Писатели и стукачи - Владимир Алексеевич Колганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если отвлечься от конкретных обстоятельств, то одна из причин трагической судьбы Всеволода Мейерхольда заключена была в его характере. Вот мнение режиссёра Михаила Левитина:
«Мейерхольд в своей жизни так много играл со всеми – и всех переигрывал. Возможно, уверившись в себе, он решил поиграть и со смертью?».
Похоже, что излишняя самоуверенность, вера в своё интеллектуальное превосходство над другими людьми помешали ему вовремя почувствовать, что заигрался.
Оказавшись в тюрьме НКВД, Мейерхольд понял, что жизнь устроена не так, как он воспринимал её, глядя на игру актёров своего театра. В жалобе на имя прокурора и в письме Молотову он описал жуткие пытки, которым подвергался после ареста. Трудно понять, зачем такие методы воздействия применялись к больному старику. Не та это фигура, чтобы выбивать из неё показания. Одно дело командарм или ответственный партийный работник, обвиняемый в подготовке к свержению советской власти, а тут какой-то театральный режиссёр. Проще всего предположить, что следователи перестарались. Неужели так трудно было убедить арестанта в том, что он японский шпион? Вот и Тухачевский признал существование заговора уже на следующий день после того, как оказался на Лубянке.
Видимо, Мейерхольд поначалу упирался, ну а затем стал оговаривать всех подряд. В этом списке были не только те, на кого следователи указали арестанту. Приведу лишь некоторые, наиболее известные фамилии: Юрий Олеша, Михаил Ромм, Борис Пастернак, Николай Эрдман, Илья Эренбург, Алексей Дикий, Дмитрий Шостакович, Сергей Эйзенштейн, Константин Федин, Лидия Сейфуллина… Цвет советского искусства, и многих из них Мейерхольд назвал заговорщиками, членами террористической троцкистской организации.
Тут не совсем понятно вот что. Если целью следователей было раскрытие заговора среди театральной общественности, то почему полученные признания так и не вошли в обвинительное заключение? Скорее всего, в НКВД накапливали обличительные материалы на тот случай, если придёт команда «сверху» арестовать того или иного человека из списка Мейерхольда.
Можно предположить, что по совету или под давлением следователей оговаривая своих коллег, Мейерхольд пытался купить себе свободу. Ну а когда понял, что всё равно будет осуждён, отказался от прежних показаний и стал писать жалобы в высшие инстанции. Отчасти этим можно объяснить суровый приговор: оставлять в живых такого «жалобщика» не стоило – потом хлопот не оберёшься.
Но главная причина, как мне кажется, в другом. Сталин наконец-то понял, что Мейерхольд – это закоренелый враг. Враг, который водил его за нос, маскировался, прикрываясь большевистской фразеологией. А вождь обмана не прощал. После жестокого разочарования в Тухачевском любое сомнение в человеке он толковал однозначно, отдавая приказ о его аресте.
Что касается обвинения Мейерхольда в шпионаже, тут всё предельно просто. Своих симпатий к Троцкому вплоть до его опалы Мейерхольд не скрывал. Если бы его обвинили лишь в «троцкизме», мог возникнуть вопрос, почему великий вождь позволял руководить театром, расположенным в нескольких сотнях метров от Кремля, стороннику врага советской власти? А вот если Мейерхольд работал на иностранную разведку, тогда всё без вопросов. На то он и шпион, чтобы уметь скрывать своё настоящее лицо. Ну а суровый приговор подводил жирную черту под сомнениями и делал излишними неудобные вопросы.
Конечно, оговор под нажимом следователя никому не придёт в голову назвать доносом. Мейерхольд был не последним, кто вынужден был оговаривать себя и других. И всё же есть свидетельства того, что он писал доносы ещё в ту пору, когда находился на свободе. Леонид Варпаховский, режиссёр, работавший в театре Мейерхольда, как-то в разговоре признал: после ареста первое, что показал следователь, был донос, написанный Мейерхольдом. О том же рассказывала дочь Варпаховского в интервью с Дмитрием Быковым – речь о конфликте её отца с Мейерхольдом:
«Анна Варпаховская: Он даже написал донос на отца в органы НКВД.
Дмитрий Быков: В это верю с трудом.
Анна Варпаховская: Он существует. Отец на него наткнулся, вернувшись с Колымы. В 60-е годы он нашёл это письмо. Это был запрос НКВД по поводу папы. Он там пишет, что Варпаховский – это элемент крайне нежелательный в системе нашей, что к нему нужно относиться с большой осторожностью».
На самом деле запрос пришёл из военкомата. Мейерхольда попросили дать на Леонида Варпаховского «подробную политическую характеристику с указанием в ней социально-политических, производственных и личных качеств». Вполне логично предположить, что истинные авторы этой просьбы сидели на Лубянке, однако формально они тут ни при чём. Видимо, было опасение, что в ответе на запрос из НКВД Мейерхольд будет осторожен, ну а в какой-то там военкомат напишет всё, что думает, не сдерживая своих эмоций. Так и получилось, в чём можно убедиться из отрывков письма, которое Мейерхольд направил в Краснопресненский военкомат:
«Варпаховский мыслил себе организовать научно-исследовательскую лабораторию не столько в интересах театральной культуры Союза, сколько в интересах личных: собирая материал, присутствуя на репетициях, добывая материал из стенограмм выступлений Мастера – Варпаховский замышлял выпускать большое количество рукописей, которые можно было бы печатать за соответствующий гонорар и в ВТО и в ГИХЛ’е. Эта тенденция Варпаховского была своевременно вскрыта и за его работами было организовано наблюдение».
Здесь ещё нет никакого компромата, но обращает на себя внимание почти профессиональный подход, который выразился в том, что организовали наблюдение.
«В отношении расходования средств, ассигнованных Наркомпросом на научноисследовательскую лабораторию Варпаховским была допущена небрежность. Заказывали аппараты без предварительного представления проектов и моделей и без предварительного утверждения смет. Действия Варпаховскиго заставили художественного руководителя написать ему письмо, копия которого представляется при этом».
А тут уже присутствует намёк на некоторые злоупотребления. Но дальше – больше:
«Потом он пытается улизнуть от новых своих обязательств: он пытается, засекретив свое обращение, вырвать у Наркомпроса разрешение на организацию Лаборатории вне ГОСТИМ’а (без контроля со стороны партийцев, следовательно?). Это вынудило Директора Лаборатории поставить вопрос перед Варпаховским о его карьеризме и его антисоветских методах работы».
«Антисоветские методы» – это уже кое-что. Наверное, так подумали в НКВД. И наконец, самое главное в характеристике – выводы:
«Какие бы не выставлял Варпаховский доводы в своё оправдание – Директор Лаборатории (Вс. Мейерхольд) и Директор ГОСТИМ’а (он же) глубоко убежден в том, что в лице Варпаховского мы имеем тип чуждый нам, с которым надо быть весьма и весьма осторожным».
Помимо Мейерхольда, письмо подписали парторг театра и председатель местного комитета профсоюза. Это было в ноябре 1935 года, а через два месяца Варпаховского арестовали. На первый
