Энигмастер Мария Тимофеева - Евгений Филенко

…Она спокойна. Неподобающе спокойна для своего положения. Она уже заготовила прощальные слова, которые будут адресованы маме и папе, а также брату, бабушкам, дедушкам. И даже кошкам. Но еще не время. Она произнесет их, когда появятся первые признаки надвигающейся смерти от кванна. Она знает, как это бывает, но на всякий случай просит Пармезана о напоминании. Что никакого удовольствия тому не доставляет. Жар, ломота в суставах, невыносимые головные боли, кровотечения… все просто ужасно. «Откуда у тебя на лице кровь?!» – вдруг спрашивает Пармезан перехваченным голосом. «Это не то. Это я губу прокусила».

…Семь часов. Столько не протянул еще ни один зараженный кванном человек. «У тебя очень приличная телеметрия», – повторяет Пармезан. «Может быть, детекторы ошиблись?» – осторожно предполагает Маша. «Ну с какой стати они вдруг ошиблись!» – ворчит Пармезан без большой уверенности. «Послушайте, люди, – заявляет Маша. – Я как-то не слишком расположена умирать. Я есть хочу. Если уж на то пошло, и пить тоже. Мы можем что-то предпринять в этом направлении? Или вы решили уморить меня голодом, списав все на кванн?» До нее долетает реплика Пармезана, брошенная кому-то в сторону: «Она шутит. Идет восьмой час, а она юморит. Займитесь делом, наконец: Машка там голодная торчит…»

…Двенадцать часов. Маша дремлет, свернувшись в кресле клубочком. Деликатное покашливание возвращает ее к реальности. С экрана взирает на нее с отвратительно добрым выражением лица какой-то Айболит-переросток. «Сударыня, здесь доктор Браун Клэнси, Институт Пастера, проект «Экзодемия». Я хотел бы обсудить с вами детали нашего сотрудничества». – «Какого еще сотрудничества…» – неприветливо бормочет Маша, протирая глаза. Голос собеседника уже загодя не внушает доверия. «Мы только что направили на планету Бханмара хризаль – биотехнологическую капсулу». – «Я знаю, что такое хризаль», – ворчит Маша. «Она трансформируется в жилой модуль, куда вы перейдете из космического аппарата. В модуле имеются все удобства, включая душ и пищевой блок. Затем будет доставлено медицинское оборудование…» – «Это надолго?» – спрашивает Маша невпопад. Доктор Клэнси задумчиво мычит. И наконец изрекает, тщательно подбирая слова: «Вот уже четыре часа, как мы не знаем, что определенного вам сказать».

…Со стороны жилой модуль похож на чукотскую ярангу. Только вместо оленьих шкур он покрыт чистенькими белыми плитами из керамита. Снова упаковавшись в скафандр, Маша покидает мини-блимп. Ей нужно проделать по открытой поверхности каких-то пару десятков шагов. Мимо вымпела, недвижного памятника ее тщеславию. Она никак не может избавиться от мерзкого ощущения, будто какие-то мелкие блошки скачут по этим черным камням за нею следом, с разбегу пронизывают броню скафандра и ввинчиваются под кожу. У нее сразу начинает чесаться между лопаток. Внутри модуля светло, просторно, пахнет дождевой свежестью, а от стен слегка бьет статическим электричеством. Маша оставляет скафандр в шлюзовой камере и почти бегом направляется в душ. Она знает: кванн уже здесь. Он пришел за нею следом с поверхности планеты. Не спрашивайте, как: этого никто не знает. Кванн убивает ее – подло, исподтишка. И по какой-то причине растягивает удовольствие. Но у Маши свои планы на вечер. Выскочив из душа, едва осушившись в потоках аэромассажера, она находит пищеблок. Кофе с круассанами и сыром! Большая чашка кофе и шесть – для начала! – маленьких круассанов с сыром. Вот что спасет умирающую девушку на унылой планете Бханмара! С нею пытаются наладить общение Пармезан, доктор Клэнси и еще какие-то незнакомые личности. Маша отвечает с набитым ртом. Прошло почти восемнадцать часов, а она и не думает умирать. Вот вам всем!..

