Квози - Алан Фостер

Чад знал, кто это был.

Инопланетянин. А может быть он сбежал из зоопарка или из какой-нибудь медлаборатории? Но это было не животное. Он говорил смешно, но все-таки говорил, он был одет в яркий блестящий костюм и на нем были странные сандалии. Не бог весть какая одежда для гор, но если ты весь покрыт мехом, это не имеет особого значения. Да еще эти уши. Как у кролика, только уже и слегка загнуты по краям, словно кусок мокрого картона и, казалось, они были совершенно эластичными. А какие большие глаза! Зубы маленькие, но это хорошо. Он не мог вспомнить ни клыков, ни когтей.

Да, вот еще что!

— Ма?

— Что Чад? — она вновь была у плиты.

— А у кого бывает семь пальцев?

Она в первый раз за все это время с любопытством взглянула на него:

— Семь пальцев? Вот уж не знаю. Спроси лучше у папы, но я не думаю, что такое вообще бывает.

— Да, ладно. Это я просто так, — он уселся поудобнее, выбрал кусок хлеба из хлебницы, стоящей на столе, и оглянулся в поисках клубничного варенья.

Не переусердствуй, оставь и другим.

— Ма, я есть хочу. Я ведь только из леса, ты помнишь? — Помню. Вот и побереги место для обеда. Он кивнул и намазал огромный ломоть белого хлеба нежным желе. Надо же, семь пальцев. 7+7=14. Это все равно, как еще одна рука. «А может, мне просто показалось и это все рассказы Минди?» — подумал он и нерешительно пожал плечами.

Чад уже доедал бутерброд, когда его окликнула мама:

— Найди-ка свою сестру.

— Ты же знаешь, где она.

— И ты знаешь, вот и сходи за ней.

— Ну хорошо, только она меня не послушает. Скорчит физиономию и скажет, что я ей мешаю.

— Я ей покажу «мешаю», если она заставит меня ее ждать к обеду. Скажи, что это я тебя послала.

— Ладно, — ответил он, получив официальные полномочия, и отправился в комнату сестры.

Его мама неожиданно поймала себя на странных мыслях: «Почему семь пальцев? Почему не девять или десять? Если это было существо из рассказов Минди, то у него наверняка были бы щупальца с огромными присосками. — Она пожала плечами. — А почему бы и не семь? Такое же число, как и все остальные».

Она вытянула свою руку и посмотрела на нее. Кожа сохнет от воды. Еще два года и ей будет сорок. О черт! Если она будет продолжать в том же духе, то обеда сегодня никто не дождется. И она выбросила все эти мысли из головы.

Чад не мог дождаться следующего дня, чтобы вернуться в заросли камыша на юго-западном берегу озера. Он осмотрел все, что мог и провел там целый день, рискуя задержаться после заката солнца, но не нашел никаких следов вчерашнего незнакомца. То же самое повторилось и на следующий день. Может он и правда все это придумал? И он больше никогда не упоминал об этом случае.

В течение нескольких следующих недель Чад приходил к камышам, пока почти не поверил в то, что инопланетянин всего лишь плод его воображения. Наверное он просто вообразил себя разговаривающим с ним, пожимающим ему руку, смотрящим в его разумные глаза. Ведь так быстро не может бегать никто. И вообще, может быть, его кто-нибудь разыграл. Как тот парень, что разгуливал по Вашингтону в костюме Бигфута, пока его не застукали переодевающимся в туалете на заправочной станции. Его фотографии были во всех газетах. Вот только тогда этому шутнику надо выступать на Олимпийских играх.

К тому времени, когда они вернулись в Лос-Анджелес он почти забыл об этом случае. Почти.

Разговаривающий-на-Бегу безошибочно нашел дорогу к Hope. Замаскированный вход в подземный мир выглядел так же, как и несколько дней назад. Разговаривающий с облегчением вздохнул, увидев его, так как силы и запасы подходили к концу.

Каждый камешек и каждая ветка были на том же самом месте. Никто не пользовался этим входом после него. Он нажал кнопку, сделанную в виде сучка дерева и часть скалы беззвучно отодвинулась в сторону, открывая вход в темный туннель.

В последний раз обвел он взглядом Шираз, глубоко вдохнул свежий прохладный воздух и переступил порог. Плита бесшумно встала на место. Разговаривающий со вздохом протянул руку к кнопке замка, но…

— Эй, парень, погоди-ка. Нет необходимости закрывать эту дверь, мы как раз собираемся выйти отсюда.

Его сердце ушло в пятки. Перед ним, в полной экипировке исследователей, стояли четверо взрослых Квози. «Не может быть, — яростно завопил ему внутренний голос. — Ведь на Ширазе уже восходит солнце, а дневные вылазки опасны. Опасны и чрезвычайно редки. Ну и повезло же мне столкнуться с одной из этих единичных экспедиций».

Если бы только они появились на несколько минут позже или раньше! Но они видели, как он входил в туннель. Они знают, что он был на поверхности. Да и земля на его сандалиях была достаточным доказательством его преступления. Впрочем, это уже не имело значения. Ничего больше не имело значения.

Единственным его желанием было наброситься и убить их на месте, чтобы сохранить свою страшную тайну, смыть свой позор их кровью. Но, как истинный Квози, он со смиренным видом произнес самую проникновенную и трогательную речь, на какую только был способен. Взрослые понимали всю серьезность его проступка и поэтому они не прерывали Разговаривающего пока силы не оставили нарушителя.

— Я понимаю, что вы обязаны доложить о таком серьезном нарушении закона, — едва выдавил он из себя. — Покорно прошу вас лишь об одном — примите во внимание мой возраст и тот факт, что я совершил этот дерзкий проступок на спор, но я не причинил никакого ущерба колонии.

Руководитель экспедиционной группы нерешительно дернул ушами. Нарушение безопасности колонии было гораздо важнее, чем их задание. Группе придется вернуться назад и доложить о случившемся. Его дело рассматривала комиссия из трех Квози: один из старейшин, один из поколения его родителей и последний — из его сверстников. Обычный состав для рассмотрения проступка подростка.

Комитет по приземлению не вмешивался в ход дела, хотя внимательно следил за происходящим. Частью наказания Разговаривающего должно было стать его обещание никогда не рассказывать о случившемся ни родителям, ни друзьям, никому другому. Совет Старейшин и Комитет по Приземлению больше думали о сохранении тайны, а не о соблюдении закона. Разговаривающий видел, что представитель Совета Старейшин прилагает огромные усилия, чтобы держать себя в руках. Больше всего на свете старейшине хотелось бы соскочить со своего места и до полусмерти избить этого молокососа. Большую часть времени этот старый Квози проводил вполголоса декламируя песнопения книги Шамизин, которые успокаивали его. Впервые в своей жизни Разговаривающий столкнулся с реальной угрозой физического насилия, и в его мозгу вспыхивали кровавые картинки из древней истории Квозинии.