Грех межзвездный - Филип Фармер

– Но в то же время вы обязаны помнить, что «ламед» на груди означает не только привилегии, но и ответственность.

– Буверняк, авва.

Макнефф на полном ходу остановился и нацелил Хэлу в грудь длинный костистый палец.

– Тогда почему не отращиваете бороду? – резко спросил он. И метнул свирепый взгляд.

Хэл почуял, что цепенеет, как во времена, когда в него, в малолетку, АХ, Порнсен незабвенный, точно так же целился пальцем и таким же испепеляющим взглядом буравил. И ушла душа в пятки, будто Хэл Ярроу и вправду нашкодивший пацаненок.

– Я… я…

– Должно не только стремиться к получению «ламеда», должно стремиться постоянно доказывать себе и окружающим свое право носить его. Безупречность и только безупречность помогает преуспеть в этом, беззаветное усилие блюсти свою безупречность!

– Извините, авва, – сказал Хэл дрогнувшим голосом. – Я прилагаю беззаветное усилие и блюду свою безупречность.

И с этими словами набрался смелости глянуть сандальфону в глаза, хотя, откуда набрался, и сам не знал. Смелости глянуть и смелости лгать наглейшим образом, лгать в присутствии безупречнейшего из безупречнейших, великого сандальфона! Он, Хэл, погрязший в еретической скверне!

– Однако не понял, что общего между моей безупречностью и тем, что брею бороду. Ни в «Талмуде Запада», ни в каком-либо другом труде Впередника нет ни слова об истиннизме или антиистиннизме касательно бороды.

– Вы мне будете рассказывать, что есть и чего нет в писаниях? – вспылил сандальфон.

– Разумеется, нет. Но при том я говорю правду, не так ли?

Макнефф снова заходил по кабинету.

– Мы обязаны быть безупречны, обязаны. Даже малейшее послабление псевдобудущему, малейший отход от истиннизма способны опорочить нас. Да, Сигмен нигде и никогда не высказывался по поводу ношения бороды. Но давно распознано, что только истинно безупречный достоин отращивать бороду по примеру Впередника. И в знак своей истинной безупречности мы обязаны блюсти соответствующий внешний вид.

– Всем сердцем согласен, – сказал Хэл.

Дошло, что дрожит он только по старой привычке, будто стоит навытяжку перед Порнсеном, а не перед архиуриелитом. А Порнсена нет, с Порнсеном покончено, его пепел развеян по ветру. Рукой самого Хэла развеян во время погребальной церемонии. Мысль об этом добавила Хэлу решимости.

– В штатной обстановке немедля отрастил бы, – сказал он. – Но нахожусь в поле и помимо исполнения прямых служебных обязанностей произвожу эффективный сбор агентурных данных. Обнаружилось, что наблюдаемые считают бороду омерзительной; как вам известно, у них нет растительности на лице. Им непонятно, почему мы отращиваем бороды при том, что располагаем средствами для удаления волос. Им дурно в присутствии человека с бородой. Я не смог бы войти к ним в доверие, если бы отрастил бороду. Но как только мы перейдем к окончательному решению поставленной задачи, я немедленно отращу бороду.

Макнефф хмыкнул и запустил пальцы в рыжее свидетельство своей безупречности.

– Отчасти резонно. Нештатная обстановка и ее последствия. Почему своевременно не поставили в известность?

– Вы настолько заняты с утра до вечера, что не хотел вас отвлекать по личному делу, – ответил Хэл.

А сам гадал, найдется ли у Макнеффа время и охота проверить правдивость слов бритого «ламедника». Жучи-то ни единым словом не обмолвились Хэлу насчет бород у землян. Все это он выдумал себе в оправдание, припомнив, как американские индейцы были удивлены видом бородатых белых людей. Где-то когда-то об этом читал.

Макнефф еще раз кратко напомнил Хэлу, как важно блюсти безупречность, и отпустил с Сигменом.

И Хэл, с трудом справляясь с дрожью после этого нагоняя, отправился домой. Дома принял маленько для успокоения, а потом добавил, чтобы поужинать вместе с Жанеттой. Когда чуток тяпнешь, перестает действовать на нервы зрелище, как Жанетта кладет себе пищу кусок за куском в открытый рот, – это он усвоил безупречно.

17

В один прекрасный день, возвратись с рынка с тяжеленной корзиной, Хэл Ярроу объявил:

– Больно ты нажимаешь на солененькое в последнее время. Уж не за двоих ли? А может, и за троих? Жанетта побелела.

– Ты что? Ты в своем уме? Что говоришь! Он бухнул корзину на стол, взял ее за плечи.

– Буверняк, в своем. Не сей секунд в голову взбрело – давно замечаю да помалкиваю. Сначала убедиться хотел. Так я прав?

Она в одну точку уставилась, а саму трясет.

– Ой, нет! Не может быть!

– Уж так и не может!

– Да. Я знаю. Не спрашивай, откуда знаю. Но этого не может быть. И вперед не смей говорить мне такие вещи. Даже в шутку. Я с ума сойду!

Привлек ее к груди, сказал поверх плеча:

– Это из-за того, что не можешь? Из-за того, что знаешь: от меня детей не будет?

Пышная, слегка пахнущая духами прическа слегка дрогнула.

– Знаю. И не спрашивай, откуда знаю. Приотпустил ее, удержал на расстоянии вытянутых рук.

– Слушай, Жанетта, кажется, я понял. Мы с тобой относимся к разным видам. Как твои мать и отец. Но у них были дети. Точно так же, например, у осла и кобылы могут быть детеныши-лошачихи, но сами лошачихи бесплодны. Можно скрестить льва и тигрицу, а вот получившихся львигра и тигвицу – уже нельзя. Верно? И ты боишься, что с тобой, как с той лошачихой!

Она ткнулась лицом ему в грудь, от ее слез рубашка мигом насквозь промокла.

– Люба моя, давай смотреть правде в глаза. Может, так оно с тобой и есть. Ну и что? Впереднику ведомо, у нас положеньице то еще, не хватало нам ребеночка! Хорошо бы… да ну… у тебя есть я, у меня есть ты, разве не так? И большего не прошу. Главное, есть ты.

Утер ей слезы, поцеловал, помог затолкать покупки в холодильник, но мысль – она есть мысль: придет – не вдруг отвяжется.

Соленого и молочного Жанетта поглощала много больше нормы, особенно молочного. Но перемен во внешнем виде, чтобы сами за себя говорили, не было. А хоть как-то должно же сказаться это обжорство! Месяц прошел. Хэл с Жанетты глаз не спускал. В нее уходило, как в прорву. И безо всяких последствий.

Решил, что ошибся. И то сказать: вид другой, обмен веществ другой, а что он в этом понимает?

Еще месяц прошел. На выходе из библиотеки «Гавриила» снова попался навстречу Тернбой, ШПАГ-историк.

– Слух идет, технарей можно поздравить, – привязался. – Нынче в 15. 30 на планерке вроде бы объявят, что последняя серия удалась.

– Неужели буверняк?

Отчаянием жгло, но Хэл постарался, чтобы голос не выдал.

Когда в 16. 50 планерка закончилась, побрел домой – куда ж еще? – а лучше бы на край света. Пситовирус был уже в производстве. Самое большее через неделю наберется столько, что хватит наполнить емкости шести самолетов-снарядов. Первым номером по порядку намечена обработка города Сиддо. Следуя по разворачивающимся спиральным траекториям, самолеты-снаряды засеют район приличных размеров. Потом их возвратят, перезаправят и вышлют снова. И так до тех пор, пока не будет поражена вся Оздва.