Песнь о Трое - Колин Маккалоу

Я подумал о том, что моя собственная армия насчитывает восемьдесят тысяч воинов, и улыбнулся.

— Этого недостаточно, чтобы помешать нам взять город.

— Этого более чем достаточно, — возразил Одиссей. — Город насчитывает несколько лиг в окружности, хотя он скорее вытянутый, чем круглый. Внешние крепостные стены просто сказочны. Я измерил один камень от кулака до локтя, а потом сосчитал ряды. Высота стен — тридцать локтей, а толщина у основания по крайней мере двадцать. Они такие древние, что никто не помнит, кем они были построены и зачем. Легенда гласит, будто на них наложено заклятие и они должны навсегда исчезнуть с лица земли из-за отца Приама, Лаомедонта. Но я сомневаюсь, что они исчезнут с лица земли из-за нашего штурма. Они идут вверх под небольшим наклоном, и камни тщательно отполированы. Лестницу или крюк зацепить не за что.

Чувствуя, что меня охватывает уныние, я прокашлялся.

— Неужели нет ни одного слабого места, Одиссей? Какой-нибудь стены пониже? Или ворот?

— Да, слабое место есть, хотя я бы на него не рассчитывал, мой господин. Участок первоначальной стены на западной стороне рухнул, как я думаю, во время того же землетрясения, которое разрушило Крит. Эак починил брешь, и троянцы теперь называют ее Западным барьером. Он около пятиста шагов длиной и обтесан довольно грубо. Множество выступов и расселин для крюков. Ворот только трое: те, что поблизости от Западного барьера, называются Скейскими; на южной стороне — ворота Дардановы; на северо-востоке — Иденские. Другие входы — это без усердия охраняемые стоки и сливы, через которые за один раз может пройти только один человек. Сами ворота очень массивны. В двадцать локтей высотой, сверху через них переброшена арка с тропой, которая проходит по верху внешних стен, позволяя воинам быстро перемещаться с одного участка стены на другой. Ворота построены из бревен, укрепленных бронзовыми пластинами и шипами. Тараном их не пробить, в лучшем случае они лишь вздрогнут. Если только ворота не будут открыты, Агамемнон, тебе понадобится чудо, чтобы войти в Трою.

Что ж, Одиссей всегда был пессимистом.

— Я не знаю, как они смогут противостоять такой огромной силе, как наша, просто не понимаю.

Паламед изучал содержимое своего кубка с вином и ничего не сказал; Нестор тоже. Поэтому Одиссей продолжил.

— Агамемнон, — настойчиво произнес он, — если ворота Трои закроются, у троянцев будет достаточно воинов, чтобы тебя отбить. Ты сможешь попытаться приставить лестницы только в одном месте, у Западного барьера. Но он всего пятьсот шагов длиной. Сорок тысяч воинов облепят его, словно мухи мертвечину. Поверь, они смогут отражать твои атаки долгие годы! Все зависит от того, поверили они в то, что мы еще в Элладе, или нет. Но стоит какой-нибудь рыбацкой лодке заплыть на эту сторону Тенедоса, как нас раскроют. Думаю, тебе надо готовиться к долгой войне. — Его глаза блеснули. — Впрочем, ты можешь уморить их голодом.

Нестор задохнулся от возмущения:

— Одиссей, Одиссей! Ты опять за свое! Мы все будем прокляты безумием за такие речи!

Тот поднял свои рыжие брови, как всегда не выказав ни тени раскаяния.

— Нестор, я знаю. Но насколько я могу судить, все законы войны благоволят противнику. А это очень печально. И мое предложение уморить их голодом имеет смысл.

Внезапно почувствовав усталость, я поднялся на ноги.

— Горе людям, если бы все было по-твоему, Одиссей. Идите спать. Утром я соберу общий совет. Мы отплывем послезавтра на рассвете.

Выходя, Одиссей повернулся:

— Как Филоктет?

— Махаон говорит, нет никакой надежды.

— Очень жаль. Что будем с ним делать?

— А что с ним делать? Ему придется остаться здесь. Полное безумие брать его на военный корабль.

— Я согласен, с нами ему ехать нельзя, но здесь мы его тоже не сможем оставить. Как только мы отвернемся, тенедосцы перережут ему горло. Отправь его на Лесбос. Лесбийцы более культурный народ, они не причинят зла больному.

— Он не перенесет путешествия, — запротестовал Нестор.

— Это меньшее из всех зол.

— Ты прав, Одиссей, — согласился я. — Лесбос так Лесбос.

— Благодарю. Этот муж заслуживает, чтобы мы сделали все для его спасения.

Одиссей вдруг оживился:

— Я сейчас же скажу ему.

— Он тебя не услышит. Он уже три дня без сознания, — ответил я.

