Профилактика - Владимир Ильин

Макс только покачал головой.

И тогда мне вдруг стало легко. Не надо никакого снотворного. Через несколько минут мы рухнем с огромной высоты в океан или на землю, и даже не успеем почувствовать боли. Это хорошая смерть. Мгновенная и безболезненная. Даже получше перерезания вен в горячей воде.

А раз так — что я, собственно, теряю? Все, что меня здесь окружает, — не более чем игра, этакий компьютерный авиасимулятор. И не страшно, если я проиграю. Я ведь уже один раз умер — в своей настоящей жизни. И, если повезет, эта смерть будет такой же иллюзией, как та, в ванне.

И я лишь крепче сжал штурвал, поудобнее уселся и спокойно сказал бортинженеру:

— Не дрейфь, Макс. Прорвемся!..

Глава 15

Как ни странно, но мы действительно каким-то чудом прорвались сквозь грозу. Напряжение, которое я испытывал, было так велико, что временами в голове образовывались провалы, и я даже не помню, что именно я делал.

Кажется, пару раз, когда я не мог удержать в потных ладонях взбесившийся штурвал, приходилось просить Макса о помощи, и вдвоем мы кое-как предотвращали неуправляемое падение самолета в черную бездну. В какой-то момент молния шарахнула так близко от кабины, что мы оба на несколько секунд ослепли и оглохли.

Потом нас накрыл сильнейший ливень, и казалось, что нос самолета раздвигает странную стену, состоящую сплошь из водяных струй, и тогда пришлось полагаться только на приборы (Макс показал мне, где находится «горизонт», по которому можно определить положение машины в пространстве)...

Грозовой фронт кончился внезапно, и, полуослепшие от чередования вспышек молний и тьмы, очумевшие от болтанки, мы вырвались к ослепительному солнцу.

Я хотел было включить автопилот, но Макс сообщил, что скоро будем садиться, и я опять рефлекторно вспотел.

К счастью, откуда ни возьмись, в кабину приплелся тот самый Митрич, про которого я уже успел забыть, — еще вполне крепкий мужик лет шестидесяти, с квадратным морщинистым лицом, серым после перенесенного приступа.

Он плюхнулся в свое кресло и, с трудом отдышавшись, сказал:

— Ну что, орлы, соскучились без меня?

Потом спросил меня:

— Ну как, сам будешь садиться или мне подсобить?

Я невольно вспомнил один голливудский боевик о том как после схватки с террористами полицейский и стюардесса пытались посадить пассажирский лайнер по подсказкам с земли, и перспектива повторить этот киношный подвиг меня не обрадовала.

— Нет уж, с меня хватит, — сказал я. — Хорошего понемножку.

И обессиленно распластался в кресле, когда Митрич взял правление на себя.

К моему великому облегчению, рейс наш оказался обратным в Москву, и мы совершили посадку во Внуково.

Пока мы занимались послеполетными процедурами, оформляли какие-то документы, заправляли самолет, подписывали многочисленные акты и накладные, я допустил ещё мaccy промахов и заслужил от своих товарищей по экипажу немало обидных слов.

Но мне уже на это было наплевать.

Улучив момент, я просто сбежал с летного поля. Прошёл через служебный выход в здание аэропорта и остановился, не зная, что делать дальше.

Вокруг меня кипела обычная суматоха, и я невольно вспомнил, что еще вчера вот так же стоял пень пнем в зале аэропортa, озираясь по сторонам, словно контуженый, только это было в Шереметьево.

Прямо на меня шли трое: мужчина, женщина и ребенок. Вид у них тоже был какой-то растерянный. Мужчина нёс тяжелый чемодан и битком набитую сумку — судя по его напряженному лицу, в обеих вещах было не меньше десятка гирь. Женщина влекла за собой за руку маленького мальчика, который с отрешенным видом глядел себе под ноги.

Я посторонился, уступая им дорогу, и услышал, как женщина сказала мужу:

— Надо было поблагодарить того пилота, который вел самолет. Если честно, я думала, что мы не долетим... Такая сильная гроза бушевала! Господи, думаю, вот мы попали!..

