нибудь в общество водит. Так что я ее лучше спрячу.

— Какая же это драгоценность? Обычная пластмасса!

— Это у вас обычная. А у нас такого не делают, значит, она необычная.

— Ну, как хочешь. Тебе виднее. Ну, я вроде все разобрала. Пойдем теперь в гостиную, музыку послушаем. А заодно расскажешь мне о географии и политике. А еще о своем красавце барде, если… если тебе это не грустно вспоминать, как Элмару свои подвиги.

— Мне очень даже радостно его вспоминать. Он был очень хороший, с ним было весело. И друзья у него были хорошие, с ними тоже было забавно. Славная была компания. Особенно близняшки… Там было два брата-близнеца, один флейтист, а другой барабанщик. Знаешь, как забавно втроем с двумя близнецами!

— Не знаю, — засмеялась Ольга. — Не пробовала.

— Да это я так, я не спрашиваю. Я вижу, что не пробовала. А как так вышло, что у тебя до сих пор не было мужчин? Ты состояла в религиозном ордене или дала какой-то обет?

— А откуда ты знаешь? — удивилась Ольга. — Разве я это говорила?

— Я вижу такие вещи. На тебе белая занавесь. Люди этого не замечают, а я вижу.

— Прямо так и видишь? То есть нормальные люди видят меня, мои штаны, все прочее… а ты еще и занавеску какую-то поверх всего? Все время?

— Не все время, — засмеялась нимфа. — Когда смотрю… не так, как смотрят люди… Ой, ты лучше у магов спроси, они тоже так умеют. И они знают, как это происходит. Я в теории не сильна, просто вижу… и чувствую. Даже не всегда понимаю, что именно вижу. Но белая занавесь — это просто, потому что часто встречается.

— А это всегда так символично или бывает иначе? — не унималась Ольга. — Ну вот, например, эта самая занавесь. У нас есть такой символ — белая фата невесты, то же самое примерно означает, чистоту…

— Почему именно чистоту? Вот, допустим, белый лист бумаги. Можно его просто помять, испачкать грязными руками, а можно взять перо и написать прекрасные стихи. Или нарисовать цветными красками что-то замечательное. Белый — не значит обязательно «не грязный». Скорее, это «вообще никакой». Еще не имеющий на себе… ничего. Ни плохого, ни хорошего.

— Азиль, — забеспокоилась Ольга, — ты никому не скажешь, что ты это видела?

— Почему?

— А я соврала, когда меня во дворце расспрашивали.

— Зачем? Мэтр все равно сам увидит.

— Вот я влипла…

— Не понимаю. Зачем тебе понадобилось это скрывать? Большинство девушек пытаются скрыть как раз противоположное…

— Ну знаешь… Я где-то слышала такую занятную фразу, что девственницы годятся только для одного — чтобы приносить их в жертву. Я же не знаю, какие у вас тут порядки, вдруг вы правда какому-нибудь дракону девственниц поставляете…

Азиль расхохоталась:

— Ну, ты и придумаешь! Да если бы дракону отдавали только девственниц, через год бы ни одной не осталось! Посылают просто любых незамужних девушек.

— То есть как?.. У вас действительно приносят девушек в жертву дракону? Это что, обычай такой идиотский?

— Да нет, это тяжелая вынужденная необходимость. Этот дракон просто вымогатель. Он требует, чтобы ему платили дань, иначе нападает на деревни и даже города. Вот корона и платит золотом и девушками. Уже лет десять, наверное. И ни один герой еще не смог его победить. Элмара тот самый дракон и покалечил.

— А что, нельзя послать армию, что ли?

— Будет он тебе с армией воевать! Мистралийцы пробовали. Смылся, поменял место жительства и еще пару налетов устроил, чтоб не повадно было. А с героями ему биться вроде как положено. Тем более, я смотрю, он их убивает играючи. Кроме Элмара и Этель, живым никто не вернулся.

В дверь постучали, и вежливый голос дворецкого торжественно вопросил:

— Сударыни, к вам господин Жак, личный шут его величества. Прикажете принять?

— Обязательно! — откликнулась Азиль. — Проводи его в гостиную, мы сейчас спустимся. — И снова обернулась к Ольге: — Так как все-таки это вышло, с занавесью-то?

— Да никаких обетов я не давала, — пожала плечами та. — Так жизнь сложилась. Все ждала большой и чистой любви. Да ну ее в задницу, эту мою девственность, она меня уже саму достала. Пошли лучше.

— Что здесь происходит? — с порога рявкнул полковник Сур, врываясь в помещение. — Что за бардак! Прекратить!

Бардак немедленно прекратился. Все инстинктивно встали смирно, только Саэта осталась сидеть на полу, продолжая тихо ругаться, а Кантор почти ползком добрался до стула и сел скорчившись пополам.

— Я говорил, Саэту руками не трогать! — грозно повел глазами полковник. — Чего вы в нее вцепились?

— Надо же было их растащить, — виновато объяснил командор Фортунато. — Они же и убить друг друга могли… Тем более, похоже, они именно это и собирались сделать…

— Скотина!.. — процедила сквозь зубы Саэта, с ненавистью взирая на напарника.

— Сука! — не замедлил с ответом тот.

— Молчать! — снова рявкнул полковник. — Вы что, с ума посходили?

— С ума сошел тот, кто их в пару поставил, — проворчал командор. — Они вам наработают…

— С чего все началось?

— Саэта сказала Кантору… извини, Кантор, я повторю… Спросила, правду ли говорят, что его в лагере всем бараком трахали. А Кантор ей сразу же в глаз…

— Что, ни с того ни с сего спросила?

— Да нет, они до того долго ссорились…

— Из-за чего?

Командор призадумался.

— А действительно… Кантор, ты не помнишь, с чего это у вас началось?

— Не помню… — прохрипел Кантор.

— Саэта?

— Какая разница! — злобно огрызнулась та. — Я с этим скотом работать не буду! Он мне знаете что сказал? Как жаль, что Гаэтано его не послушался, когда он советовал меня добить!

— Меня не интересует, что вы друг другу наговорили! Вспомните, с чего все началось.

— Началось с того, что они репетировали, — вспомнил Фортунато. — И Саэта отказалась пройтись с ним под руку. Так, слово за слово, все мужики скоты, все бабы суки… А ты такой, а ты сякая…

— Из-за такой ерунды? Вы что, совсем сдурели? Саэта, что за капризы? Я понимаю, что тебе это может быть неприятно, но это работа, и если надо, значит, надо. Через «не могу». Кантор, а тебе не стыдно? Ты же здоровый мужик, как ты мог ударить женщину?

— За такие вещи я бью всех, невзирая на пол и возраст, — зло бросил Кантор и с трудом разогнулся. — Проклятие, как же это я так раскрылся…