Глава тринадцатая,

рассказанная Ахиллом

Калхант сделал еще одно предсказание, которое заставило Агамемнона изменить свое решение первым из царей ступить на троянскую землю; жрец сказал, тот царь, который сделает это, погибнет в первой же битве. Я взглянул на Патрокла и пожал плечами. Если боги предрешили мою судьбу, к чему мне волноваться? К тому же это сулило славу.

Нам выдали приказы о том, как нам следует отплывать и как причаливать, мы знали, когда нам подгребать к берегу и высаживать своих воинов. Мы с Патроклом стояли на носу моего флагманского корабля, наблюдая за кораблями, шедшими впереди нас. Их было намного меньше, чем следовавших позади, ибо флот Иолка шел в числе первых. Путь указывал флагманский корабль Агамемнона — с микенской армадой слева и кораблями одного из подданных моего отца, Иолая Филакийского, справа. Дальше плыл я, потом Аякс и за ним остальные.

Прежде чем мы выступили, Агамемнон объяснил, мол, он не ожидает, что враг встретит нас с оружием в руках, — он надеялся осадить город без организованного сопротивления.

Но в тот день боги отвернулись от нас. Не успел седьмой корабль из каравана Агамемнона обогнуть оконечность Тенедоса, как с возвышавшегося над Сигеем мыса повалили клубы дыма. Они узнали, что мы затаились поблизости, и были готовы к бою.

Нам было приказано взять Сигей и немедленно следовать к городу. Когда мой собственный корабль вошел в пролив, я увидел, как на берегу выстраиваются троянские войска.

Даже ветер был против нас. Нам пришлось свернуть паруса и налечь на весла, а это означало, что половина моей армии будет слишком усталой, чтобы хорошо сражаться. В довершение всего течение, берущее начало в устье Геллеспонта, шло в сторону открытого моря, и это тоже работало против нас. Нам потребовалось целое утро, чтобы одолеть короткое расстояние до троадского берега.

Я кисло улыбнулся, заметив, что порядок, в котором мы шли, изменился: Иолай из Филакии вырвался вперед Агамемнона вместе с сорока филакийскими кораблями, которые следовали за ним вплотную, великая армада верховного царя шла от них по левую сторону. Я задавался вопросом, проклинал Иолай свою судьбу или с радостью спешил ей навстречу? Он был избран первым царем, кому предстояло ступить на троянский берег, тем, кому Калхант предрек смерть.

Честь диктовала мне приказать гребцам удвоить усилия, но благоразумие советовало позаботиться о том, чтобы мои мирмидоняне сохранили достаточно сил для битвы.

— Ты не сможешь догнать Иолая. — Патрокл словно читал мои мысли. — Чему быть, того не миновать.

Это был не первый мой военный поход, ведь я сражался бок о бок с отцом с тех пор, как спустился с Пелиона после лет, проведенных с Хироном; но все те сражения были ничем по сравнению с тем, что ждало нас на берегу Сигейского мыса. Троянцы выстраивались тысяча за тысячей, их количество все прибывало, а те несколько кораблей, которые вчера стояли на гальке, теперь были втянуты далеко на сушу, за деревню.

Я тронул Патрокла за руку и почувствовал, что она дрожит, посмотрел на свои собственные руки — как камень.

— Патрокл, ступай на корму и крикни Автомедонту на соседний корабль, чтобы его рулевые вплотную приблизились к нам, и пусть он передаст это дальше, не только на свои корабли, но и на все остальные. Когда мы причалим к берегу, то не будем крутиться в воде и носы кораблей не пробьют корпуса. Скажи ему, пусть выводит войска на берег через мою палубу, и все остальные пусть сделают то же самое. Иначе нам никогда не удастся спустить на берег достаточно воинов, чтобы предотвратить резню.

Он поспешил на заднюю палубу, сложил ладони рупором и прокричал сообщение неусыпному Автомедонту, доспехи которого сверкнули на солнце, когда он прокричал в ответ, дескать, все понял. Потом я увидел, что он выполняет все в точности: его корабль приближался к нам до тех пор, пока между его боком и нашим не остался лишь узкий просвет. Остальные корабли сделали то же самое. Мы превратились в плавучий мост. Внизу мои воины оставили весла и надевали доспехи, — набранной скорости было достаточно, чтобы нас вытолкнуло на берег. Теперь впереди меня шло только десять кораблей, и первый из них принадлежал Иолаю.

Он вонзился носом в покрытый галькой берег и, дрогнув, остановился; несколько мгновений Иолай постоял высоко на носу, колеблясь, потом прокричал филакийский военный клич и поспешил вниз, к борту. Он и его воины высыпали на берег, затянув боевую песнь. Значительно уступая противнику в количестве, они тем не менее внесли в его ряды достаточный беспорядок. Потом появился огромный воин в золотых доспехах, секирой сразил Иолая и изрубил в куски.