Снова в школу (ЛП) - Чейз Эмма

— Обещаю.

После этого Дэвид заходит внутрь. Я делаю нам бутерброды и чай, и мы разговариваем. А потом, час спустя, я звоню Гарретту. Он приезжает за нами, и мы вместе едем в полицейский участок.

~ ~ ~

Гарретт звонит своему брату, и Райан встречает нас в вестибюле полицейского участка. Прежде чем Райан забирает его, Дэвид поворачивается ко мне.

— Мисс Карпентер?

— Да?

— Я просто хочу, чтобы Вы знали… Вы действительно хороший учитель.

В моей груди такое давление, что мои кости прогибаются, как будто я могу разорваться в любой момент.

Я обнимаю его, желая сделать больше.

— Спасибо тебе, Дэвид.

— Берегите Лейлу, хорошо? — говорит он мне в плечо. — Она иногда грустит.

Я киваю.

— Я так и сделаю.

Потом мы расстаемся. Гарретт кладет руку на плечо Дэвида, сжимая его.

— Ты поступаешь правильно, Дэвид, и я знаю, что это нелегко. Я горжусь тобой.

Дэвид кивает, его лицо напряжено.

Райан хлопает брата по плечу, и Гарретт кивает.

— Я скоро с тобой поговорю.

Я делаю шаг в сторону Райана, понижая голос, чтобы только он мог слышать.

— Ты убедишься, что с ним все будет в порядке.

У него добрые, понимающие глаза.

— Сделаю для него все, что смогу.

Затем он поворачивается, берет Дэвида за руку и ведет его через дверь.

Я смотрю на то место, где только что стоял Дэвид, и мое зрение затуманивается. Гарретт прямо за мной — я чувствую жар его груди, его присутствие… его силу.

— Кэлли?

— Не думала, что это будет так. — Мое горло сжимается, мой голос хриплый и сдавленный.

— Что именно? — мягко спрашивает Гарретт.

— Я думала, что преподавание будет просто работой. Я бы отсидела год и вернулась в Калифорнию. Все просто. — Моя грудь сжимается. — Я не думала, что буду так сильно заботиться о них.

Гарретт держит меня за руку, переплетая наши пальцы вместе.

— Дети подкрадываются к тебе. У них есть сверхъестественная способность быть удивительными, когда ты меньше всего этого ожидаешь. О них легко заботиться.

Затем появляются слезы, обжигающие и тяжелые за моими веками. И мои легкие раздуваются от слишком сильных ощущений. Потому что Дэвид неплохой ребенок. Он хороший ребенок… который сделал действительно плохую вещь. И он даже не знает, почему.

И это намного сложнее. Гораздо печальнее.

— Я не… я не думала, что они разобьют мне сердце.

И я рыдаю, горе от всего, что случилось, вырывается на свободу и вытекает из меня.

Гарретт притягивает меня к себе, прижимая мое лицо к своему плечу, потирая мою спину и целуя мои волосы.

— Да. Да, они это умеют.

~ ~ ~

На следующее утро я вхожу в аудиторию, и меня встречают тридцать мрачных, удрученных лиц. Новость о том, что Дэвид сдался, что в этот самый момент он сидит в тюремной камере, уже разнеслась по школе. Я кладу свою сумку на стул в первом ряду, и моя грудная клетка наполняется бетоном.

— Мы должны закончить блокировку сегодня. Обратитесь к сцене семнадцать в ваших сценариях.

Мгновение никто из них не двигается. Они просто смотрят на меня.

— И это все? — тихо спрашивает Майкл. — Это все, что Вы собираетесь сказать?

Я прочищаю горло, перебирая страницы сценария в руках.

— Эм… Брэдли, ты дублер Сеймура. Тебе нужно начать изучать эти строки. Мне придется выбрать кого-нибудь из других театральных классов, чтобы кто-то сыграл дантиста.

— Нет. — Лейла встает, ее голос необычно тверд. — Я не собираюсь делать это с ним. Я не собираюсь его целовать.

Брэдли усмехается.

— Я тоже не хочу обмениваться с тобой слюной, неудачница.

— Заткнись, придурок!

— Да пошла ты!

— Прекратите это! — я швыряю сценарий на стул. — Не делайте этого.

— А как насчет Дэвида? — тихо спрашивает Симона. — Неужели он Вам совсем безразличен?

