«Если», 1995 № 03 - Джон Браннер

Около трех часов над палаткой пронесся аэробиль, повернул и начал снижаться. У меня все это вызвало легкое беспокойство, поскольку я не имел никакого официального разрешения пребывать в данном районе. Итак, прикрыв глаза рукой от ослепительно ярко-синего сияния, я пытался придумать способ убедить представителей власти в том, что я просто турист.

Аэробиль приземлился, и из него вышли двое. На вид они были совсем не похожи на официальных лиц, но я всегда делал скидку на обстоятельства и местные обычаи, поэтому встал, чтобы поприветствовать их. Один из мужчин был примерно одного со мной роста. Светлые волосы, легкий загар. И пот. Ручьями. Его приятель, который был на несколько дюймов выше и на несколько тонов темнее, сердито откинул прядь непослушных черных волос со лба. Худой, в прекрасной спортивной форме. На ногах у обоих были городские башмаки, а не походные сапоги.

— Ты Фред Кассиди? — спросил первый мужчина, остановившись в нескольких шагах от меня и повер-нувшись, чтобы рассмотреть стену с рисунками и траншею, которую я выкопал.

— Да, — ответил я. — Собственной персоной.

Он достал носовой платок и вытер лицо.

— Нашел то, что искал? — спросил он.

— А я ничего особенного не искал, — сообщил я ему.

— Такое впечатление, что ты тут неплохо потрудился, — хихикнув, заявил мне толстяк, — чтобы найти это «ничего».

— А на каком основании вы задаете вопросы? — поинтересовался я.

Он ничего не ответил и отправился к моей траншее. Прошел вдоль нее, несколько раз остановился, чтобы заглянуть внутрь. В это же время его приятель подошел к моей палатке, потянулся к рюкзаку и высыпал содержимое на землю.

Я добрался до него как раз в тот момент, когда он разглядывал мои бритвенные принадлежности. Я попытался схватить его, но был отброшен в сторону.

Не поднимаясь на ноги, я сильно врезал ему по голени каблуком. Результат получился не таким впечатляющим, как в тог раз, когда я ударил Пола Байлера в пах, но для моих целей этого было вполне достаточно. Вскочив, я нанес ему прицельный удар в челюсть. Он упал и остался неподвижно лежать. Совсем неплохо для одного удара. Если бы я смог это сделать, не держа в руке камень, то представлял бы опасность для окружающих.

Мой триумф длился всего несколько секунд. А потом мне на спину обрушился целый мешок пушечных ядер. Толстяк оказался гораздо подвижнее, чем можно было судить по его внешности, и, когда он ловко заломил мне руку за спину и схватил за волосы, я начал понимать, что большая часть его массы приходилась на тренированные мышцы. А то, что я принял за животик, было железобетонным брюшным прессом.

— Ну ладно, Фред. Кажется, пришло время поговорить, — сказал он.

Звездный танец…

Я лежал на земле и ничего не понимал: я был избит, оглушен, наполнен болью и думал о том, что профессор Мерими оказался очень близок к неподвижному, холодному центру всего сущего, где обитают определения. Абсурд — мертвец протягивает мне руку помощи.

Я лежал и беззвучно ругал себя, вспоминая свои действия, пока краем глаза не заметил, как по моей южной границе двигается маленькое, темное, пушистое существо. Оно остановилось, посмотрело на меня и снова устремилось вперед. Я ни секунды не сомневался, что это какой-то хищник. Звать на помощь не было никакого смысла. Так что я попытался развить в себе стоицизм, одновременно стараясь получше рассмотреть зверя. Он дотронулся до моей правой ноги, и я конвульсивно дернулся, хотя и не почувствовал никакой боли. Прошло некоторое время, и зверь перебрался к левому боку.

Это был небольшой сумчатый зверек, довольно глупый на вид, в котором я узнал вомбата, — безобидного, любопытного и совершенно не собирающегося употреблять в пищу мои конечности. Я вздохнул и немного расслабился. Он мог нюхать меня, сколько ему заблагорассудится. Когда вы собираетесь умирать, даже вомбат покажется вам приятной компанией. Я вспомнил, как здоровенный подонок, не обращая внимания на своего лежащего на земле приятеля, заломил мне руку и, усевшись на меня верхом, спросил:

— Где камень?

— Камень? — произнес я с вопросительной интонацией.

Давление на мою руку усилилось.

— Камень Байлера, — сказал он. — Ты знаешь, о чем я говорю.

— Знаю! — согласился я. — Только не надо ломать мою руку, ладно? Я все тебе расскажу.

— Давай, — отозвался здоровяк, чуть-чуть ослабив хватку.

Тогда я рассказал ему все, что мне было известно о нашем пресс-папье и о том, как оно к нам попало. Я доложил ему все, что знал об этой проклятой штуке.

Как я и опасался, он не поверил ни единому слову. Более того, его партнер оклемался, пока я говорил. Он тоже пришел к выводу, что я лгу, и с видимым удовольствием проголосовал за продолжение допроса.

Чем они и занялись незамедлительно и с большим энтузиазмом, а когда прошло несколько весьма запоминающихся красных, электрических, минут, высокий сказал тяжелому:

— Очень похоже на то, что нам рассказывал Байлер.

— Точнее, на то, что Байлер говорил со слов этого типа, — поправил его другой.

— Если вы уже встречались с Полом, — вмешался я, — то вряд ли я смогу сообщить вам что-нибудь новое. Как мне показалось, Пол Байлер имел некоторое представление о том, что происходит, — чего не могу сказать о себе, — а я доложил ему все, что мне было известно о камне: то же самое я только что рассказал вам.

— О да, мы поговорили с Полом Байлером, — доверительно сообщил высокий.

— Однако тогда мы не были уверены, являются ли его слова правдой, — со вздохом проворчал толстяк.

— Как, впрочем, и сейчас. Я думаю, камень спрятан где-нибудь поблизости и ты только и ждешь подходящего случая, чтобы вернуть его. Так что ты нам все выложишь, приятель. Можешь сделать это сразу или после некоторых мучений. Выбирай.

— Я уже говорил вам…

— Ты сделал выбор, — заявил он.

Последовавший за этими словами промежуток времени не принес удовлетворения ни одной из заинтересованных сторон. Мои мучители не получили ничего из того, на что рассчитывали, — впрочем, я тоже.

Так прошел день. Позднее они решили, что ночь, проведенная на ветру под звездами среди песка, просто необходима для моего быстрейшего обращения в изюм. Достав из аэробиля спальные мешки, мои гости плотно поужинали и стали устраиваться на ночь.

Не знаю, как долго я был без сознания. Со стороны лагеря не доносилось никаких звуков, и там было совсем темно. Вомбат отполз вправо и устроился там, издавая негромкие ритмичные звуки. Он слегка касался моей руки, и я чувствовал, как он двигается и дышит.