Тем временем: Телевизор с человеческими лицами - Александр Архангельский

Ведущий. Вы знаете, любой поп-расстрига обличает религию гораздо более убедительно, чем атеист.

Долецкая. Глянец — это служба. Мы работаем, мы обслуживаем читателей и рекламодателей, которые, как Артем знает, платят нам наши зарплаты. Это совершенно определенная индустрия обслуживания. Но давайте четко разведем две вещи. Когда мы говорим про глянец или гламур, не нужно кивать на желтую прессу. Это совершенно разные продукты. И люди, которые являются героями одного журнала, никогда не будут героями иного журнала.

Ведущий. Но там, где рынок потребления, спрос, предложение, возможна ли свобода внутренняя? Или тематические границы жесткие? Есть темы, которые будут отторгаться и блокироваться? Кто бы ни написал, как бы ни написал. (Долецкая. Глянцем?) Глянцем.

Троицкий. В глянце, естественно, цензура несравненно сильнее, мощнее и всепроникновеннее, чем в газете «Правда» брежневского времени. Там-то можно было эзоповым языком хоть что-то сказать. А в глянце действуют чисто экономические законы, и у рекламодателей зверский нюх и потрясающие инстинкт и интуиция, они всегда точно знают, что надо, что не надо. У меня-то вообще были экстремальные условия в «Плейбое», я хотел сделать мало-мальски интересный журнал, у меня там были известные литераторы, статьи, исследования и так далее. Конечно, это все с моим уходом исчезло оттуда полностью. И говорить об интеллектуальном глянце, как это любят делать некоторые ребята…

Ведущий (объективно). Я читал у Алены в журнале интервью с Пелевиным, по-моему, единственное в русскоязычной прессе. (Долецкая. Татьяна Толстая нам пишет регулярно.) Да, Юрский печатался в «Voguе».

Троицкий. Это все называется ложка чего-то в бочке чего-то еще. Могут быть колонки известных писателей, можно тиснуть рассказ Улицкой. Это не меняет, собственно, ни пафоса, ни основного содержания, ни направленности продукта. Глянцевый журнал — по существу, рекламный каталог, куда, ради оправдания зарплаты редакторов, ради поддержания интереса к изданию, добавляются редакционные материалы, которые отчасти работают на ту же рекламу… Плюс уж совсем чуть-чуть Улицкой, Виктора Ерофеева, еще нескольких таких окологламурных интеллектуалов. (Долецкая, по-женски, с состраданием: Как же они тебя обидели ужасно.) Меня никто не обидел. Это я всех… (Долецкая, еще жалостливей. Как они тебя обидели.)

Ведущий. Значит, у Вас есть свобода хоть какая-то, свобода маневра, редакционная?

Долецкая. Ну конечно, ну конечно. (Ведущий: В чем она заключается?) Она заключается только в одном. Правила игры надо понимать. Первое и главное правило очень простое: если «Vogue» молчит, значит, дело плохо. «Правда» публиковала обличительные передовицы, а мы не обличаем, мы не пишем о том, что некий известный дизайнер выступил с не очень удачной коллекцией. Вместо того, чтобы восклицать: как он мог повязать такие бантики или такие чудовищные зеленые цветочки прикрепить, мы просто умолкаем. И этот человек пропадает.

И знаете что? можно я скажу о том, что будет? (Ведущий. Можно, скажите.) Все будет очень хорошо.

Ведущий. Типично глянцевый ответ. Спасибо.

Модный сговор

Исторический трактат в приятных репликах

Ольга Вайнштейн, Александр Васильев, Сергей Иванов, Андрей Дмитриев, Карина Добротворская

Участвуют: Ольга Вайнштейн, доктор филологии, историк моды, автор книги, посвященной русскому дендизму; Александр Васильев, историк моды, дизайнер; Сергей Иванов, историк как таковой, среди прочего, автор книги об истории вещей; писатель, сценарист Андрей Дмитриев, издатель журнала о модной архитектуре AD Карина Добротворская[7].

Ведущий. Долгое время считалось, что историей управляют в основном социально-экономические процессы. Даже была гениальная формула Михаила Покровского, главного советского историка: в «бобровой шапке Мономаха по Руси ходил торговый капитал». Потом выяснилось, что влияют не только социально-экономические процессы, но и климат, и география, и все, к чему прикасается человек, в чем он самореализуется, воздействуя на исторический процесс. И мода, разумеется, тоже. Но что такое мода, можно ли дать какое-то определение? И когда это явление в истории возникло?

Вайнштейн. Мода, в привычном смысле слова, связана с формированием общества модерна. Новое время, ХVII-ХVIII век.

