Вместилище духа. История трепанации в разных культурах - Мария Медникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помимо собственно головных уборов в первую категорию входят парики, рога и уборы-наголовники. Специально отметим самоанский обычай во время церемониальных плясок надевать парики из обесцвеченных человеческих волос. Африканские чокве парики делают из веревки, имитирующей человеческие волосы. Эти веревки сплетают в прически и густо мажут глиной.
В категории индивидуальных масок Авдеев рассматривает семь дефиниций: маски-наголовники, налобники, головы, личины, маски-костюмы, ручные и пальцевые маски. По реконструкции Авдеева, самый древний вид наголовников изготавливался из черепов животных и человека. В некоторых случаях череп специально обрабатывали смолистыми веществами, воссоздавали недостающие части головы (пример – череп «невольника из Тую» из коллекции Кунсткамеры, Камерун), иногда кость не подвергали дополнительной обработке. Н. Н. Миклухо-Маклай привез из Океании маску, сделанную из половинки человеческого черепа. Тот был распилен по фронтальной плоскости, передняя часть обработана смолистыми веществами, воссозданы нос, губы и подбородок. Личину носили, держа зубами вмазанную с обратной стороны палочку.
Сейчас самое время вернуться к археологическим свидетельствам об изготовлении масок из лицевой части черепа, обнаруженных исследователями галльштаттских и кельтских древностей Европы. Такие маски найдены в Моравии и Баварии, причем технология изготовления личин в Майдо Храшко и Оппидуме Манхинга сходна с применявшейся меланезийцами.[23]
А техника воссоздания недостающих частей смолистыми веществами напоминает приемы обработки останков лицевого черепа, практиковавшиеся носителями ингульской катакомбной культуры.
Предполагалось, что маски из черепов животных появились раньше, поскольку изображения животных в искусстве предшествуют изображению человека. «Путь масок», по А. Д. Авдееву, таков: подлинная голова или череп животного – искусственное изображение головы животного – искусственное изображение головы человека, в подражание голове животного носимое таким же образом, – появление личины человека из черепа – искусственное изображение лица человека – маска-личина, изображающая животное и изготовляемая в подражание личине человека.
Категория маскоидов, уменьшенных копий масок, заслуживает особого упоминания потому, что они являлись воплощением предков. Маленьким маскам приносили жертвы, их мазали кровью, «кормили».
И, наконец, грим как редуцированная маска и средство ритуального преображения также имеет непосредственное отношение к археологической проблематике, и прежде всего, на наш взгляд, к погребальным обрядам. Вот как описывал гримировку индийских актеров катхакали А. Мерварт в 1916 г.: «Процедура эта долгая и утомительная… актерам приходится покрывать лицо несколькими слоями рисовой пасты, и они обычно ложатся при этом на землю и даже засыпают, чтобы сберечь свои силы…
Грим актеров состоит главным образом из толстых слоев рисового клейстера, делающих совершенно невозможной какую бы то ни было мимику лица. Последнее превращается благодаря гриму и раскраске в неподвижную маску». Если сон подменить символической смертью, то появление лицедея с гримом-маской на лице можно рассматривать как воскрешение в новом качестве.[24]
Развивая эту мысль, заметим, что «занавешивание» лица имеет место и в различных инициационных, и в свадебных обрядах (фата), где выполняет функцию обозначения переходного состояния, временной смерти.
Это состояние отчетливо угадывается в инициационных обрядах Океании: «после нескольких дней отдыха неофиты покрываются известковой кашей, так что они выглядят совершенно белыми и не могут раскрыть глаз». По В. Я. Проппу, белый цвет есть цвет смерти и невидимости. Временная слепота – также знак ухода в область смерти. После отмывания от извести инициируемый прозревает, что становится символом обретения нового зрения, и получает новое имя. Отверзание глаз рассматривается в ряду с другими инициационными действиями – обрезанием и выбиванием передних зубов. По Проппу, сходным значением обладал запрет умываться: посвящаемый не только не умывался, но и обмазывался золой, то есть также «становился условно невидимым».
Даже если обратиться только к происхождению классической театральной маски, трудно не заметить ее древний сакральный смысл. На празднике Анфестерий архонт-жрец изображал Диониса. Затем маски смогли надевать участники театрального представления. В те времена театр был не развлечением, а принятым в Афинах способом чтить бога Диониса. О том, что это было очень серьезное действие, свидетельствуют сообщения античных источников о других способах почитания Диониса. Например, когда жители Аргоса поначалу не приняли Диониса, он наслал на них проклятие, и ахеянки обезумели, принявшись резать ножами и мечами своих же младенцев. В представлениях древних греков Дионис часто выступал как мрачное хтоническое божество, требовавшее человеческих жертвоприношений для обеспечения плодородия.
Приносимым в жертву часто отрубали голову.
М. М. Бахтин проследил эволюцию маски от первоначального строго культового значения до частно-бытового, как в комедии дель арте (Панталоне, Арлекино и др.): «У Аристофана мы явственно видим еще культовую основу комического образа и видим, как на нее наслаиваются бытовые краски, еще настолько прозрачные, что основа просвечивает через них и преображает их… Можно сказать, что у Аристофана на образ смерти (основное значение культовой комической маски) наслаиваются, не застилая его полностью, индивидуальные и типически бытовые черты, подлежащие умерщвлению смехом. Но эта веселая смерть окружена едою, питьем, непристойностями и символами зачатия и плодородия». Рис. 59
Рис. 59. И для современных художников маска служит воплощением трагедии: Г. Климт. Эскиз к аллегории «Трагедия».
Самая известная венецианская маска – баута, по сути, маска смерти, сошедшая со средневековых миниатюр, на которых смерть чаще предстает в облике мужчины. Ношение бауты не случайно предполагает временный отказ от собственного лица, индивидуальности и норм морали, средневековой корпоративной принадлежности.
В археологических артефактах моделирование головы умершего часто сопряжено с манипуляциями в области глаз. Иногда такие действия расценивают как обезвреживание покойного, иногда – как своеобразное украшение или упреждающее средство, способное уберечь останки от разложения.
Мы уже упоминали раковины, использовавшиеся при моделировке иерихонских черепов. Инкрустация области глазниц янтарем характерна и для погребального обряда древнего населения Прибалтики. В могильнике Звейниеки найдены черепа с янтарем в глазницах и глиняными масками, датируемые 3450–3150 гг. до н. э.
Приблизиться к пониманию смысла подобных действий, на наш взгляд, вновь помогает фундаментальный труд В. Я. Проппа «Исторические корни волшебной сказки». Пропп выделяет категорию фольклорных персонажей – хранителей царства мертвых.
В русских сказках это Баба-яга, в немецких – «красноглазая» ведьма, в греческой мифологии – циклоп Полифем и т. д. Общая особенность героев – они слепы или их ослепляют по ходу действия. Например: «когда она [Яга] уснула, девка залила ей глаза смолой, заткнула хлопком…». Яга из царства мертвых не видит ушедшего в царство живых, и, наоборот, культурный герой, попадая живым в царство мертвых, должен временно ослепнуть.
Сходный механизм действует во время инициации: магическому отверзанию глаз предшествует искусственная слепота, отверзанию уст – немота, обрезанию – воздержание. Можно добавить, что в кельтской мифологии выделяется мотив слепоты друидов, который соотносится с их способностью к прорицанию.
Изучение
