Мир клятв и королей - mikki host

не обязаны ими быть, но я хочу, чтобы ты знала: я готов помочь. Я сделаю всё, что в моих силах, и расскажу обо…

– Где великаны?

– …всём, – закончил он и нервно сглотнул. Взгляд Пайпер был заинтересованным и пустым одновременно, будто она, узнавшая от него о голосах, неожиданно начала их слышать и решила, что они интереснее Гилберта. Впрочем, она была права.

Гилберт думал, что о великанах ей уже рассказали. Ответ крылся всего в двух словах: великаны истреблены. Что в этом сложного? Почему никто не ответил сальватору на этот вопрос? Почему именно Гилберт должен делать это?

– Вторжение тёмных созданий началось на севере, – произнёс Гилберт, сосредоточив взгляд на книгах на полу, – а великаны жили на севере. Вышло так, что тёмные создания их истребили.

– Всех?

– Всех, – глухо повторил Гилберт. Перстень Гвендолин вдруг показался очень горячим. – Правда, в коалиции есть один полукровка. Его зовут Стефан.

В глазах Пайпер промелькнуло узнавание – Гилберт сразу же ухватился за этот блеск и, насторожившись, уточнил:

– Ты уже слышала про Стефана?

– Только имя, – немного подумав (что, по мнению Гилберта, выдало её), ответила Пайпер. – В доме дяди Джона кто-то точно говорил про Стефана… Или, может, о ком-то другом? – быстро добавила она, качнув головой. – Не могу вспомнить.

– В любом случае, Стефан хоть и не чистокровный, но единственный великан, что у нас есть.

Он произнёс это так небрежно и легко, что его едва не скрутило. Он не хотел лгать, но и выдать Пайпер всю историю великанов, – начиная от их родного мира, Гретворка, и кончая падением севера в день Вторжения, – не мог, не признавшись в том, что он отчаянно пытался забыть. Гилберт не хотел вновь чувствовать на себе любопытные взгляды, в которых слабым блеском различались жалость и презрение.

– Тебя познакомить со Стефаном? – спросил Гилберт, когда Пайпер уставилась в пространство перед собой.

– Ты можешь рассказать о нём? Хотя бы немного? Кто он, чем занимается, как вообще связан… с этим?

– Стефан был частым гостем при ребнезарском дворе. Он…

– Погоди, – Пайпер поперхнулась воздухом. – Гостем при дворе? Сколько ему лет?

– Хм-м, – задумчиво протянул Гилберт. – Точно не знаю. Около семисот, наверное. Он старейший маг из … нет, старейший маг живёт среди фей. Но господин Камари сейчас не в лучшем состоянии. Он почти не покидает дворца фей и редко связывается с кем-либо. Считай, он уже давно перестал быть магом. Так что да, Стефана можно назвать старейшим и мудрейшим магом из всех. Он знал первых сальваторов и часто помогал им.

«Что не делает его любимчиком коалиции», – мысленно добавил Гилберт. Ему не прельщала мысль о том, что Стефан, которого он знал, мог быть в сговоре с Предателем. Может, Стефан и мог кому-то показаться причудливым или, наоборот, чрезвычайно простым, но сомневаться в полезности его знаний было бессмысленно. Многие маги использовали его книги и опирались на его исследования. Даже Марселин, по неясным для Гилберта причинам недолюбливавшая Стефана, не могла не обращаться к его трудам в опытах, которые она проводила над разными частями тел ноктисов.

Взгляд Пайпер настораживал Гилберта. Он, утративший свою истинную силу, учился читать людей без неё. Рыцари объясняли ему, как читать язык тела того или иного человека, а феи и эльфы учили видеть сквозь чары. Маги говорили, что из одного взгляда можно узнать больше, чем из тысячи слов и сотни клятв, и Гилберт не раз находил тому подтверждение. Но взгляд Пайпер не поддавался пониманию: одновременно заинтересованный и отрешённый, словно она хотела во всём разобраться, но не была готова признать это перед Гилбертом.

Пайпер резко мотнула головой вправо и уставилась на распахнутую дверь.

– Пайпер? – обратился к ней Гилберт.

Девушка, качнув головой, схватила блокнот и принялась активно перелистывать исписанные чужими для неё языками страницы. Гилберт успел подумать, что она догадалась о чём-либо или, что было бы ещё лучше, всё же услышала голос Лерайе. Это позволило бы им в мельчайших деталях разработать план её обучения, подобрать лучших учителей и перенести из зала Истины в библиотеку особняка все необходимые книги. Возможно, это помогло бы Пайпер избавиться от чувства, что она оказалась втянута в эту историю случайно. И Гилберт, наконец, перестал бы изводить себя мыслями о собственной бесполезности.

Но Пайпер, подскочив на ноги, протянула Гилберту блокнот. Количество посланий увеличилось вдвое, и самым значимым, как решила Пайпер, была обведённая в несколько кругов фраза.

– Что это значит? – нетерпеливо спросила Пайпер, указав пальцем на обведённую фразу.

«Erzari dzer saar nua tertraust».

Гилберт нервно сглотнул и сжал блокнот в руках.

– Гилберт?

«Никому, кроме меня, не доверяй».

Перстень Гвендолин, кажется, сдавил ему палец.

Глава 8. И дар, и мощь

У Пайпер был выбор – сидеть в четырёх стенах и, изливая злость на несчастные книги, проклинать ничего не ответившего Гилберта. Или же, взяв себя в руки, явиться к нему и потребовать своего присутствия на ближайшем собрании его драгоценной коалиции.

До следующего собрания коалиции было три дня. Гилберт уверенно заявил, что перенесёт его на сегодняшний вечер. У Пайпер осталось полдня на то, чтобы придумать, как именно вытрясти все ответы.

Дядя Джон вооружился подносом с маффинами и Лукой с широкой, но немного дрожащей улыбкой, готового в любой момент предложить чашечку чая (тот едва не рассыпался в извинениях из-за того, что не успел с чаем в прошлый раз), и смог добиться своего. Они расположились в той части особняка, куда Пайпер так и не смогла попасть. На стенах просторной картинной галереи не было ни одного свободного места.

Галерея доказывала, что особняк и впрямь находится под воздействием пространственной магии. Не менее десяти метров в длину и пяти в ширину и высоту, со стеклянным куполом вместо потолка, пропускавшего яркий дневной свет. Усеявшие стены картины были огромны и, что самое удивительное, некоторые из них были живыми.

Пайпер стояла напротив картины, высотой и шириной не меньше двух метров, и следила за разворачивающейся на ней битвой. Кавалерия мчалась навстречу пылавшему оранжевым, красным, фиолетовым и зелёным гиганту, закрывшему всё небо. Разноцветные мазки медленно перемещались, позволяя коням бежать, воинам размахивать мечами и копьями, а пожару вдалеке пылать. Пайпер потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к этому мельтешению, и после она смогла рассмотреть самих воинов: отливающие серебром доспехи с плащами, на которых перемешались вышитые из золота животные; мерцающее оружие, хорошо различимое даже на фоне безумной фантасмагории гиганта. Но как бы Пайпер ни пыталась, она не могла углядеть, когда кавалерия переходила в атаку или когда гигант начинал действовать. Враги мчались друг к другу без остановки, и красочные мазки помогали им в этом, осторожно, так, что Пайпер совсем не замечала ни начала, ни конца.

Пайпер не нашла никакой таблички радом с картиной и, сглотнув, спросила у дяди Джона:

– Что здесь изображено?

– Войска эльфов пытаются остановить впавшего в безумие элементаля,