Ведущий. А как же фразы насчет средневековых модниц, это все публицистика?

Вайнштейн. В каком-то смысле, очень ограниченном, мода была и в Древнем Египте. Но институт дизайнеров, сформированный рынок одежды, сезонная смена тенденций, это явление относительно недавнее. Собственно, первым кутюрье можно считать англичанина середины ХIХ века Чарльза Ворта. Но до него, наверное, можно упомянуть модистку Розу Бертен, которая обшивала Марию-Антуанетту. А дальше ХХ век, та мода, которую мы знаем, которая связана с брендами, с домами моды, с престижными клиентами и прочее.

Иванов. Стех пор, как люди живут обществом, у них есть модные вещи слова, поступки. Всегда были люди, которым подражали. Вот, например, Гай Петроний Арбитр, человек первого века нашей эры, которого современник назвал «арбитр омниум элеганциарум». Он был законодатель всего элегантного. Так было всегда; но слова «мода» — не было. И вот наступает важный момент, когда рождается понятие, которое подомнет под себя все остальные представления о мире. Была так называемая «платяная революция» в Европе ХIII-ХIV века. Когда оказалось, что можно произвести много всякой материи для одежды. И к ХVI веку выяснилось, поразительно, что одежда переменяется чаще, чем снашивается. Платье еще как новехонько, а его уже можно не носить, потому что уже носят другое. Вот в этот момент возникает слово «мода». Новое понятие, которое, вопреки тысячелетней традиции, точно объявляет, что оно ориентируется не на канон, не на прошлое, а на новое. Это поражает всех, масса по этому поводу ламентаций, возмущений; ломают руки по этому поводу, издеваются, но деться никуда нельзя. Происходит гигантский скачок. Вы, Ольга, совершенно правы, это связано с модерностью.

И начинаются кардинальные перемены в общественной жизни. Появление моды поразительным образом усилило роль женщины. Женщина становится основным заказчиком модных вещей очень поздно…(Дмитриев. «Крейцерова соната» об этом написана.) …гораздо позже, чем нам кажется. В средние века основными модниками были мужчины. И вообще разделение одежды на мужскую и женскую тоже вещь довольно поздняя. Задним числом оно приводит к интересному явлению, а именно к сексуализации повседневной одежды. В древнем обществе была одежда для куртизанки и была одежда для матроны, но одежда современной женщины принципиально нацелена на то, чтобы колебаться между двумя этими экстремальными точками. (Васильев. Как верно подмечено.) И, конечно, никуда не деться от промышленной революции, потому что, как было однажды сказано, мода это та подать, которую индустрия бедных налагает на тщеславие богатых.

Дмитриев. Стандарт оригинальности, вот что такое мода. Она отвечает, довлеет двум глубоким потребностям человека. Одна…

Ведущий. Заметьте, что Андрей, вопреки теперешней норме, но в соответствии с лингвистической модой использует старый оборот «довлеет чему», а не «довлеет над».

Дмитриев. Это тяжелая норма, но это не мода, это другое. «Довлеет двум»… глубоким потребностям человека. Это потребность в своей единственной уникальной жизни почувствовать себя единственным и уникальным, и потребность не быть одиноким. Потому что мода это определение «свой-чужой», это включение в социум. Но большая культура, в общем, занята тем же самым. Такой режиссер, как Вим Вендерс, уж которого никак в массовости не заподозришь, сделал гениальный документальный фильм о великом японском кутюрье Озава. Весь труд Озавы исходит из глубочайших переживаний детства. Отец в сибирском плену и так далее. А Вендерс рассказывает: я однажды надел пиджак Озавы, и вдруг стал думать о своем отце; мне стало так комфортно, как было, когда отец держал меня на коленях… И в конце фильма Вендерс говорит: оказывается, мы заняты одним делом. Просто делаем его по-разному.

Вайнштейн. У нас у всех несколько романтический взгляд на моду, что ее задают одиночки, а меня как историка моды больше интересует вопрос, а почему редактор выбирает эту картинку, а не ту? и почему он именно ее считает красивой? Раньше, в 20-е годы XX века, моду можно было объяснить теорией просачивания… (Ведущий делает стойку: Это что такое?) …суть ее в том, что высшее сословие придумывает моду, затем понемножечку эта мода распространяется, просачивается вниз, тогда ее перенимают низшие сословия, и когда она становится массовой, высшее сословие уже успевает завести новую моду. Но сейчас мода это все-таки бизнес. Действуют индустриальные механизмы. И почему, когда наступает новый сезон, у всех дизайнеров вдруг обнаруживаются общие тенденции в коллекциях? Откуда они берутся?