…На восходе местного дня с серых небес плавно спускается грузовой контейнер. Маша, сытая, довольная, абсолютно здоровая, отправляется на разгрузку. В скафандре с экзоскелетом такая процедура, в земных условиях казавшаяся бы невыполнимой, выглядит всего лишь скучной. Маша открывает створки контейнера и, примерившись, хватает первый ящик, белый с красным крестом. Ну конечно же, какая-то медицинская фигня… «Не стоит хлопот, мэм», – слышит она ровный мужской голос теплого баритонального тембра. Что это значит? Кто-то решил рискнуть жизнью?.. Один из ящиков начинает шевелиться и оказывается роботом. Человекоподобным, белым и на вид не очень новым. «Ага, – роняет Маша. – Здравствуй, робот, никельный хобот»[17]. В ответ она слышит нечто совершенно удивительное:

Отшельница, ты вся – терпенье,Раздумье, самоотреченье!Надень наряд, чей черен цвет,И пускай тебе воследСтруится он волною темной,Окутай столой плечи скромноИ низойди ко мне, но так,Чтоб был величествен твой шаг…[18]

«Гм… Пожалуй, только романтически озабоченного робота мне недоставало для полноты картины», – бормочет Маша под нос. Робот не в обиде. «Можете называть меня Мистер Паркер, – вежливо предлагает он. – Старинная поэзия – мое хобби. А в остальном я пусть не самый новый, но вполне добротный механизм универсального назначения. Коль скоро вы уже взялись за этот ящик, мэм, то можете транспортировать его и дальше. Он не тяжелый. Все прочее не стоит ваших хлопот: я позабочусь, чтобы оборудование было доставлено, установлено и приведено в действие. Надеюсь, мне простится маленькая вольность, но вы прекрасно выглядите». Фыркнув, Маша возвращается в модуль с грузом, который и впрямь необременителен. Затем она устраивается на диванчике в углу, по своему обычаю – с ногами, и наблюдает, как робот споро распаковывает и собирает походную медицинскую лабораторию. Центральным элементом выступает неприятного вида кресло, которое Маша немедленно обозначила в своих мыслях как «пыточное». «Мистер Паркер, – говорит она жизнерадостно. – Вас предупредили, что мы умрем вместе?» – «Да, мэм, – невозмутимо отвечает тот, продолжая сборку. – По правде говоря, я не испытываю по этому поводу никаких эмоций. В отношении себя, разумеется. Я уже довольно старый механизм. Но то обстоятельство, что вместе со мной погибнете вы, я считаю исключительно несправедливым». – «Я тронута. Похоже, на вас можно положиться». Мистер Паркер наклоняет голову, изображая признательность, а затем вдохновенно, насколько этот эпитет применим к роботу, декламирует:

И теперь, если нам умереть, мы умрем вместе    (да, нас никто не разделит!).Если нам уходить куда-то, навстречу неведомому,    мы уйдем вместе,Быть может, мы станем богаче, счастливее    и что-то познаем…[19]

…Сорок шесть дней. Однообразных, тоскливых, беспросветных. Окажись Маша в историческом прошлом родного мира, из нее получился бы неважный узник. В одиночной камере она скоро бы сломалась и спятила. Или стала бы предательницей и выдала всех своих сообщников. Здесь, по крайней мере, сенсорный голод, равно как и физиологический, ей не грозит. Она в курсе мировых новостей. Может читать, слушать музыку и смотреть самые новомодные театральные постановки. На связи постоянно находится вся группа во главе с верным другом Пармезаном. И еще разнообразные доктора, общение с которыми доставляет мало удовольствия. Хотя бы потому, что они ждут не дождутся, когда Маша начнет умирать, как и положено, и плохо скрывают свое недовольство ее отклонением от сложившихся представлений о патогенезе кванна. И, разумеется, Мистер Паркер, у которого на все случаи жизни заготовлена пространная стихотворная цитата невпопад.