— Серьезно? — спросил мужчина, останавливаясь чтобы поменять местами чемодан и сумку. — А я ничего не заметил...

— Да ты спал, как барсук! — воскликнула женщина. — Вот и Гоша тебе подтвердит... Скажи, сынок, правда ведь, что рядом с нами сверкали молнии?

— Плавда, — с серьезным видом кивнул мальчик.

— Вот видишь, Слава, — сказала женщина. — Не-ет, по-моему, мы все в рубашках родились!..

Они направились к выходу, а я стоял и смотрел им вслед.

И внутри меня что-то заворочалось, обдавая душу бодрящим теплом и добродушно бормоча.

Эти люди остались целы благодаря мне. А ведь я, подлец, хотел либо бросить их на произвол судьбы, дезертировав в другой вариант своей жизни, либо врезаться вместе с ними в землю. Как же мне повезло в этом мире, вдруг подумал я. Я не знаю, где живу и есть ли у меня жилье, семья и машина. Да это и не важно. Важнее другое — тут я выполняю очень важную и нужную работу, и с каждым новым полетом мне доверяют свои жизни сотни людей. Разве это не счастье — оправдывать такое доверие, в сущности, абсолютно незнакомых людей?..

И ведь, смотри-ка, даже гибель родителей в небе над Альпами не сумела отвратить тебя от авиации. Что ж, это вполне объяснимо. В «первой» жизни ты ведь буквально бредил самолетами класса этак до седьмого. Читал книжки о летчиках, строил модели, даже одно время ходил в авиамодельный кружок в районном Доме культуры. Что тогда случилось, почему я постепенно охладел к этой профессии? Не помню. Как-то само собой получилось, что увлекся чем-то другим, и недоконченные модели так и остались пылиться на полках, пока однажды во время генеральной уборки Алка не выкинула их в мусоропровод.

Единственное, что потом напоминало мне о своей детской страсти, это традиционный укор из уст сестры по самым разным поводам: «Эх, ты! А еще хотел быть летчиком!»

В зале ожидания находилось небольшое кафе, и я вдруг ощутил зверский аппетит. Еще бы — за этот неполный полет я, наверное, потерял столько энергии, сколько не терял за всю свою «первую» жизнь.

Помимо сосисок в тесте и салата я взял двести граммов водки и бутылку пива: гулять так гулять. Сегодня я это заслужил.

Люди за соседними столиками с любопытством покосились на меня, когда я залпом осушил фужер, наполненный водкой, и запил его пивом. Наверное, они полагали, что пилотам алкоголь категорически противопоказан.

Утолив голод, я взял еще крепкий кофе-эспрессо и блаженно развалился на стуле.

Электронное табло на противоположной стене показывало время. Семнадцать сорок. Наверное, пора добираться домой, только вот, как поется в старой песенке, «где эта улица, где этот дом»?

Я достал из кармана кителя пухлый бумажник и принялся изучать его содержимое. Паспорта, разумеется, нет. Только летное удостоверение, выданное пять лет назад. На фотографии — я, только с короткой стрижкой, какой у меня никогда не было. Летчик-пилот второго класса. Круто. Ладно — с этим все ясно. Деньги — слава богу, много. Пилотам, видимо, неплохо платят. Какие-то бумажки с наспех записанными номерами телефонов, но без имен. Визитные карточки. Незнакомые фамилии, имена. И очень странные личности. Интересно, что могло связывать пилота Ардалина и некоего Андрея Викторовича Метелкина, топ-менеджера футбольного клуба «Факел»? Или вот эта: «Утлинов Григорий Алексеевич. Фирма «Глобус». Старший консультант» — откуда она ко мне попала?.. А это что? Ого, фотография четыре на шесть — наверное, специально уменьшенная, чтобы влезала в бумажник. На ней — я и какая-то брюнетка с кудряшками, в очках и в джинсовом костюмчике. Стоим в обнимку на фоне какого-то дальнего зарубежья: на заднем плане — реклама на иностранных языках, какой-то явно неотечественный памятник, потому что надпись на нем — тоже на иностранном, если не ошибаюсь, на финском... М-да. Ничего не скажешь — голубки. Кто же это — моя невеста, жена?