Этот тихий вопрос пронзает меня до костей. И вся печаль, которую я заперла, крепко заперла прошлой ночью, поднимается, грозя выплеснуться наружу.

— Шоу должно продолжаться. — Я смотрю на их грустные маленькие лица. — Вы когда-нибудь слышали это выражение? Это правда — и в театре, и в жизни. Шоу больше, чем любой из нас — больше, чем ты или я… или Дэвид. Он больше не может быть частью этого, но мы продолжим и сделаем это без него.

Тоби смотрит на меня так, словно никогда раньше не видел.

— Это жестоко, мисс Карпентер.

— Жизнь жестока, Тоби.

И я стараюсь, я так стараюсь быть жестокой — быть сильной. Но у меня горят глаза и болит сердце.

— Жизнь собьет вас с ног, каждого из вас. Каким-то образом, в какой-то момент произойдет что-то неожиданное и ударит вас прямо по коленям. Вышибет из вас дух. — Воспоминания обо мне и Гарретте пронизывают меня, насыщают меня — погружают меня в незабываемое ощущение того, что весь мой мир перевернулся с ног на голову и встряхнулся. — И я хотела бы защитить вас от этого, — мой голос срывается. — Я бы сделала это для вас — для каждого из вас, если бы могла. — Я качаю головой. — Но я не могу. — Я вытираю влагу, наполняющую мои глаза, глубоко дыша. — Итак, если я больше ничему вас не научу в этом году — позвольте сказать следующее: шоу продолжается. Вы должны продолжать, потому что жизнь продолжается. Даже когда больно, даже когда это тяжело — нужно взять себя в руки, опереться на окружающих и идти дальше.

Они неподвижны и подавлены в течение нескольких долгих мгновений после этого. Впитывая слова.

— Я сделаю это. — Майкл поднимает руку. — Я могу сыграть роль Дэвида. Я уже знаю блокировку и линии. — Он пожимает плечами, самоуничижительно улыбается и поправляет очки. — В любом случае, я практически настоящий Сеймур.

Моя улыбка Майклу благодарная… и гордая. Я бросаю взгляд на Лейлу.

— Тебя это устраивает?

Она смотрит на Майкла, а затем ее глаза поднимаются на меня.

— Да. Да, это меня устраивает.

— Хорошо. — Я киваю. — Ладно. Сцена семнадцатая.

И вместе… мы идем дальше.

Глава восемнадцатая

Гарретт

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду, говоря, что не ставил елку?

Сегодня днем мы отправились на ферму Фостера "Сруби-свое-дерево" и заметили красивую 2,5 метровую дугласову ель для дома родителей Кэлли. Потом Кэлли поцеловала меня рядом с ней, одно привело к другому — и позже мы вышли оттуда с деревом, в промокших куртках и с сосновыми иголками в волосах от возни в только что выпавшем снегу.

Сейчас мы прогуливаемся по Мейн-стрит, рассматриваем столы с выпечкой и поделками на ежегодном Рождественском базаре на берегу Озера — говорим о ее каникулах в Сан-Диего. Она искоса смотрит на меня из-под своей красной вязаной шапочки — кончик ее носа такой милый и розовый от холода. Мне хочется его укусить.

— Ну, был только я — казалось, что для одного человека много работы. Я ставил настольную елку.

— Настольную елку? Какая у тебя была печальная, маленькая жизнь. Слава Богу, теперь у тебя есть я, чтобы спасти тебя от этого.

Она закатывает глаза. Затем тянет меня к столу с романами, основанными на классике. Она покупает "Графа Монте-Кристо" и несколько других для Дэвида. Я везу Кэлли, чтобы навестить его завтра — за три дня до Рождества — в Джеймсбургском доме для мальчиков. Она несколько раз разговаривала с ним по телефону, и он, похоже, чувствует себя хорошо — сидит спокойно, пока его государственный защитник договаривается о сделке о признании вины за него.

— Привет, тренер Ди, привет, мисс Карпентер!

— Привет, ребята.

— Все путем, тренер Дэниелс! Хорошо выглядите, мисс Карпентер!

— Привет, дети.

Это происходит каждые несколько минут — нас замечают и приветствуют толпы наших студентов, пока мы пробираемся сквозь толпу. Это профессиональная опасность — как и быть загнанным в угол чересчур нетерпеливым родителем и подвергнутым импровизированной конференции.

— Дарпентер навсегда! — раздается безликий голос позади нас. И мы с Кэлли оба смеемся.